Страница 22 из 54
Бруд чувствовал окружающее его напряжение, но старался не замечать нервных смешков и шопота молитв. Но внезапно, вместо привычных звуков, раздались протяжные всхлипы. Воин повернул голову. На глазах Лоэрта были слезы.
В быстро наступающей темноте, благодаря красным огонькам факелов, без труда можно было различить надвигающуюся армаду противника. Бесчисленные толпы. Огненно-красное море смерти.
Великий Рок! Сколько раз Бруд видел этих презренных дикарей... Сколько раз он чувствовал надвигающуюся бурю и прощался с жизнью. Наверное, он действительно привык! И была в этом равнодушие, какая-та странная прелесть - будто игра с собственной судьбой, ставка в которой - вечное забвение.
Рука сама потянулась под кирасу и, сорвав с груди камень на красной нити. Не долго думая он передал амулет юноше. Лоэрт с трепетом взял подарок, сжав его в кулаке. Слезы сами собой исчезли в потоке теплого ветра. На лице Бруда возникла едва заметная улыбка. Ученик улыбнулся в ответ.
***
Кортеж остановился возле огромного обелиска возвышающего на небольшом усыпанном алыми тюльпанами холме. Генерал Лоэрт Ри легко спрыгнул с коня и, кинув уздечку подоспевшему воину, сделал несколько быстрых шагов вперед. Но от былой легкости, с которой он проделывал этот трюк много-много раз, не осталось и следа.
Лоэрт Ри подошел к обелиску и, склонившись на одно колено, осторожно прикоснулся к выбитым на камне именам. Та битва навсегда осталась в его памяти. Именно она изменила ход воины, именно на этой битве он потерял своего друга и наставника. На щеках генерала Лоэрта как и в тот роковой день, много лет назад, появились слезы.
Склонив голову, он прислонил ладонь к холодному, бездушному камню. Слезы продолжали катиться из глаз все сильнее. Лоэрт пальцами пробегал по ровным строчкам, вспоминая имена каждого погибшего воина. Но не было среди них единственного храбреца. Того, кто должен был навсегда остаться в памяти других людей. Того, кто желал этого больше жизни.
Сжимая в руке обычный дорожный камень, обвязанный темной нитью, генерал Лоэрт Ри пообещал своему старому учителю, что его подвиг и его имя никогда не исчезнет со страниц великой летописи.
***
- Хорошая история?
- Ага...
Пятилетняя Сюзи сладко потянулась и, обняв брата, с интересом посмотрела на красивую цветную обложку.
- А как ты думаешь, Бруд. Действительно был воин с таким же именем как твое?
- Не знаю, - мальчик отложил книгу в сторону. - Думаю, да. По крайне мере мне хочется в это верить.
- А камень? - не унималась Сюзи. - Он, правда, был заговоренным?
- Конечно! - не раздумывая, воскликнул Бруд. - Ведь камень все-таки исполнил его желание. Иначе бы про него не написали книгу. Да и мы с тобой о нем помним. А стало быть, и камень, и нить действительно были волшебным...
Волшебство по закону
Сегодняшнее утро стало настоящим праздником для всех жителей столицы - ведь не каждый день на площади за одну ночь вырастает целый город бродячих артистов.
С первыми лучами солнца мир ожил. Глашатаи разлетелись, будто птицы во все стороны королевства, извещая всех и каждого о готовящемся представлении. Стены и фонари украсили разноцветные гирлянды, крыши опутали паутины канатов и флагштоков, а горожане стали чаще улыбаться, завидев на мостовой веселящихся шутов и вдумчивых бардов.
Никто не знал: откуда они взялись, и когда покинут столицу - но каждый в глубине сердца мечтал, чтобы праздник продолжался как можно дольше и хмурые дни сменились радостными трелями талантливых артистов. Щедрые музыканты давали концерты от заката до рассвета, даже луна, и та покачивалась в такт мелодичной лютне.
Дюжина дней, потом вторая - артисты не наскучили горожанам и с каждым новым выступлением, зрителей собиралось все больше и больше.
Солнце светило ярко и за время пребывания кочевых виртуозов на город не обрушилось ни одного дождя. Непогода, словно заговоренная, обходила стороной округу, не желая огорчать веселящихся зрителей.
На двадцать седьмой день, выступление решил посетить принц Марк ди Соуза. Вначале он хотел веселясь раствориться в толпе и лично опробовать каждый из аттракционов: лопнуть огромной иглой летающие воздушные шары, выдуть самый огромный в мире мыльный пузырь и побороться подушками с каким-нибудь чумазым забиякой, сидя на узкой жердочке, - но, последовав совету канцлера, умерил свой пыл.
- Никак нельзя допустить, чтобы Его Высочество уподобился простолюдинам, совсем позабыв о своем высоком положении. Принц грустно вздохнул и согласился: десять лет еще слишком юный возраст, чтобы стать настоящим королем и принимать самостоятельные решения.
Спрятавшись за углом и накинув на плечи темный дорожный плащ, принц в сопровождении канцлера наблюдал за тем, как веселятся его потданые.
Горожане радовались, кричали, улюлюкали запуская в воздух воздушных змеев и выстреливая радужные конфетти, - а их будущий повелитель стоял в тени и завидовал им всем сердцем. И ненависть к артистам росла у него с каждой новым вздохом.
Однажды канцлер завел разговор, объяснив принцу, что тот слишком мягок к своим вассалам. На следующий день королевство омрачил очередной закон: отныне любое веселье под запретом и разрешается только с личного позволения Его Высочества.
Теперь все без исключения радостные дурачества стали для жителей королевства сродни ужасной болезни, от которой еще не придумали ни одного лекарства.
День радости, в одну секунду обратился ночью скорби...
Мрачные тучи обняли высокие шпили королевских башен. Глашатай зачитал соизволение принца. В последнюю минуту звонкий голос сорвался, едва сдерживая слезы. Горожане заворожено, а многие со страхом, взирали на тучных палачей, чьи лица были скрыты глубокими красными колпаками. Кто-то попытался возразить, вымолить прощение для стоявших на эшафоте артистов.
Но принц был неприклонен.
Когда шеи приговоренных к смерти сжали грубые петли веревок, бродяги исполнили свою последнюю песнь и зааплодировали сами себе. Горожане рыдали. Это было лучшее в их жизни выступление.
Канцлер, состроив недовольную гримасу, взмахнул платком, который он держал у лица, чтобы его носа не достигла всякая зараза. Поклонившись, главный палач, незамедлительно исполнил приказ.
С тех пор прошел десяток стремительных, но между тем пустых и довольно печальных лет. Королевство не обременяли голод и неизлечимые болезни, но с каждым годом, люди все реже одаряли знакомых приветливыми улыбками, а позже и вовсе перестали радоваться новому дню.
Зато счастье короля не знало предела.
В это утро солнце озарило огромные покои Его Величества ласковыми лучами похожими на занавес солнечного театра. Для короля это было очередное, ничем ни примечательное начало дня.
Пресный завтрак, затем игра в крокет, - к середине дня молодого правителя опять обуяла неимоверная скука.
- Прошу прощения, Ваше Величество, - заискивающе проникнув в покои короля, канцлер низко поклонился и полушепотом произнес: - Сегодня, наш город посетили артисты.
- Что? Да как они смели! - вскочил Марк ди Соуза. - Я же запретил радоваться в моем королевстве! Как их пропустила стража?!
- Понимаете, это не обычный театр, Ваше Величество. Их пьесы печальнее осеннего дождя, а речи напоминают некрологи по умершим. На их выступлениях люди рыдают горькими слезами, а не рукоплещут от радости.
- Я должен на это взглянуть, - твердо заявил король.
***
Безликие серые лица, абсолютно одинокие, лишенные всяких эмоций - словно мраморные скульптуры, подпирающие своды королевского зала, - проплывали мимо канцлера. Тот кланялся, провожая их лукавым взглядом. Он ненавидел всех и каждого, и этой самой ненавистью, наполнил сердце короля как пустой сосуд.