Страница 120 из 133
Можно было только догадываться, что в этом мире были те, кто уже имел миллионы, но психологически еще не осознал себя миллионером. Были и те, кто не имел миллионов, но мастерски играл роль миллионера.
Разговоры, что велись вокруг, были убого однообразны. Так, пара его ровесников, возлежащих по правую руку от него, уже полчаса обсуждали проблему, которую можно было обозначить двумя словами: наварить и отстегнуть. Чтобы получить навар, нужно было отстегнуть. Хорошо отстегнешь — хорошо получишь, плохо отстегнешь — плохо получишь… Даже Эллочка-людоедка поразилась бы скудности лексикона означенной пары. Но ничего не поделаешь, как пишут в газетах — явление времени.
Он уже различал две половинки этого мира. Первая отдыхала, вторая зарабатывала на первой или, как модно говорить, доила первую. Доильщики в свою очередь делились на три группы. Первая осуществляла свою деятельность вполне официально. Многочисленные бармены и официанты разживались чаевыми, уборщицы собирали пустые пивные кружки, получая часть невостребованных залогов; аттракционеры имели ту же цель — получить из кошельков новых хозяев жизни как можно больше монет. Аттракционеров доили рэкетиры, правда, не так часто, как те — гостей «Жемчужины». Представительницы самой древней профессии занимали в этой иерархии особое положение: днем они были отдыхающими, а вечерами доили тех, кто мог заплатить.
Повалявшись еще немного, Федя рискнул искупаться. Однако море, взбаламученное штормом, было грязным, и удовольствия от купания он не получил. По возвращении его ждала неприятность. Справа от его топчана располагалась шумная пьяная компания. Его соседи слева, мужчина и женщина, говорившие о наварах, почли за благо покинуть свое место. Надо было уходить и ему. И не то, чтобы компания мешала ему своими разговорами, но он кожей чувствовал опасность, исходящую от них, а кроме того, некое презрение в их взглядах. Ничего удивительного, даже в плавках он отличался от этих людей, уверенных в себе и державших жизнь за горло. У него все наоборот, это его жизнь долго держала за горло, и он лишился уверенности в себе…
Впрочем, Федя не пытался играть роль богатого человека. Он не смог бы ее сыграть, за таким человеком стоит состояние, оно и дает уверенность в себе, и никакие внешние атрибуты: кольца и перстни, американские кепки с большим козырьком, банки с пивом и баллоны с тоником, большие, похожие на простыни, махровые полотенца с изображенными на них сценами из жизни кувейтских шейхов — не могут ввести в заблуждение. Однако и этих вещей у него нет для полноценного спектакля, так что его не стоило и начинать.
Федя взял полотенце и перебрался на другое место, куда через некоторое время прибился другой отдыхающий. Новоявленный сосед расстелил на топчане вафельное полотенце, сбросил с ног кроссовки фирмы «Кимры» и представился:
— Афанасий…
— Владимир, — назвал Федя свое вымышленное имя.
Через полчаса словоохотливый и чересчур контактный Афанасий рассказал о себе все и начал говорить о «Жемчужине».
— Я знаю все о здешних порядках, у меня теща вахтером работает. Вон она стоит возле турникета… В день ее дежурства я отдыхаю здесь, остальное время на диком пляже.
— Плохо, что теща на вахте, — подыграл ему Федя, поняв, что этого человека ему сам Бог послал. — Смотри, сколько здесь красивых женщин.
— Эти женщины не для нас с тобой, — ответил собеседник и выплюнул изо рта спичку, словно сожалея об этом. — Если бы моя теща была за тридевять земель отсюда, ничего бы не изменилось… Знаешь анекдот про «Жемчужину»? Приехал как-то сюда миллионер, друг России; его, соответственно, водит по гостинице директор и говорит: Это наши рестораны, вот это наши бассейны, а вот здесь живут гости… На втором этаже справа — нормальные граждане, а слева — продажные женщины… А на четвертом… Ну, миллионер, конечно, спрашивает: «А в „Жемчужине“ есть непродажные женщины?» — «Да, — отвечает директор, — непродажные женщины живут у нас на восьмом этаже, но они очень дорого стоят».
Федя слышал этот анекдот, но улыбнулся и покачал головой. А собеседник, поощренный этим, понесся дальше:
— Ты знаешь, сколько платили здесь зимой… Не поверишь: три тысячи в месяц. Столько сейчас кружка пива в баре стоит. И никто не уволился, все знали, что война в Абхазии на лето стихнет, приедут отдыхающие и будут заработки, не государственные, конечно… Теща моя копейки получает, но за свое место держится… Ей валютные девочки по две штуки отстегивают за вход, те девочки, что в гостинице не живут, — эти имеют пропуска. Вон, смотри, идут два качка в майках и брюках «Адидас», посмотри, посмотри, что сейчас будет…
— Ну, — предположил Федя, — они тоже по две штуки отстегнут вахтерше.
— Хрен там, — радостно осклабился Афанасий, — они сейчас станут невидимками, и моя теща их не заметит…
И точно, женщина в упор не видела этих парней, а те, разумеется, не видели ее.
— Это местные ребята пришли за данью.
— Элита? — поинтересовался Федя, прикинувшись простачком, чтобы еще больше разговорить собеседника.
— Нет, — ответил тот, — элита за данью не ходит. Она либо в городе сидит, либо здесь отдыхает, а это солдаты. Элиту за версту видно. У нее на шее золотые цепи… Чем крупнее и дороже цепь, тем крупнее босс…
— А если у него две цепи? — созорничал Федя.
— А хрен его знает, — честно признался собеседник и начал говорить о молодежи, которая приезжает в «Жемчужину» на отдых.
— Верх ее — голден, то есть золотая молодежь…
Афанасий не очень умен и тактичен, если не сказать большего, но надо было терпеть его. Ибо лучшей крыши, чем два разговаривающих человека, нельзя было придумать, да и в его болтовне были зерна той информации, которая могла помочь ему в поиске Виолетты.
— Слушай, — перебил Федя собеседника, — ты говорил, что негостиничные проститутки сюда не ходят.
— Ну да, не ходят, а если ходят, то редко и с согласия гостиничных. Здесь зона работы приезжих, тех, которые живут в гостинице. Поэтому появление местных связано с риском для лица…
— Какого лица? — не понял Федя. Он на какой-то момент отвлекся на визг ребенка, которого мать гнала из воды, малыш дрожал, но не хотел снимать мокрые трусики. Мать шлепнула его, сдернула плавки до самых щиколоток, и будущий хозяин жизни заорал во всю мощь своих легких, разумеется, не столько от боли, сколько от обиды прилюдного раздевания.
— Дак какого лица? — переспросил он второй раз.
— Своего, — ответил Афанасий. — Ей за то, что она работает не на своей территории, это лицо так поцарапают, что ее потом не только за доллары, за рубли никто не захочет.
— Ясно, — произнес Федя, надвинул кепочку на глаза, чтобы собеседник не мог рассмотреть, что они закрыты, и отключил свой слух.
«Если она — профессионалка, то больше сюда не придет. Если любительница — то есть надежда, хотя и малая… Поскольку и любители не должны здесь появляться часто — конкуренция…»
Федя включил слух и услышал окончание фразы Афанасия:
— …а это — лохи, а лохи в «Жемчужине» не живут…
— Пойдем искупаемся, — предложил Внучек, — а потом погуляем по пляжу.
С купанием не получилось: в море было трудно войти, а еще труднее выйти, поэтому они сразу перешли к прогулке, во время которой Федя еще раз поблагодарил Бога, что тот подсунул ему Афанасия. Одно дело рассматривать отдыхающих одному, это вызывает подозрение; другое дело — вдвоем, тут ты гуляешь, разговариваешь, и само наблюдение не так заметно, и на тебя меньше обращают внимания в местах, где есть «контрнаблюдение», например, там, где играют в карты «любители».
В два часа Афанасий простился с ним и ушел: дома у тещи, где он жил, его ожидал обед. Феде же ничего не оставалось делать, как голодать. Выйти с пляжа он не мог, а цены в барах в прямом смысле кусались.
После ухода Афанасия он меньше лежал, а больше гулял среди отдыхающих, жалея, что не курит: курящий человек всегда при деле. Но, опять же, даже пачку сигарет в баре «Жемчужины» он не мог себе позволить. От чрезмерных подозрений его спасало то, что он рассматривал женщин, а не крестных отцов и их телохранителей. С женщинами проще: женщины для того и существуют, чтобы их рассматривали мужчины.