Страница 22 из 73
Едва караван пролетел над центром Ладоги, как немецкие «мессершмитты» начали атаку. Они носились вокруг каравана, пытаясь разрушить строй.
Наши стрелки вели массированный огонь из башенных пулеметов. От каждой пулеметной очереди самолет вздрагивал, наполнялся оглушительным грохотом.
Далеко на горизонте показалась полоска земли,город с высокими шпилями. Но под самолетами пока еще холодная пучина серо-свинцовой воды. Одной шальной пули, одного неверного движения штурвалом или внезапного отказа двигателя достаточно, чтобы навсегда остаться на дне озера.
Фюзеляж самолета Алексея Буевича был пробит несколькими зажигательными пулями. Алюминиевый осколок ударил по руке воздушного стрелка Владимира Геращенко. Он быстро зубами вытащил его и выплюнул. Тонкая струйка крови текла из раны, а Геращенко уже отбивал очередную атаку.
До берега совсем близко. Заговорили наши зенитные орудия, немецкие истребители отстали. По радио передается приказание командира полка заходить на посадку согласно намеченному плану. Все знали, что последним произведет посадку флагманский корабль. Причем посадка будет выполнена по всем правилам летного искусства и со строгим соблюдением инструкции, как это умел делать Бухаров, «дядя Костя», так его называли между собой летчики.
Комендантский аэродром был хорошо защищен противовоздушной обороной, и немецкие самолеты не решались соваться сюда. Здесь кипела жизнь большого фронтового аэродрома. Все работали четко и быстро. Самолеты разгрузили немедленно и доставленные продукты питания на автомашинах сразу же отправили в город голодающим его защитникам.
Летчиков пригласили в столовую, но никто не шел, все утверждали, что сыты, хотя с самого утра ничего не ели. «Мы поедим там», — сказал «дядя Костя» и выразительно показал пальцем на юго-восток.
Над городом повисла темная пелена. Пора в обратный путь. Самолеты загружены до предела. На Большую [90] землю летчики везут исхудавших от голода ленинградских детей, больных и тяжело раненных. В темноте самолеты пересекают Ладогу, теперь уже не в плотном строю и без сопровождения истребителей. Летят, чтобы завтра опять прийти на помощь городу-герою.
...Много хороших дел выполнила и другая соседствовавшая с нами эскадрилья, которой командовал Герой Советского Союза Григорий Алексеевич Таран. Как и мы, там служили главным образом бывшие гражданские летчики. Они также выполняли полеты в тыл противника, вывозили детей, совершали удивительные по смелости и мастерству посадки на партизанские аэродромы.
Эскадрильи Тарана были оснащены двухмоторными ЛИ-2. Все полеты выполнялись в сложных условиях. Часто транспортные самолеты подвергались нападению фашистских истребителей.
Однажды экипаж в составе командира корабля Ильина, второго пилота Дронова, бортмеханика Лобанова, бортрадиста Крейнина и бортстрелка Яцука днем летел за линию фронта. На него напали два истребителя «Мессершмитт-109». Пытаясь уйти от преследователей, Ильин повел самолет к цели, прижимаясь к земле. Истребители не отставали, и экипаж принял бой. Яцук открыл огонь и сбил один истребитель, однако второй продолжал атаковать наш самолет, прошивая его огнем. Один снаряд разорвался внутри самолета. Осколками ранило Лобанова и Яцука.
Ильин продолжал кружить над целью, сбрасывая нашим: войскам боеприпасы. Истекая кровью, Яцук из последних сил отбивался от истребителя и наконец зажег его. «Мессер», оставляя за собой хвост дыма, скрылся в облачности.
Горел и наш самолет. Продолжать полет стало невозможно, и Ильин, выбрав подходящую площадку, приземлился. Только успели вытащить на снег раненых товарищей, как взорвались бензобаки. Через несколько дней героический экипаж был доставлен на базу. Лобанов и Яцук после излечения в госпитале вернулись в родную авиаэскадрилью и в том же экипаже Ильина продолжали выполнять боевые задания.
Несла эскадрилья и тяжелые потери. Экипаж Навцени вылетел к партизанам с грузом взрывчатки. Линию фронта пересекли выше облачности. Над целью дали сигнальную ракету, но условные костры не зажглись. [91]
Самолет снизился, начал кружить над целью. Партизаны молчали. С воздуха были видны горящие деревни. Очевидно, здесь действовали каратели.
Экипаж передал на базу, что партизаны костров не выложили. Таран по рации приказал возвращаться. На обратном пути забарахлил правый мотор. В районе Витебска наш самолет был обнаружен немецким истребителем «Мессершмитт-110». Ночь была лунная, и транспортный самолет был как на ладони. Подойдя вплотную, фашист открыл огонь. Загорелась правая плоскость. Некоторое время экипаж продолжал полет на горящем самолете с одним работающим мотором, но положение было безвыходным, и командир корабля Навценя приказал экипажу покинуть самолет. Первым прыгнул бортмеханик Голеняк. У бортрадиста Онешко парашют был отстегнут. Когда же он начал пристегивать его, то расстегнулся ранец, и, боясь, чтобы парашют не раскрылся в самолете, Онешко обхватил его обеими руками. В это время произошел сильный толчок, бортрадист упал и от ушиба потерял сознание. Через мгновение его выбросило в открытую дверь кабины, и он очнулся уже висящим на стропах парашюта. Светила луна, и Онешко видел приближающуюся землю, фашистов, которые стреляли трассирующими пулями. Приземлившись, Онешко укрылся в зарослях кустарника, подступающего к самой реке. Стоя по пояс в холодной воде, он переждал, пока прекратятся поиски. Лишь на следующие сутки бортрадист выбрался из укрытия. Его спрятали жители близлежащего хутора, а затем переправили к партизанам. Спустя два месяца Онешко доставили на Большую землю.
Бортмеханик Голеняк приземлился вблизи расположения карательного отряда. Не успел он приподняться, как его оглушили сильным ударом по голове. Очнулся Голеняк в избе, где фашистский офицер, издеваясь, начал допрашивать его о цели полета. Не добившись ответа, офицер повел Голеняка на место гибели героев-летчиков. Здесь он увидел врезавшийся в землю самолет и останки своих товарищей. Так погибли коммунисты командир корабля Навценя, второй пилот Мартынов, штурман Спирин.
Как-то потребовалось срочно доставить партизанам боеприпасы и теплую одежду, а оттуда на Большую землю вывезти раненых и детей. Один из таких полетов выполнил экипаж Константина Дмитриевича Бирюкова. [92]
Была лунная ночь. На высоте двух тысяч метров на самолет напал «Мессершмитт-110». В самолете загорелся тол. Осколком ранило штурмана Пастернака. Попытки экипажа потушить пожар оказались безуспешными.
Бирюков мастерски посадил горящий самолет в лесу на маленькую поляну. Экипаж через верхний люк выбрался из самолета, который тут же взорвался. Через несколько дней партизаны сообщили по радио радостную весть: все члены экипажа живы и находятся у них.
Командир эскадрильи Таран всегда первым летал в самые опасные места на выручку товарищей. И на этот раз он вывез экипаж Бирюкова на свой базовый аэродром.
А вот что случилось с экипажем Пушечкина. После выполнения задания летчики возвращались на базу. Шли бреющим. Недалеко от линии фронта самолет был обстрелян сильным зенитным огнем. Машина загорелась, рулевое управление оказалось перебитым, и неуправляемый корабль врезался в бугор. Немцы хотели взять экипаж в плен, но герои отстреливались до последнего патрона и не вышли из горящего самолета.
...Фронтовые дороги не раз сталкивали меня с летчиками удивительной судьбы. Таким, например, был Абдусамат Тайметов. Почти три года он добивался направления на фронт и постоянно получал отказ. Тайметов служил, как и я когда-то, в летном училище. Умом понимал он правоту командиров, которые доказывали необходимость работы здесь, ее важность для дела победы, но сердце не соглашалось.
Абдусамат находил утешение в полетах. Летать приходилось много. Учебная эскадрилья готовила пилотов для фронта.
Наконец его заветная цель сбылась. Тайметов получил направление в боевое соединение ГВФ.
Пилоту Богданову — опытному боевому летчику — поручили подготовить и выполнить с Тайметовым первое боевое задание, дать «провозной» полет.