Страница 29 из 49
снимками. Снижаюсь и нажимаю тумблер «Съемка».
«Жжик... жжик... жжик!»
Подо мной огромная автоколонна, на которую обрушилась восьмерка «илов».
— «Фокке-вульфы»! — кричит Сергеев.
— Я вижу шестерку! — добавляет Ерохин. — Нет-нет, еще четверку, всего десять справа под
облаками.
Шесть ФВ-190 бросаются к штурмовикам, а четверка связывает боем пару Сергеева. «Не
допустить, не допустить потери штурмовиков!» — мелькает главная, направляющая весь бой мысль.
— Сергеев, веди бой с четверкой, я буду у штурмовиков, — приказываю ведущему второй пары.
— Вас понял, — отвечает Сергеев.
Штурмовики потянулись цепочкой на восток, прикрывая один другого сзади.
— В круг не вставать, перебьют всех, идти на восток! — кричу по радио ведущему «илов».
— Понял, — отвечает летчик-штурмовик.
«Эх, высоты бы побольше», — с тоской думаю я о потерянной в результате фотографирования
тысяче метров. Но ничего, главное — все видеть, главное — спокойствие.
Мы с ведомым открываем огонь одновременно, и два ФВ-190 отваливают от «илов», не сделав ни
одного выстрела.
Вторая пара набрасывается на нас, начинается карусель, в которой даже после боя трудно
разобраться. Четверка ФВ-190 дерется с нашей парой. Мешает облачность — вертикальный маневр
ограничен, но в фашистам туго — они связывают себя плотной группой и того гляди столкнутся. Никто
не стреляет: не удается выбрать позицию ни нам, ни фашистам. Ведомый держится прекрасно. Молодец!
Мы постепенно оттягиваем карусель на восток. Но что это? Горящий самолет с огромным черно-
красным шлейфом проносится вниз и взрывается... Чей? Сердце замирает от неизвестности.
А это что? Пара ФВ-190 повисла на хвосте двух «яков» и гонится за ними. А «яки», вместо того
чтобы отогнать их (это, кажется, Сергеев и Ерохнн), несутся к нам на помощь.
Сергеев дает очередь, и ФВ-190 падает, взрывается. Хорошо! Мы с ведомым «выбиваем» из-под
хвоста Сергеева пару и... какое приятное чувство — четверка в сборе, а «фокке-вульфы» в стороне в
замешательстве, но собираются в группы и готовятся снова атаковать. У нас мало горючего и еще меньше
желания упасть где-то не на своей территории.
— Увеличить обороты! — кричу по радио и перевожу самолет в пологое снижение к Тиссе.
Наконец-то голубая лента реки позади, и ниже мелькают маленькие восемь точек — это наша
группа, потерь нет!
— Кто сбил первого «фоку»? — спрашиваю я Сергеева.
— Первого Ерохин, второго я, — радостно отзывается командир звена.
— Молодцы! А кричал: сегодня тринадцатое, сегодня тринадцатое! — смеюсь я над Сергеевым.
— А что, и правильно предостерегал — чуял, что бой будет горячим, — отозвался старший
лейтенант.
Штурмовики радовались не меньше нашего и сильно галдели по радио, поздравляли друг друга с
победой. Радиостанции работали безукоризненно, и каждому хотелось что-то сказать в эфир.
У второй группы было такое же задание, как и у нас, тот же маршрут полета, но цель находилась
чуть подальше.
Группа слетала хорошо, хотя пришлось выдержать очень тяжелый воздушный бой. Подступы к
Будапешту фашисты решили оборонять не на жизнь, а на смерть.
Будапешт оказался крепким орешком, и не напрасно полку позже присвоили звание 122-го
Будапештского. А чтобы заслужить это звание, пришлось много поработать.
В одном из воздушных боев группа Гугнина потеряла два штурмовика и два истребителя. Этот
случай стал предметом разбирательства на партийном собрании.
Майор Кривошеев резко критиковал летчиков за плохую осмотрительность. Выступило много
коммунистов.
Понравилось выступление Игоря Ускова. Он с сорок третьего года в полку, и мы хорошие
товарищи, хотя и в разных эскадрильях.
— Летаем малыми группами, — резко говорил Усков. — Увлекаемся радиосвязью, много болтаем
в воздухе и плохо защищаем друг друга в бою.
Игорь лучший методист полка. С подчиненными строг, но убеждает легко, быстро. И летает
хорошо. Сбил под Хатваном двух стервятников.
Росляков поддержал Игоря.
— Нужно летать большими группами — под Будапештом сильная авиационная группировка врага.
— Маловато самолетов, да и летать далеко приходится, — бросил Мовчан.
— Пора перебазироваться, пора, — поддержал Мовчана Клюев. — Но батальоны обслуживания не
успевают за наступающими войсками. Поэтому авиация отстает.
Наконец-то перелетели в Ясладань. 75 километров до Будапешта. Ровная полевая площадка
(бывшее поле, схваченное зимним морозцем) гостеприимно приняла авиаторов. Взлетная полоса меньше
километра. Впереди канал, слева канал. Соорудили мостик и на другом берегу разместили стоянку
самолетов.
В одном из полетов на моей «четверке» лопнула трубка воздушной системы. Шасси вышли, но для
торможения воздуха не осталось. Самолет бежит вдоль канала и не хочет останавливаться. Что делать?
Впереди обваловка канала, а чуть правее небольшой мостик к месту стоянки самолетов.
Хорошо бы попасть на мостик, а не в воду. . Решение правильное, и, пока скорость не погасла,
нужно направить нос самолета на этот мостик. Ноги работают непрерывно, руль поворота трепещет,
словно флаг на сильном ветру. О чудо, шасси проходят точно по мостику, деревянная подстилка
приятным гулом встречает самолет, и канал остается позади.
Слева и сзади каналы, впереди тоже канал. И до него всего 8—10 метров. Но... самолет
останавливается.
Росляков смеется:
— Мокрый? Вспотеешь от такой посадки.
А Гришин улыбается и трясет мою руку. Он рад, что командир жив, а «четверка» стоит, словно
конь, задрав голову, — целая и невредимая.
Это мой последний вылет с Гришиным. Иван будет водить пару, а я летать с новым летчиком
Титовым.
Вскоре наш полк перебазировался на новый аэродром. Ясберень... Это уже не поселок, а город.
Рядом железная дорога, по которой до Будапешта всего шестьдесят с небольшим километров. А
напрямую для летчиков всего пятьдесят.
Будапешт окружен. Совершенно неожиданно войска соседнего, 3-го Украинского фронта
форсировали -Дунай и, круто повернув на север, завершили окружение венгерской столицы. Резко упало
сопротивление фашистской авиации. Стало легче в воздухе, но не на земле. Упорные бои шли на
подступах к Будапешту.
— Полетите сопровождать шестерку штурмовиков, — приказывает. Саше Клюеву командир полка,
— в район Геделле.
— Цель какая, товарищ подполковник? — спрашивает Саша.
— Один танк. Не дает хода коннице.
— Так он подбит, что они мудрят?
— Нет, не подбит, — настаивает Росляков.
— Подбит, товарищ командир, бреющим летал наш ним только что!
Росляков улыбнулся.
— Лети, лети. И пехота и кавалерия свое дело знают. Но им легче идти в атаку под прикрытием
авиации.
— Понятно, — козырнул Саша и пошел к стоянке самолетов.
Штурмовики быстро подожгли указанный танк, уничтожив по пути к цели несколько вражеских
автомашин.
Фашисты отходили все дальше и дальше. Воздушные бои то разгорались, то стихали. Господство в
воздухе полностью наше.
Неожиданно произвел посадку на наш аэродром Ю-87. Немецкий «юнкерс» с шасси, которые не
убираются в полете. Пикирующий бомбардировщик, свиста которого так не любят пехота и танкисты.
Знаки на самолете румынские, фюзеляж разбит осколками снарядов.
— Фашисты, — развел руками румын. — Семь наших сбили, я один остался, — горестно добавил
летчик.
Румыны воевали рядом. Мы нередко видели их в воздухе, но на земле не приходилось. Все знали,
какой вклад они вносят в дело победы, летая на немецкой технике в тыл фашистов. Разве будут немцы
сбивать немецкие самолеты?
И румыны громили фашистов с воздуха.
Случайно, еще при полете на запад, восьмерке Ю-87 встретилась десятка ФВ-190. Немцы шли на