Страница 20 из 49
— Быстрее, быстрее, не отставать!
Некоторые побежали. Комдив ускорил разворот, за ним бегом успевали только трое. Остальные
отстали.
— Стоп! Замрите! — скомандовал, подняв руки, командир дивизии. — Ведущие пар, командиры
звеньев, посмотрите, к чему приводит разворот ведущего с большим креном или на большой скорости.
Запомните, это происходит от невнимания к своему подчиненному. Только от этого. Но бывает и от
неграмотности. Этим пользуются «мессеры» и сбивают вас на разворотах. Вы поняли, товарищ Баяндин?
Во всем разобрались?
— Все понял, товарищ полковник.
— Приказываю: перед каждым вылетом проигрывать весь полет «пеший по-летному». Вот так, как
я показал вам, но с учетом всего маршрута от сбора группы до посадки.
Майор Баяндин уважал Жукова и не обижался на взыскательность командира. Майор понимал, что
его методическая подготовка невысока, в мирное время служил бы еще командиром звена. Но война
внесла резкие поправки в военную службу, и Баяндин стал командиром полка. А учиться нужно.
Была у Жукова и еще одна хорошая черта — неустанная забота о летчиках. Это по его приказанию
в полку было построено отличное помещение для летного состава. Землянка — полузаглубленная, с
окнами на аэродром, просторная, а главное — чистенькая и не с нарами, а с настоящими кроватями. В
землянке прохладно и тихо. Хорошо полежать на тюфяке, набитом сеном. Одеяла и простыни мы
аккуратно поднимали, чтобы не запачкать сапогами. А раздеваться нельзя — вдруг немедленный вылет.
— Скоро Горланов вернется, — сообщил Юра Алексеев.
— Нет, у него нога не срастается, — возразил Урицкий.
— Но пишет из госпиталя, что скоро приедет, — не сдавался Юра.
— Не приедет, — твердо говорит Петя Вернигора, — у него и зрение 0,4, он же летал... Летал, да
как, — объяснял Петя, — техник его признался, что он двое очков перед вылетом надевал.
Пожалуй, не вернется в полк командир эскадрильи Горланов. Солидный возраст, что-то около
сорока... Но разве в возрасте дело? Как он дрался! За короткий срок сбил два немецких истребителя.
Молодец! Есть много и других летчиков, которые скрывают свои недуги, боясь, как бы их не отстранили
от боевых полетов.
Первого августа сорок второго года в полку состоялся митинг. Его открыл новый комиссар полка
— майор Мурга. Он сообщил, что мы будем участвовать в операции по разгрому ржевско-сычевской
группировки.
Нам стало понятно, почему пополнили нас самолетами до полного штата. Вся авиация 1-й
воздушной армии сосредоточила усилия на поддержке своих наступающих войск. Наш фронт вновь
начал отвоевывать пядь за пядью родную землю.
Линия фронта дымила, черной была земля от пожарищ, бомб и артиллерийских разрывов. В
каждом вылете сталкивались с «мессершмиттами». Напряжение боев резко возросло.
Коробков, который стал командиром второй эскадрильи, назначил меня своим ведомым.
Однажды наше звено вело бой с группой Ме-109. Коробков и Алексеев сбили по одному фашисту.
Я не отставал от командира, пока не получил очередь снарядов по правой плоскости. Отвернул в сторону,
кинулся на одного из Ме-109. Бой длился минут пятнадцать, но ни к какому результату не привел. Ни я не
мог одолеть гитлеровца, ни он меня.
После боя горючего до своего аэродрома не хватило, в пришлось сесть в Волоколамске.
Подъехал командир истребительного полка майор Шинкаренко. Мы знали о его новаторстве. На
ЛаГГ-3 он попросил поставить 37-миллиметровую пушку, и летчики начали сбивать противника в
каждом вылете. Но так как самолет стал значительно тяжелее, то его самого пришлось прикрывать от
истребителей противника. Зато уж если попадется Шинкаренке бомбардировщик — разваливается в
воздухе от первых снарядов.
Шинкарепко расспросил меня о делах полка, о знакомых летчиках, тем временем мой самолет
заправили, и Шинкаренко разрешил лететь в Ватулино.
Восьмого августа Коробков повел шестерку на прикрытие своих войск западнее небольшого
городка Середы. Миша точно выдерживал район прикрытия. Появились Ю-87. Шестерка «мигов»
ринулась навстречу, но «юнкерсы» тут же ушли на запад. Одного из них сбил Мовчан.
Новая группа «юнкерсов», новая атака, но в воздухе появились «мессершмитты». Четверка
Мовчана вступила в бой с истребителями, а Коробков помчался к бомбардировщикам.
Атака — и «юнкерс» отвесно падает у линии фронта. Но пара «мессеров» пытается атаковать
моего командира. Спешу на помощь. Миша уходит вверх и скрывается в облачности. «Мессеры»
шарахаются вниз. Остаюсь один, жду, когда появится из облаков мой командир. Это какие-то секунды.
Внизу, на высоте примерно полторы тысячи метров, знакомая пара «мессеров» крадется к «яку»,
который не подозревает об опасности, спокойно идет вдоль фронта.
Атаковать! Если следовать идеальному тактическому приему, нужно атаковать второго; тогда
первый не сможет помешать и атакующий не попадет под обстрел напарника. Но «як» в опасности! За
какие-то доли секунды принимаю решение атаковать первого, ведущего.
С высоты трех тысяч метров мой самолет камнем падает вниз. Ручка управления мягко идет на
себя. Горизонтальный полет, прицеливание... Сердце стучит, кажется, слышно в кабине. Ближе, ближе...
Пора!
Очередь, вторая, и пламя слева у «мессера» подтверждает победу. Мелькают справа ненавистные
черно-желтые кресты, «миг» проскакивает мимо горящего противника на огромной скорости.
С небольшим левым креном я начинаю набирать высоту. Горящий фашистский самолет падает,
рядом спускается на парашюте летчик.
Легко на «миге» потерять полторы-две тысячи метров, но как тяжело их набрать вновь. Мотор
гудит на полных оборотах, но высота растет медленно.
«Мессершмитт» заходит в хвост. Выполняю вираж. «Мессер» уходит вверх. Он уже выше, он
перешел на вертикальный маневр. Если у него высота больше, значит, и в скорости преимущество у
него...
После каждой атаки Ме-109 пытаюсь зайти в хвост, дать очередь, но он уходит вверх. Фашист
действует наскоками.
Но и мой самолет постепенно набирает высоту: стрелка прибора на отметке 2600. «Мессер» выше,
вот он разворачивается, резким переворотом пытается зайти в хвост. Крутой разворот — и гитлеровец
снова проскакивает мимо.
На высоте МиГ-3 становится лучше, легче, а Ме-109, наоборот, слабее. Добраться бы до 6000—
7000. Там МиГ-3 хорош! Но на высоте 3000 облачность. Нужно думать и о горючем.
«Мессер» не отвязывается. Его гложет месть. Бой на виражах, немец дает очередь, и с правой
плоскости моего «мига» летят небольшие щепки. Ого! Хочется уйти вниз, но пикировать нельзя: потеряю
сотню метров — проиграю бой. Вхожу в облачность. Еще немного, и самолет окутывается
непроницаемой пеленой.
В облаках светло, но ничего не видно, как в тумане. Перевожу самолет в горизонтальный полет.
Прибор один: «Пионер». Стрелка показывает разворот, крен, а шарик — скольжение. Курс 70°. Сейчас
подверну вправо, и будет 90°.
Раздается треск, пламя вспыхивает где-то в кабине. Мысли бегут быстро: сбит... сбит... Самолет
горит и падает неуправляемый. Нужно прыгать!
Отталкиваюсь от борта кабины, чувствую резкий порыв воздушного потока. Дергаю за кольцо
парашюта, но это не кольцо, а левая лямка. Кувыркаясь, падаю вниз. Начинаю искать кольцо справа,
слева, сзади. Вот оно! Достаю -его левой рукой где-то у поясницы, беру в правую руку, дергаю...
Динамический удар, вздох облегчения, и я плавно опускаюсь.
Внизу черная от снарядов и бомб земля. Воронки блестят, наполненные водой от недавно
прошедших дождей.
Чувствую боль в ноге, наверное, задел за стабилизатор.
А это что? Ме-109 снова заходит в атаку. Тяну сразу за несколько строп, увеличиваю скорость