Мираж

Миша, разумеется, начал рассказывать подробности о 18 брюмера.

   — Он же был никто! — восклицал Кривский. — Маленький генеральчик, не умеющий чисто говорить по-французски. А он пришёл и взял власть! А наш...

   — Тихо, Миша. Я считаю последние шиллинги. «Колокольчики» здесь плохо идут.

   — Мне должны. Я отдам. Он был никто...

Наконец Миша задремал. Дымников попросил соседа-поручика присмотреть за ним и, сделав знак Игнатию, вышел на улицу, за угол, в тень. Он был готов ко всему — застрелить Игнатия, вызвать патруль и оказаться в контрразведке...

А Игнатий Николаевич словно радовался встрече. Хвалил Врангеля, излагал программу Республики Крым со всяческими свободами, вспомнил, конечно, Макарова:

   — Вы знаете, что произошло? Владимира расстреляли. Я едва не попал в засаду в его квартире.

   — Где Павел?

   — Ну... — Игнатий развёл руками, мол, думай как хочешь — может, знаю, может, и нет. — Он на свободе и действует. Вы-то сами, пожалуй, вряд ли состоите в РКП(б)...

   — Слушай, Игнатий. Ты меня не видал, я тебя не знаю. Иначе можем встретиться в контрразведке, а Климович меня знает.

   — Не к ночи будь помянут.

На площадь ввалилась ватага матросов с гармошкой. Пели и пританцовывали: «Эх, яблочко, куда котишься? В контрразведку попадёшь — не воротишься!..» — «Не так, ребята, надо: «В губчека попадёшь, не воротишься!»

Засвистали, затопали патрули. Матросы чинно оправдывались: «Извините, господа. Завтра идём в десант на красных. Немножко вот повеселились...» — «Кто старший команды? Шагом марш в казарму!»

— С ними будете республику строить? — спросил Дымников.

Игнатий только неопределённо пошлёпал губами.

И Дымников понял, что относительную безопасность может обеспечить только фронт. Вот если бы туда, где давай носят парижские манто и модные шляпки-каскетки, где шофёр подгоняет длинный сверкающий автомобиль на Маршалковскую к мадам Крайской...

Попасть на фронт было легче. Ещё апрельская грязь не высохла, когда штаб корпуса переехал в посёлок Армянский Базар, на Перекопе, где не было ни армян, ни базара. Зато посреди площади стоял слегка хмельной Витя Ларионов и с иронической торжественностью встречал приятелей.

   — Давно здесь загораете, Виктор Александрович? — спросил Леонтий.

   — С первых дней. Господин Кутепов распорядился выслать нас из столицы за хулиганские выходки. А мы вели себя чинно, благородно, гуляли на площади, любовались фонарями, тем более что повешенных сняли, и дёрнуло меня Льва Николаевича вспомнить — там у него на подоконнике сигару на пари курят. А я вызвался на пари выкурить сигару на фонаре. И вдруг... Ох, уж эти «вдруг» из авантюрных романов. Только я залез и устроился с сигарой, вдруг подъезжает его превосходительство Александр Павлович. Задрал бородку, приказал немедля вниз, а наутро всех артиллеристов марковцев сюда, в Армянский Базар, готовить место для штаба. Мы же все безлошадные, как и вы.

   — В самом деле, здесь армянок нет? — спросил Дымников.

   — Ну... Если поискать... Не в том дело, Леонтий Андреевич. Красные вот-вот пойдут. Каждый день с утра бьют одиночные орудия — это же пристрелка.

Не хватало орудий, погребённых в Новороссийском порту, не хватало лошадей, брошенных на берегу. Дымников осмелился обратиться лично к генералу. В кабинет не попасть — очередь. Дождался на улице, на мосточках — Кутепов шёл с Кривским, которого вновь приблизил к себе.

   — Ваше превосходительство, — говорил Кривский. — По-моему, эту связь надо обязательно укреплять.

   — Господин поручик, — сказал генерал, остановившись и метнув в офицера пылающий монгольский взгляд, — на вашей новой должности за лишнее слово на улице повешу, как шпиона. Пока свободны.

Подошёл Дымников.

   — Ваше превосходительство, я до сих пор при штабе. Я хочу в бой. Дайте мне батарею.

   — Артиллерии не хватает, господин капитан. Крупные калибры предназначены для обороны перешейка. Но я решил создать военно-артиллерийский взвод при своём конвое. Такие подразделения уже существуют. Они необходимы: приходится подолгу ехать открытыми степными дорогами. Пойдёте? Как говорится, за неимением гербовой...

   — Так точно, пойду, Ваше превосходительство.

   — И следующее звание вам надо выслуживать.

   — Позже Леонтий поинтересовался у Кривского:

   — Что он на тебя, Миша?

   — Назначил помощником по разведке, конкретно: по расположению и планам красных. А это сверхсекретно.

   — Вот и молчи. До тебя был один — его Кутепов каждое утро грозился повесить.

   — Где он? Неужели повесили?

   — Червонные казаки зарубили — полез сам разведданные проверять.

Однако слишком романтичен был Михаил Кривский — любил производить на окружающих впечатление, шепнул вечером: «Только тебе, Лео. Завтра, 13-го, они начнут. Спи в блиндаже, и пусть поднимут пораньше. Затемно».

Знал, конечно, не один Дымников: пулемётчики суетились у ячеек, проверяя подачу, офицеры объясняли новичкам, как надо правильно убивать красных. Таскали ящики с патронами. Хорошо поработал Кривский.

Леонтий проснулся сам. Вокруг серая туманная прохлада. Всего минут через 10 красные начали обстрел. Посыпались груды земли, завалившие окопы и блиндажи. В этот же момент открыли огонь и кутеповцы. Красные цепи со своим «ура!» сразу залегли...

На двое суток растянулось мучительное сражение.

Дымников вместе со всеми то бежал к Армянскому Базару, то вновь атаковал Турецкий вал, то часами отсиживался в блиндаже, ухитряясь даже спать. Наконец всё кончилось. Корпус Кутепова отстоял свои позиции.

Через несколько дней после боев генерал послал Дымникова в Симферополь получать орудия для своего конноартиллерийского взвода.

Вечером не обошлось без посещения ресторана « Крым». Те Же мужчины а шикарных костюмах, те же дамы в роскошных платьях, шелест газет, одобрительные возгласы: «Читали?» Дымников пришёл один — Воронцов где-то застрял. За столиком две юные дамы с умными глазами и непонятный молчаливый субъект, почему-то внимательно его разглядывающий. И на столе, конечно, газеты «Юг России», «Крымский вестник», «Вечернее слово», «Заря России»... «Создание для населения Юга России такого правопорядка, при котором население могло бы быть удовлетворено в своих чаяниях возможно шире, — вот основные задачи власти... Одна из главнейших задач — улучшение материального благосостояния рабочих и удовлетворение их профессиональных нужд... Настанут дни, и вихрь кровавый от нас умчится навсегда, взлетит опять орёл двуглавый, и сгинет красная звезда...»

«Читали?.. Победа на Перекопе!.. Кутепов — герой!..»

Валюта исчезала из карманов Дымникова. Заказал водку и редиску.

   — Господин офицер, наверное, кого-то ждёт? — спросила одна из умных девиц.

   — Да. Я жду счастья.

Девицы вежливо хихикнули, а счастье явилось в виде двух офицеров — поручика и штабс-капитана. Их могли бы вообще не заметить среди других офицеров, если б не голубые просветы на новых сверкающих погонах. Контрразведка.

   — Пошли, капитан, — сказал контрразведчик с погонами штабс-капитана. — Ахтырский, Аня и ты, солдат, дежурьте. Если что, разбегаться по разным улицам.

Долго шли по парку.

   — Если расстреливать, зачем так далеко? — спросил Дымников.

   — Шутишь не смешно, и памяти на лица нет. Для разведки не годишься.

Подошли к старой высокой стене. Возле неё — огромная яма, частично прикрытая досками. Сняли доски, постучали камнем в стену, услышали ответ. Внизу загремели, заскрипели отодвигаемые камни, и чей-то нарочито строгий голос проговорил:

   — Федьку и Дымникова сюда. Остальные на караул.

Подлезая под стену чуть ли не носами, столкнулись с тем, кого назвали Федькой. Смуглое нагловатое лицо с хитринкой.

Под стеной было довольно просторное помещение, горел светильник, на камнях лежало оружие, одежда, какие-то припасы.

   — Не узнаете, капитан Дымников? — спросил человек в очках и с длинной рыжей бородой. Так и осталась у Макарова привычка стараться быть более строгим и серьёзным, чем это требовалось. — Привыкайте пока, а я со своими разберусь.