Страница 23 из 24
– Быстрее!
– Не торопите. Так вот, когда в комиссариате мне сообщили об утренней находке в фонтане на площади Бастилии, я помчалась туда. И обшарила место преступления.
– Наши люди обшарили его тоже, – мрачно отрезал Неро, отворачиваясь. – Я уверен в том, что они сделали это самым тщательным образом.
– А я – нет! Потому что ни один полицейский не полез в фонтан. А я сбросила обувь, закатала джинсы и полчаса плескалась там, исследуя каждую бумажку. И вот что нашла.
Лунь Ву протянула ему четкую фотографию размером с кассовый чек, выпавшую, скорее всего, из какого-то небольшого документа. Снята эта фотография была, как видно, в ультрафиолете, потому что буквы, отбитые равнодушным принтером кассы, читались не очень четко и светились красным.
– Счет, – лаконично сообщила Лунь Ву, – который выпал из кармана этого бедолаги…
– Не называйте его бедолагой! – взвился Неро, не обращая внимания на слушающего их разговор водителя-крепыша в полицейской форме. – Это абсурд. Радзивилл – аристократ. Он никогда не возьмет с собой счет… Почему вы считаете, что это ЕГО счет?
– Да, – Лунь Ву ухмыльнулась, – аристократ никогда не заберет бумажку со счетом, если только… если только он не поспорил, и если этот спор – дело принципа, а счет может доказать его правоту, не так ли?
– О чем вы?
Неро, все больше и больше раздражаясь, наблюдал за тем, как на помосте самые смелые из толпы вылизывали смеющихся и крутящихся на стульчиках девиц. Большей частью это были итальянские туристы. Неро представил себе, что слизывание ванильных сливок с юной спелой груди безвестной мадемуазель станет их самым горячим и ярким воспоминанием о легкомысленном Париже.
– Посмотрите на последнюю цифру. Триста сорок евро. Что там написано? Правильно… Ра-то-то-тан.
Неро вздрогнул. В голове у него проплыл полумрак ресторана, где они сидели тогда, и эта чернокудрая миниатюрная женщина…
– Сыр?
– Да. Вид эдамского сыра, производимого в городе Роане. Искаженное «отрыжка Роана». Я знаю, что в состав его входит перебродивший яблочный сок! Его производят крайне мало и поставляют только по заказу в два парижских ресторана. Двухсотграммовая коробочка с сыром, обернутым в два слоя фольги, стоит ровно триста сорок евро. С кем Алесь Радзивилл поспорил, что НАЙДЕТ В ПАРИЖЕ сыр ратототан?
– Sacrebleu! – Неро заскрипел зубами, фото в его руках задрожало.
На помосте облизали последнюю девицу; судя по ее голубому фартуку и загорелым натренированным икрам, это была одна из цветочниц. Тем, кто уже закончил процедуру, надевали на шею венки из фиалок и пионов. В толпе аплодировали. Ведущая с микрофоном что-то кричала, но Неро не слышал. На помост вынесли стеклянный куб…
– Что это, черт возьми?
– Точка Сборки. Ритуал надо зафиксировать… – быстро ответила Лунь Ву.
– А вы-то откуда знаете?
– Не отвлекайтесь. Обнаружив счет, я поехала в этот ресторан. Это Joel Robouchon, расположенный на рю Пуанкаре, пятьдесят девять. Фешенебельное место, меню до тысячи двухсот евро. Там знают всех посетителей в лицо. Они опознали Алеся и его спутницу. Те были у них за пять часов до предполагаемой смерти Радзивилла. Метрдотель сказал, что они собирались поехать в какой-то китайский ресторанчик… Два гурмана.
– Кто она?! – закричал Неро, комкая фотографию.
Лунь Ву медленно загасила окурок в пепельнице. Она словно издевалась над ним.
– Графиня. Венгерская графиня. Элизабет-Коломбина Дьендеш де Кавай. Недавно в Париже, кутит на деньги престарелого графа де Кавай, венгерского эмигранта. Умна, развратна, цинична…
Неро положил руку на телефон, но тут же сверху легла холодная, хоть и мягкая ладонь женщины.
– И еще кое-что, Неро… Помните, я вам говорила о вилле Кометто? Так вот, месяц назад ее арендовала эта вот Дьендеш. Платеж поступил со счетов Абдель Ханаффа, ливанского банкира, обслуживающего семью шейха Саудовской Аравии. Понимаете? Братья-мусульмане…
Неро мотнул головой и издал тоскливое рычание. Лунь Ву убрала руку.
– Ну вот, я дарю вам эту информацию, – расслабленно проговорила она. – В обмен на мое участие в обыске на вилле. Вы же скорее всего предпримете это немедленно, да? Не надо врать, вы наверняка нанесли визит Саркозе только для того, чтобы получить «добро» на операцию. А теперь можете вызывать своего корсиканца. Калабри уже истомился в своем автобусе.
На площади какие-то полуголые люди уже забрались в этот стеклянный куб, вызывая изумление публики. Толпа пятилась, так как вокруг помоста образовывался круг, а еще один, из хохочущих полуобнаженных участниц действа и туристов, начал вертеться на помосте в танце-хороводе.
– Калабри, начинайте оцепление! Надо очистить площадь! Саперов готовьте!
Полицейские автобусы выдвинулись из-за угла от рю де Сез, проломив кустарник зеленого палисадника. Показались блестящие на солнце каски полицейских и пластиковые щиты – издали все это выглядело, как массовый десант перепончатокрылых насекомых.
Неро, отдав команду, обернулся. Но Лунь Ву сзади уже не было, только на кожаном сидении лежала забытая ею золоченая зажигалка.
Тем временем под помостом тоже кипела работа. Лис и Шкипер, одетые в какие-то совершенно одинаковые облегающие кожаные комбинезоны, сидели у прибора, представлявшего собой портативный компьютер и нечто вроде осциллографа. От прибора тянулось несколько проводов, и их концы с датчиками опутывали змейками сидящего на пластиковой табуретке Медного.
Андрей прилетел в Париж накануне ночью и сразу же окунулся в таинственную работу. В Ле-Бурже его встретил полковник на неприметной белой машине, увез в какой-то загородный отель и стал морить голодом, пояснив, что для завтрашней операции организму надо очиститься. В итоге состояние Медного стало близким к похмелью – мир воспринимался легко, разъято, по фрагментам. Звуки и запахи окутали его плотным облаком и стали восприниматься совершенно по-иному, поэтому он совсем не удивился, увидев ДРУГИХ Лис и Шкипера. Когда он провожал их в аэропорту, они были веселыми, взбалмошными студентами, едущими в Париж на халяву, а теперь столкнулся к сосредоточенными, собранными, не проронившими ни единого лишнего слова бойцами Спецуправления – не хватало только тех «водолазных» костюмов, в которых они были на аэродроме! И сейчас Медный сидел, пытаясь нащупать какие-то образы из общего калейдоскопа памяти. Над его головой стучали о пластиковый помост голые пятки танцующих зиккр, и картинки кружились в голове такой же каруселью. Но ничего пока не складывалось.
В проем этой камеры под помостом, занавешенной пластиковой шторой заглянула запыхавшаяся от танца Мари Валисджанс. На нее уже была накинута розовая распашонка, впрочем, незастегнутая, а на виднеющейся груди белели остатки сливочного крема.
– Полиция. Начинают оцепление! Говорят, бомба, но это наверняка провокация. Надо уходить! – торопливо проговорила она по-французски.
И в этот момент что-то полыхнуло. Сиреневое сияние на миг обволокло крохотное помещение, и даже Валисджанс зажмурилась. В этот момент, вверху, над ними закручивалось в противовращении два кольца: одни танцевали вокруг помоста, другие – на помосте, – и эти гигантские колеса двигались под музыку джаз-банда.
Медный же отключился. Он видел эти колеса из смеющихся людей – из итальянцев, цветочниц, водителей автобусов. Видел так, будто поднялся над Парижем на высоту птичьего полета. Город пролетел под Медным, и Андрея потянуло за ленту Сены. А второй, параллельной картинкой, шла мрачная скальная стена, грубые, вырубленные в породе ступени, и женская фигура в плаще, поднимающаяся по ним, и ее выпяченный белый живот. Лестница длинна и высока, а женщина идет по ней и идет!..
Вслед за Валисджанс под помост заглянул полковник, одетый в куртку со стоячим воротником. Он бросил Лис и Шкиперу несколько слов. Те начали собирать аппаратуру.
– Уходим, быстро!
На площади творилось нечто невообразимое. Полицейские Калабри, гулко стукаясь щитами, наступали, но в них не летели ни камни, ни бутылки. Люди нехотя прекращали танцевать зиккр, а некоторые, особо веселые, надевали венки на полицейских. Ожерелья из фиалок на черно-синих шлемах с бронестеклами выглядели комично. Туристы возвращались к своим автобусам, оживленно разговаривая, цветочницы – к лоткам, а молодежь растекалась ручейками в разные стороны. Калабри, низенький, вспотевший и уже сорвавший с себя шлем, хрипло орал в мегафон, пытаясь организовать грамотный охват площади, но ему это плохо удавалось. Повар же погрузился в маленькую тележку-электрокар и, нещадно сигналя, двигался на ней сквозь толпу – полицейские не решались его останавливать.