Страница 12 из 20
– Правда? А не ты ли в эту ахинею поверил, а? Так кто из нас, спрашивается, идиот?
– А что, ты бывал во дворце? – спросил Феликс, повернувшись к Катону. – В императорском дворце?
Катон кивнул.
– Слушай, что это ты никогда не рассказывал?
– Да рассказывать-то особо нечего. Я там родился и вырос, во дворце этом. Мой отец, вольноотпущенник, служил при дворе. Это он организовывал большую часть знаменитых увеселений Тиберия и Калигулы. Матери я никогда не видел: она умерла вскоре после родов. А после смерти отца меня направили на службу в легионы. С тех пор я здесь.
– Должно быть, несладко тебе пришлось после дворца-то?
– Не без того, – признал Катон. – С непривычки было тяжеловато. Но я вот что скажу: жизнь во дворце ничуть не безопаснее, чем здесь, в легионах.
– Забавно, – промолвил Феликс и кивнул в сторону Максимия. – Он говорит то же самое.
– Правда? – пробормотал Катон. – Как раз преторианцы-то всегда были в выигрышном положении: не припоминаю, чтобы на них обрушивались гонения, если не считать Сеяна с его приспешниками.
– А ты что, был там тогда?
Глаза Феликса вспыхнули.
– Это и правда было так страшно, как рассказывают?
– Хуже – о таком не знаешь, как и рассказать.
При воспоминании о событиях, связанных с падением Сеяна, лицо Катона помрачнело.
– Людей убивали сотнями… сотнями, даже малых детей… Некоторые играли со мной, когда посещали дворец. Преторианцы хватали их и закалывали. Для большинства из них такой вид сражения наиболее привычен.
Мрачный тон друга заставил Макрона нахмуриться.
– Давай судить по справедливости, – промолвил он, указывая кивком в сторону командира когорты. – Его ведь тогда там не было, верно?
– Не было. Во всяком случае, я не видел.
– А под Камулодунумом преторианцы сражались бок о бок с нами и неплохо себя показали. А бой был кровавый.
– Да. Ты прав. Это я погорячился, нельзя так обобщать.
– Слушай, – тихо произнес Туллий, – а ведь Максимий вполне мог знать твоего отца. Спроси его как-нибудь, улучив минутку. У вас может найтись что-то общее.
Катон пожал плечами. Он сильно сомневался в том, что у него может быть хоть что-то общее с Максимием. Пренебрежительное отношение командира когорты к молодому центуриону стало для него очевидным после нескольких дней службы. Но еще обиднее было то, что и остальные центурионы когорты, кроме, конечно, Макрона, могли разделять это отношение.
Из редеющей тьмы раздалась команда «смирно», и Катон узнал голос Фигула. Послышался похожий на отдаленный гром топот подбитых железными гвоздями сапог. Максимий отошел от жаровни и присоединился к своим командирам.
– Это, должно быть, легат. Становись!
Он выступил на два шага вперед и вытянулся в струнку. Остальные центурионы, стоявшие в шеренге позади него, подровнялись и выпрямились, расправив плечи, подняв подбородки, вытянув руки по швам. Все замерло: только лошади продолжали фыркать и переступать копытами. Топот сапог стал громче, и спустя несколько мгновений у ворот в багровом свете жаровен появился сопровождаемый группой приближенных сам легат Веспасиан. Остановившись, он ответил на приветствие центурионов.
– Судя по виду, Максимий, твои ребята так и рвутся в бой.
– Так точно, командир. Ждут не дождутся, когда можно будет вступить в драку.
– Рад это слышать.
Веспасиан подступил ближе к командиру когорты и понизил голос.
– Приказ ты получил и понимаешь, какая важная роль отведена тебе в нынешнем деле.
– Так точно, командир.
– Напоследок – вопросы есть?
– Никак нет, командир.
– Молодец!
Веспасиан протянул руку, и они сжали друг другу запястья.
– Последнее сражение. К концу дня все должно закончиться. Да пребудут с тобой боги, центурион.
– И с тобой, командир.
Веспасиан улыбнулся и повернулся лицом к востоку, где над горизонтом уже начинала заниматься заря.
– Ну, время выступать. А вечером я непременно разопью с тобой и твоими ребятами кувшинчик вина.
Легат отступил назад и повел свою свиту к деревянной лестнице, что вела на надвратную площадку.
Максимий повернулся к центурионам:
– По подразделениям разойдись! Быть готовыми к маршу.
Отсалютовав командиру, Катон и Макрон рысцой припустили вдоль молчаливой колонны легионеров к своим центуриям. Катон отметил, как сверкали полированные накладки на щитах: чехлы для защиты от влаги Максимий приказал оставить в палатках, чтобы не нести на марше лишнего веса.
«Лишь бы только дождя не было», – подумал Катон, вспомнив, каким страшно тяжелым становится промокший насквозь щит.
Добежав до строя Третьей центурии, Макрон остановился, кивнув своему младшему другу, продолжившему свой путь в хвост колонны, где под штандартом Шестой центурии его дожидался оптион Фигул. Длинное древко украшал лишь один знак отличия, не считая, конечно, квадратной подвески с номером подразделения. Диск с профилем императора Клавдия. Этот наградной знак был пожалован всем центуриям армии Плавта после прошлогоднего разгрома Каратака под Камулодунумом. Катон незаметно улыбнулся. Прошлогодний разгром, надо же. И вот по прошествии года они опять собираются разгромить Каратака. Конечно же, окончательно. Правда, ему казалось, что, какой бы победой ни увенчалось сегодняшнее сражение, о своем заклятом недруге Каратаке римские легионы еще услышат. Год, проведенный на этом варварском острове, прежде всего научил его одному – бритты слишком глупы, чтобы осознать значение поражения. Каждое войско, которое они высылали против римлян, терпело поражение, но они не извлекали из кровавой бойни никакого урока и упрямо продолжали сопротивляться, несмотря на понесенные потери. Катону очень хотелось, чтобы нынешний разгром и вправду сломил их упорство: ради спасения их же самих и их детей.
– Шестая центурия, подготовиться к маршу!
Из темноты донеслись негромкие звуки: солдаты подняли стоявшие на земле щиты, вскинули на плечи метательные копья. Несколько мгновений, и все снова стихло.
Со стороны головы колонны до слуха Катона донесся приказ открыть ворота: протестующе заскрипели выдвигаемые из скоб запорные брусья, тяжелые бревенчатые створы распахнулись вовнутрь, и в чреве освещенной надвратной башни открылся черный зев. Максимий проревел приказ, и когорта пришла в движение: четко, центурия за центурией, с неуклонным соблюдением установленной дистанции между подразделениями. Наконец прозвучал приказ Антония, адресованный Пятой центурии. Катон дождался, когда ее последняя шеренга шагнула вперед, мысленно сосчитал до пяти и наконец воскликнул:
– Шестая центурия, шагом марш!
Во главе подразделения шествовал он сам; Фигул рядом, поотстав на шаг. За ними знаменосец нес штандарт, а за штандартом маршировала колонна из восьмидесяти бойцов – первый в жизни отряд под его самостоятельным командованием. Ни одного хворого, недужного. Катон оглянулся через плечо и переполнился гордостью. Это ведь его воины, его центурия. Взгляд скользил по выступающим из сумрака лицам бойцов первой шеренги, и Катон чувствовал, что не может быть в жизни ничего лучше, чем служить центурионом Шестой центурии Третьей когорты Второго легиона Августа.
Когда когорта вступила под надвратную башню, легат выхватил из ножен меч и, воздев его к небу, возгласил:
– За победу! За победу! С нами Марс!
– Мечи наголо! – проревел Максимий, маршировавший во главе колонны. Лязгнула сталь, сверкнули смертоносные отточенные клинки, и войска подхватили клич легата, восхваляя бога войны.
Славословия звучали до тех пор, пока лагерные валы, оставшиеся далеко позади уходившей когорты, не превратились в туманный контур, обрисовывающийся в занимающемся утреннем свете.
Оглянувшись последний раз через плечо, Катон устремил взгляд вдоль дороги, по которой Максимий вел своих бойцов на битву, решащую судьбу Каратака и его воинства раз и навсегда.
Глава 7
Уже по одному рассвету стало очевидно, что день выдастся исключительно жарким. На ясном небосводе не было даже намека на облачко. Когорта размеренно маршировала по разбитой дороге, и подбитые гвоздями сапоги легионеров вздымали пыль, покрывавшую застарелые колеи от подвод. Поскрипывали ремни, ритмично позвякивала хорошо подогнанная амуниция, мерно покачивались щиты и метательные копья.