Чумной корабль

И тут судьба сыграла с ними злую шутку. Внешний дви­гатель, всю дорогу еле тарахтящий, но удерживавший самолет в равновесии, внезапно отказал. Спасительный винт превра­тился в огромный кусок металла, тянувший «Кондор» к земле.

Лихтерман вцепился в штурвал в отчаянной попытке не дать «Кондору» уйти в штопор. Но самолет не мог лететь с тягой на правом крыле и сопротивлением на левом. Он то и дело но­ровил накрениться влево и упасть.

Кесслера отбросило на пулемет, патронная лента обвилась вокруг него будто змея. Она ударила его по лицу, отчего в глазах потемнело и из обеих ноздрей брызнула кровь. Увесистая лента снова чуть не задела его, он вовремя увернулся и прикрепил ее к переборке.

Лихтерману еще несколько секунд удавалось выравнивать самолет, но он прекрасно понимал, что шансов у него нет. «Кон­дор» нестабилен, и, чтобы посадить его, нужно было уравнове­сить тягу и лобовое сопротивление. Пилот дотянулся до пере­ключателей и вырубил правые двигатели. Неподвижный винт на левом крыле все еще создавал сопротивление, но с этим Лихтерман мог справиться. Теперь он управлял огромным планером.

— Кесслер, дуй сюда и пристегнись, — проревел он в микро­фон, — посадочка предстоит не из легких.

Кесслер отстегнулся и уже собирался покинуть свою по­зицию, как вдруг его взор привлекло странное сооружение, частично расположенное на леднике. Или что-то настолько древнее, что ледник уже начал поглощать его?.. Времени раз­глядывать не оставалось, но это было нечто огромное, вроде со­кровищницы викингов.

— Герр гауптман, — тут же крикнул Кесслер, — там, в про­ливе!.. Какая-то постройка. Кажется, там можно сесть на лед.

Лихтерман ничего не видел. Под ними расстилалась бес­крайняя пустошь, испещренная острыми, как кинжалы, ледя­ными глыбами. При приземлении с шасси можно будет попро­щаться, а лед порвет обшивку, как бумагу.

— Точно?

— Да, на самом краю ледника. Еле разглядел, но там опре­деленно было здание.

С выключенными двигателями у Лихтермана была только одна попытка. Он вывернул штурвал, отчаянно борясь с инер­цией «Кондора». При повороте самолет потерял часть подъем­ной силы, стрелка высотометра с удвоенной скоростью устре­милась к нулю. С законами физики не поспоришь.

Огромная махина понеслась назад, держа курс на север. Впереди возникли очертания горы, из-за которой Лихтерман не увидел ледник. В ту минуту он благодарил Бога за яркий лун­ный свет, ведь он мог отчетливо различить нелепо выделяющее­ся белоснежное пятно льда не меньше двух километров в длину. Никакого здания, правда, Лихтерман не заметил, да и неважно. Сейчас он был сосредоточен только на этом клочке льда.

Почти по всей своей длине он возвышался над водой, а в кон­це упирался в расщелину в скале, отвесную стену льда настолько толстого, что в лунном свете он отливал голубоватым.

«Кондор» камнем падал вниз. Лихтерман еле успел вы­ровнять самолет, едва не задев крылом камень. Выглядевший гладким за сотни метров, лед оказался куда жестче при прибли­жении, будто бы море мелких волн в одно мгновение застыло. Шасси Лихтерман выпустить все же не осмелился. Обломись одна из стоек при посадке, самолет перевернет через крыло и по­рвет на куски.

— Держись! — прохрипел он.

Кесслер занял место радиста и пристегнулся. Вокруг не было ни единого иллюминатора, и в кромешной тьме парень мог различить лишь ярко горевшие цифры на рации. Услышав короткий сигнал пилота, он мигом согнулся в три погибели, прикрывая шею руками и сводя локти с коленями, прямо как на учениях. Слова молитвы срывались с его губ.

С огромной силой «Кондор» ударился о поверхность лед­ника, подскочил на пару метров и снова рухнул вниз. Громкий скрежет металла о лед напоминал звук поезда в тоннеле. Кес­слера едва ли не вырвало из ремней безопасности, но он так и остался в позе эмбриона. С жутким грохотом самолет нат­кнулся на что-то большое, все внутри заходило ходуном. Крыло зацепилось за ледяную глыбу, и «Кондор» завращался, щедро теряя детали.

Неизвестно, что лучше: сидеть здесь в пугающем неведении или своими глазами наблюдать из кабины пилота, как самолет разносит на куски.

Под ногами Кесслера что-то громко хрустнуло, плексигла­совую перегородку втащило внутрь, громадные куски льда били по самолету; но непохоже, чтобы они хоть чуть-чуть замедли­лись.

Раздался оглушительный треск, и парень почуял характер­ный запах высокооктанового топлива. Он догадался, что это отлетело крыло, ударившись о скалу. Хоть Лихтерман и слил большую часть горючего, его еще немало осталось в топливо­проводе.

Самолет все еще скользил по леднику, но явно начал тормо­зить. Потеряв левое крыло, «Кондор» развернулся перпендику­лярно направлению скольжения, и сила трения увеличилась.

Кесслер вздохнул с облегчением. «Кондор» вот-вот окон­чательно остановится. У них получилось! Он ослабил свою мертвую хватку и уже выпрямился было в кресле, как оторвало второе крыло самолета.

Фюзеляж перевернулся кверху дном. Все произошло на­столько внезапно, что Кесслера чуть снова не вырвало из рем­ней безопасности. Он едва шею не свернул, все тело сковало болью.

Парень висел вверх тормашками, еле соображая, что про­исходит. Через пару секунд он все же осознал, что скрежет алюминия пропал. «Кондор» наконец остановился. Борясь с тошнотой, Кесслер дрожащими руками отстегнул ремни, осторожно опустился на крышу фюзеляжа и в ужасе отпрянул. Он наступил на что-то мягкое. Приглядевшись, Кесслер узнал одного из членов экипажа. Перепуганный мальчишка дотро­нулся до него рукой, но измазался в липкой теплой жидкости. Кровь.

— Гауптман Лихтерман? — позвал он. — Йозеф?

Ответом ему был лишь свист ледяного ветра.

Кесслер порылся в ящике под рацией и нашел то, что ис­кал, — фонарик. Луч света выхватил из темноты тело Макса Эбельхарта, погибшего в первые секунды схватки. Продолжая звать Йозефа и Лихтермана, парень направил луч фонарика на перевернутую кабину. Так и пристегнутые ремнями, оба пи­лота оставались на местах, а их руки свисали, как у тряпичных кукол.

Ни один из них не подавал признаков жизни, даже когда Кесслер подобрался ближе и тронул плечо пилота. Голова Лих­термана была запрокинута, в голубых глазах угас свет. Лицо было все в темной крови, вытекающей из пробитого черепа. Кес­слер дотронулся до его щеки. Она была еще теплой, но кожа уже утратила эластичность. Парень посветил на второго мужчину. Йозеф тоже погиб. Он явно ударился головой о переборку — на металле краснело пятно крови, — а Лихтерман, должно быть, свернул шею при ударе о землю.

Резкий запах топлива наконец вывел Кесслера из оцепене­ния, и он начал пробираться в хвост самолета, к основной двери. Рама была погнута, пришлось вышибать дверь плечом. Он вы­пал из самолета и растянулся на льду. Повсюду валялись детали поверженного «Кондора», и Кесслер отчетливо видел огромную борозду, проделанную многотонной махиной.

Он не знал, вспыхнет ли пожар и через сколько времени можно будет безбоязненно приближаться к «Кондору». Но оста­ваться снаружи долго тоже не мог, слишком холодно. Ничего не оставалось, кроме как попытаться найти то самое сооруже­ние, которое он заметил при падении. Обождать там, убедиться, что «Кондор» не взорвется, и только тогда вернуться. Хоть бы рация уцелела. Ну а если что, можно воспользоваться малень­кой надувной лодкой в хвосте самолета. Правда, до ближайшей деревни плыть несколько дней, но это ему по силам; главное — держаться берега.

Теперь, когда у него был план, на душе стало немного лег­че. Необходимо сосредоточиться на выживании. Будет время вспомнить своих погибших товарищей, когда он доберется до Нарвика. Не то чтобы они были сильно близки, Кесслер всегда предпочитал книги и уединение гулянкам и веселью, но экипаж есть экипаж.

Голова раскалывалась, шея дико болела. Кесслер сориен­тировался и направился через ледник к горе, укрывавшей уз­кий залив. Определить дистанцию на льду сложнее, казалось, до горы всего пара километров, но идти пришлось несколько ча­сов, от чего парень начал прихрамывать. Тут, как назло, на него обрушился шквал с дождем. Кесслер вымок до нитки и продрог до мозга костей.