Желания Элен

— Ты счастливая.

— Наверное. Что же ты сказал своему брату?

— Я сказал ему правду. Сказал, что во мне этого просто нет. Расовые проблемы просто не трогают меня. Мне совсем неинтересно. Я знаю, что это моя вина. Но тут уж ничего не поделаешь.

— И что твой брат сказал на это?

— Он сорвался. Я говорил тебе, что все это много для него значит. В этом вся его жизнь. Я говорил тебе, что несколько лет назад ему разбили голову?.. Да, наверное говорил. Ну вот, тогда он принялся обзывать меня.

— Обзывать? Ты хочешь сказать, что он ругался?

— Нет, не ругался. Он обзывал меня дядей Томом и другими обидными именами. Понимаешь, в том смысле, что я продался. Черт!

— Ладно, не расстраивайся так, Гарри.

— Он сказал мне, что я считаю себя белым. Сказал, что я витаю в облаках. Сказал, что мне лучше поскорее вернуться на землю, иначе рано или поздно со мной случится что-либо скверное.

— Что-нибудь скверное?

— Он сказал, что меня поставят на место. Дадут мне понять, что я ниггер. И мой брат сказал, что это меня сломит. Сказал, что лучше оставить фантазии и понять наконец, кто я на самом деле.

Неожиданно он нагнулся и посмотрел в окно. Он стоял, засунув руки в карманы, и смотрел вниз.

— Снег все идет, — сказал он. — Но меньше. Похоже, там холодно. Ничего хорошего.

Элен скинула туфли. Перебралась с ногами на кровать, прислонилась спиной к спинке кровати. Подобрала колени и обхватила их руками. Положила подбородок на голые коленки и почувствовала маленькую мышцу, о которой говорил Гарри.

— Гарри, должна тебе сказать, что я не тот человек, с которым стоит говорить на эту тему. Я правда об этом ничего не знаю. Наверное, мне следовало бы знать. Наверное, мне следовало бы читать передовицы газет. Но расовые проблемы, политика, Вьетнам и полеты на Луну — все это меня не трогает. Я любила Джона Ф.Кеннеди; он был такой симпатичный. Боже, я плакала, когда его убили. Но все остальное… все остальное меня просто не интересует. Меня волнует работа, личная жизнь и мое будущее. Остальное меня не трогает. У меня многие вызывают жалость, мне жалко всех… Это не так-то легко. Я хочу сказать, быть живым не так-то легко.

— Я знаю, малыш. Я прекрасно это знаю! Мне холодно. Потрогай мои руки…

Он подошел к Элен и остановился перед ней. Она взяла его руки, поднесла их к своим щекам.

— Боже, милый, да ты совсем замерз. Давай, залезай под одеяло. На минутку, только чтобы согреться.

— Да. Ладно. Я замерз. Одежду снимать не будем. Просто полежим немного под одеялом, пока я не согреюсь.

Он снял ботинки. Она взбила подушки, расправила простыню и постелила одеяло. Они забрались в кровать, одетые и прижались друг к другу. Их шепот разносился в полумраке спальни.

— Ты дрожишь, дорогой? — спросила она.

— Немножко. Не знаю, что со мной такое. Вдруг мне стало очень холодно.

— Ты сейчас согреешься. Придвигайся поближе. Прижмись ко мне ногами.

— У меня ноги как лед, малыш.

— Ничего. Прижимайся. Вот так. Как теперь? Лучше?

Они лежали, обнявшись. Спрятавшись от всего мира. Она придвинулась еще ближе к нему.

— Гарри.

— Что?

— Ты хочешь?

— Чего? Я…

— Дай, я попробую.

— О, Элен, Элен… Я не могу передать, как ты дорога мне.

— Ш-ш-ш… Не говори ничего.

Она провела ладонями по его телу. Он потянулся к ней, но она оттолкнула его руки. Она относилась к этому серьезно. Это было важно для нее. Он подался вперед и запечатлел два сочных поцелуя в стекла ее роговых очков.

— Теперь я ничего не вижу, — заворчала она.

— Хорошо. Это хорошо. На меня не надо смотреть.

Он закрыл глаза, и теперь только Господь Мог мог видеть их. Элен делала все, что могла. Она представила себе, что они на необитаемом острове. Одни на всем белом свете.

Но ничего не вышло.

— Ничего не выйдет, — сказал он.

— Не думай ни о чем. Предоставь дело мне…

Но ничего не получилось: так иногда бывает. Молнию заклинило на его брюках. У нее затекла левая нога. Потом ей нестерпимо захотелось чихнуть. У него забурчало в животе. А еще — жара под одеялом. Пот. И никакого движения, ничего. Тщетные усилия.

— Перестань, — громко сказал он. — Ничего не выйдет, малыш. Ничего не выйдет.

Он откинул одеяло, сел и потер лицо ладонями.

Элен Майли осталась под одеялом. Она сняла еще влажные очки и положила их на столик у кровати. Она лежала и наблюдала за тем, как он меряет шагами комнату. Его длинная тень неясно скользила по стенам.

— Забавно, — проговорил он наконец. — Очень забавно.

— Что забавно?

— Я. С каждым днем я становлюсь все более и более белым. Теперь вот его не могу поднять.

— Гарри…

— О, боже, — выдохнул он. — Ну и ну. Это просто что-то.

— Гарри, да мало ли что может быть. Простуда. Грипп. Вирус.

— Или как я сказал — рана в душе.

— Что ты собираешься делать?

— Делать? Не знаю. Что-нибудь. Придумаю что-нибудь.

Она выбралась из-под одеяла. Села на край кровати, ногами касаясь пола. Попыталась прикурить сигарету, но руки тряслись, и ничего не вышло. Спичка погасла. Она сломала сигарету и бросила ее на пол.

Согнувшись, опустив голову, она обхватила себя за плечи. Гарри подошел к ней и мягко положил ладонь ей на голову.

— Элен, что ты делаешь? Ты плачешь? Господи боже мой, ты плачешь из-за меня?

Она всхлипнула.

— Я плачу из-за нас. Из-за всех нас.

— О, малыш, малыш, — проникновенно заговорил он. — Все не так плохо. Перестань. Перестань плакать, слышишь? Мы прорвемся. Так ведь всегда было, верно? Со мной все будет хорошо. Я что-нибудь придумаю. Все будет в порядке, Элен.

— Гарри, ты обещаешь? Все будет хорошо?

— Конечно. Перестань плакать…

Он сел на кровать рядом с ней, положил руку ей на плечо и привлек ее к себе. Постепенно ее плач стих. Она положила ему голову на грудь. Она прижалась к нему, как испуганная маленькая девочка прижимается к отцу в поисках защиты.

Он коснулся ее лица. Он вытер пальцем ее слезы, погладил тугие завитки ее волос, дотронулся до ее губ, подбородка, шеи.

— О, господи, — вздохнула она. — Столько всего навалилось.

— Дело в том, — заявил он, — дело в том, что нам никогда не дадут еще один шанс. Понимаешь? Когда становишься старым, то понимаешь, что делал в жизни не так, и только тогда знаешь, как надо делать. «В следующий раз сделаю лучше», — говоришь себе. Но следующего раза не будет. Или ты делаешь все с первого раза правильно или ты — конченый человек. Я прав? Да, я прав…

Они сидели на краю кровати, спрятавшись от мира в объятиях друг друга и все еще дрожа…

21

— Элен, — сказал Ричард Фэй, — ты — одна большая эрогенная зона.

Это искреннее признание было вызвано реакцией Элен на то, что он всего лишь провел пальцами по ее обнаженной спине и чуть ущипнул туго натянутую кожу на ребрах. Она вцепилась в матрас и так заработала ногами, словно пыталась догнать уходящий автобус.

— Просто я очень чувствительная, — задыхаясь, пробормотала она. — Просто очень чувствительная.

Он рассмеялся и наклонился, чтобы укусить ее за аппетитную ягодицу. Даже не кусить, а так — ущипнуть губами.

Он встал и голый прошелся по ее спальне. Было время, когда собственная нагота вызывала у него одно желание — поскорее скрыть ее. Но теперь…

— Посмотри на меня, — похвастался он, хлопая себя по животу ладонью.

— Сбросил еще пять фунтов. Живот исчезает. Согласись, Элен, живот определенно исчезает.

Она перевернулась, села, натянула простыню, согнула колени, оперлась на них локтями, прикурила сигарету и критически осмотрела его.

— Да, — кивнула она, — ты правда хорошо выглядишь. Что говорит по этому поводу Эдит?

— Она говорит, что я похудел. Она говорит, что я мало ем.

— Какие у вас сейчас отношения?

— Нормальные. Нейтралитет. Ищу себе квартиру; я об этом говорил. Но квартиру не так-то легко найти.