Страница 7 из 14
Но важен он не только в этой сфере. Мотивированные участники всегда превосходят остальных. Студенты, у которых есть мотивация, демонстрируют более высокие результаты даже в тех случаях, когда проверяются вещи вроде бы неизменные, например в тесте на коэффициент интеллекта (IQ), где они показывают в среднем на 0,064 балла выше с учетом стандартной погрешности. Мало того, мотивация обусловливает более высокую академическую успеваемость, определяет меньшее количество судимостей и более высокие результаты в работе. Дети, демонстрирующие «яростное стремление» (этот термин введен Эллен Уиннер для описания внутренней мотивации овладеть навыками в какой-либо сфере), гораздо чаще добиваются успехов в любой области, от искусства до науки. Если у нас есть мотивация выучить какой-либо язык, скорее всего, наши старания увенчаются успехом. В сущности, когда мы осваиваем что-либо новое, процесс идет успешнее, если у нас есть мотивация. Даже наша память знает, мотивированы мы или нет: мы лучше запоминаем, если мы мотивированы в тот момент, когда формируется воспоминание. Это явление называется мотивированным закреплением.
И наконец, третий и последний элемент: практика, практика и еще раз практика. Вдумчивую мотивацию необходимо дополнить тысячами часов безжалостных, интенсивных тренировок. Без них никак не обойтись. Вспомним феномен экспертного знания, или компетентности: эксперты во всех сферах, от шахмат до криминалистики, прекрасно помнят все, что относится к выбранной ими сфере деятельности. Познания Холмса в области преступлений всегда в его распоряжении. Шахматист зачастую держит в голове сотни партий со всеми ходами – в виде, пригодном для моментального доступа. Психолог К. Андерс Эрикссон утверждает, что эксперты иначе воспринимают мир в сфере своей компетенции: они видят то, чего не замечает новичок, им достаточно одного взгляда, чтобы выявить закономерности, отнюдь не очевидные неопытному глазу, они смотрят на детали как на часть целого и сразу понимают, какие из них важны, а какие несущественны.
Система Холмса никому не дается просто так, даже самому Холмсу. Можно с уверенностью утверждать, что он в своем созданном Конан Дойлом мире с рождения, как и все мы, руководствовался системой Ватсона. Просто он в какой-то момент остановился. И научил систему Ватсона действовать по правилам системы Холмса, поставив вдумчивую рефлексию на место бездумного рефлекса.
Система Ватсона по большей части является для нас врожденной. Но, осознав ее власть, мы убеждаемся – система контролирует ситуацию уже не так часто, как прежде. Как отмечает Холмс, он взял себе за правило пользоваться своей системой Холмса ежедневно, каждую минуту. Таким образом он приучал своего «внутреннего Ватсона», склонного к поспешным суждениям, поступать как подобает «внешнему Холмсу». Одной только силой привычки и воли он приучил себя направлять моментальные суждения в фарватер рефлексирующей, анализирующей мысли. Благодаря такой базе Холмсу понадобились считаные секунды, чтобы сделать первые наблюдения, касающиеся характера Ватсона. Вот почему Холмс называет это умение интуицией. Безошибочная интуиция, интуиция, которой обладает Холмс, неизбежно опирается на тренировку, на долгие ее часы. Эксперт не всегда осознает, откуда что берется, но берется все из навыка – видимого или нет. Заслуга Холмса в том, что он разъяснил суть процесса, объяснил, как горячее может стать холодным, а машинальное – осознанным. Это и есть знания, которые Эрикссон назвал экспертными: способности, порожденные интенсивной и обширной практикой, а не какой-либо внутренней одаренностью. То есть Холмс не родился частным сыщиком, лучшим из всех частных сыщиков. А практиковал вдумчивый подход к миру и со временем отточил свое искусство, довел его до уровня, который и был представлен нам.
Когда первое совместное расследование близится к завершению, доктор Ватсон делает комплимент товарищу и его удивительным достижениям: «Благодаря вам раскрытие преступлений находится на грани точной науки». И вправду высокая похвала. Но в следующих главах вам предстоит научиться действовать точно так же в отношении каждой мысли с момента ее появления – как делал Артур Конан Дойл, собирая доказательства в защиту Джорджа Эдалджи, и Джозеф Белл, проводя диагностику пациентов.
Шерлок Холмс достиг зрелости в период младенчества психологии. По сравнению с Холмсом мы гораздо лучше вооружены знаниями. Так давайте научимся находить им достойное применение.
ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ О ШЕРЛОКЕ ХОЛМСЕ
«Как он ухитрился угадать…» – повесть «Этюд в багровых тонах», гл. 1 «Мистер Шерлок Холмс».
«Прежде чем обратиться к моральным и интеллектуальным сторонам…», «Взглянув на первого встречного, научиться…», «Искусство делать выводы и анализировать…» – повесть «Этюд в багровых тонах», гл. 2 «Искусство делать выводы».
Глава 2 «МОЗГОВОЙ ЧЕРДАК»: ЧТО ЭТО ТАКОЕ И ЧТО ТАМ ХРАНИТСЯ?
Один из самых ярких фактов, касающихся Шерлока Холмса, – полное отсутствие у него представлений о теории Коперника. «На кой черт она [Солнечная система] мне? – восклицает он, обращаясь к Ватсону в “Этюде в багровых тонах”. – Ну хорошо, пусть, как вы говорите, мы вращаемся вокруг Солнца. А если бы я узнал, что мы вращаемся вокруг Луны, много бы это помогло мне или моей работе?» И что же теперь, когда упомянутый факт ему известен? «Я постараюсь как можно скорее все это забыть», – обещает Холмс.
Забавен подобный акцент на контрасте между почти сверхчеловеческим интеллектом сыщика и его неспособностью усвоить факт столь элементарный, доступный даже ребенку. Полное незнание устройства Солнечной системы – серьезный минус для человека, которого мы избрали на роль образца владения научным мышлением, не так ли? Даже авторы сериала ВВС «Шерлок» не удержались и отвели этому эпизоду заметное место в одной из серий.
Однако в данном заявлении Холмса есть как минимум два момента. Прежде всего, оно, строго говоря, не соответствует действительности. Тому свидетельство – неоднократные ссылки Холмса на астрономию в последующих историях: так, в «Обряде дома Месгрейвов» (The Musgrave Ritual) он говорит о «поправках к личному уравнению наблюдателя, как выражаются астрономы» [3] ; в «Случае с переводчиком» (The Greek Interpreter) – о «наклонности эклиптики»; в «Чертежах Брюса-Партингтона» (The Bruce-Partington Plans) – о «планете, покидающей свою орбиту». В конечном итоге Холмс пользуется почти всеми знаниями, обладание которыми отрицает на ранних стадиях своей дружбы с доктором Ватсоном. (И во вполне каноничном сериале ВВС мы тоже видим в конце концов триумф науки: оказывается, Холмс все-таки знает астрономию, и эти знания спасают положение – и жизнь мальчика.)
Собственно говоря, можно утверждать, что Холмс преувеличивает свое невежество именно для того, чтобы привлечь наше внимание ко второму и, по-моему, гораздо более важному моменту. Мнимый отказ Холмса держать в памяти устройство Солнечной системы – лишь иллюстрация к представлению знаменитого сыщика о человеческом разуме, центральном для методики Холмса – и для нашей, коль скоро мы хотим ее перенять. Как объясняет Холмс Ватсону вскоре после разговора о теории Коперника, «мне представляется, что человеческий мозг похож на маленький пустой чердак, который вы можете обставить, как хотите».
Когда я впервые услышала выражение «мозговой чердак» (brain attic) – еще во времена камина и потрепанного малинового переплета, – мне, семилетней, представилась черно-белая обложка книги Шела Силверстайна, стоявшей на самом видном месте у меня на книжной полке: на этой обложке перекошенное лицо с кривой улыбкой продолжалось в области лба морщинистым треугольным фронтоном, увенчанным крышей с дымовой трубой и окном с приоткрытыми ставнями. Из-за них на мир смотрело крохотное личико. Неужели об этом и говорил Холмс? О тесной комнатке со скошенным потолком и незнакомом существе со смешной мордашкой, только и ждущем, чтобы потянуть за шнурок и выключить или включить свет?