Волонтеры атомной фиесты

Всем было ясно, а вот сам штаб-капитан немного нервничал (хотя, наблюдая за ним со стороны, этого бы никто не заметил). Предстоящий фокус был акробатическим, а при коллективной воздушной акробатике надо следить за каждой машиной в группе. Но, в ракурсе задачи, придумать быстро что-либо другое, достаточно эффективное, никак не получалось. Оперативная площадка: несколько гектаров в сравнительно-широкой зоне песчаной отмели Тиктик. Транзитная база ONB (organized naval banditos). Уродливое и бессистемное скопление дощатых навесов, бочек с топливом, старых ржавых морских контейнеров, и загонов для морских черепах. И в одном из этих загонов находятся FCC (friendly civil contingent), которых надо освободить. По оперативной площадке бродят упомянутые naval banditos в количестве 97 живых единиц, и задача освобождения FCC эффективно решается, только если эти 97 живых единиц быстро станут мертвыми. Но, согласно законам геометрии и вероятности, с какого бы угла не зашел боевой самолет, некоторое число naval banditos окажется в «запретном секторе огня», иначе говоря — в секторе, обстреливая который, вы наверняка зацепите спасаемых FCC. Решение чисто геометрическое: обстрел должен выполняться одновременно с двух перпендикулярных атакующих курсов, чтобы охватить все цели, и при этом оставить загон с FCC в узком квадрате безопасности. Вот почему нужны такие тонкости с маневрами взвода Пента относительно взвода Гекса. На обычном авиа-шоу маневр двух групп, известный как «рандеву влюбленных змеек» считается за разминку. Но в ночном бою, блин…

…Ладно. Не хрен уже думать. Вот он, островок Тиктик, предупредительно отмечен на экранах Т-лорнета контрастным цветом. И «гуманоиды» маркированы, как полагается: террористы — алые, сивиллы — синие. И авиа-взвод Гекса под командованием штурм-капитана Мирафлореса Гонзалеса (для своих — Ми-Го) уже заходит с севера. Ми-Го не просто коллега. Пиркс был его ведомым в «рекордной двойке» на той, первой войне, и наколбасили они — до сих пор, как вспомнишь, так волосы дыбом. И не в том дело, что Центральноамериканская война была страшнее других, но все тогда было в новинку, а следующие войны ничего принципиально нового в плане эмоций не добавили…

…На бинокулярных мониторах прочерчен его, Пиркса, сектор обстрела — будто бледно-лимонный луч прожектора, как его изображают дети, А в шлемофоне звучит бравурная присказка штурм-кэпа Ми-Го: «Теперь, детки скажите хором: елочка, зажгись!»…

Принципиальная особенность комплекса бортовой компьютер — Т-лорнета в том, что он отслеживает движение глаз пилота, и параметры биотоков, чтобы наводить пулемет. В результате, после некоторой тренировки, пилот четко управляет турелью пулемета, без отвлечения рук от штурвала. Только гашетка оставлена механическая — все-таки спецы, военные инженеры, не решились отдать сам момент выстрела на откуп компьютеру…

…

19:45. Островок Тиктик. Черепаший загон на транзитной базе naval banditos.

Можно ли объяснить хотя бы приблизительно, что чувствует новозеландская студентка, избитая и изнасилованная бандой яванцев и папуасов? Наверное, специалист-психолог способен изложить адекватное объяснение, но Нэнси Руст из города Фангареи не была психологом. Она училась на третьем курсе Технического Университета Гамильтона, и психологию знала только на уровне популярных книжек. Так что, если бы Нэнси вдруг спросили, что она чувствует, то она бы вряд ли сказала что-то кроме: «мне хреново, как никогда в жизни». А ее подружка Барбара Гаррет, оказавшаяся в такой же ситуации, не чувствовала, кажется вообще ничего. Она впала в ступор, и стала похожа на куклу. Ее частенько поддразнивали, называя «куклой Барби» (не только из-за имени, а еще из-за кукольной внешности именно стиля «Барби»: овальное личико, синие глазки, и светлые прямые волосы). Хотя (по мнению Нэнси) Барбара была отличной девчонкой, но сейчас напоминала пластмассовую куклу, выброшенную на грязную свалку. Впрочем, Нэнси понимала, что и сама выглядит не лучше. Только, в отличие от Барбары, у нее мозги не отключились. Нэнси осознавала все уже произошедшее и опасалась, что дальше могут произойти вещи еще хуже. Непонятно, куда хуже… Хотя нет, понятно.

Дональд Уонтнер погиб сразу, и это произошло с жуткой простотой: винтовочная пуля попала ему в голову, вот и все.

Энджел и Мэри-Леа Апферн были живы, хотя выстрелы картечью из помпового ружья, кажется, изрешетили их тела на уровне живота.

И Талер Кибэк, пытавшийся рубиться топором один против нескольких бандитов, тоже невероятно как, но был жив, хотя получил такой же выстрел в живот, а потом, его, уже лежащего, добивали багром, или гарпуном. Он продолжал дышать, хотя на губах густо пузырилась розовая пена, и бандиты бросили его сюда, к остальным, а не вытолкнули в открытое море, как труп Дональда.

Из всех раненых только Энджел Апферн иногда приходил в сознание и просил воды. А никакой воды здесь не было. Здесь вообще ничего не было, кроме нескольких черепах, предназначенных, вероятно, на убой, но пока живых — чтоб мясо не испортилось.

Сейчас, в темноте, Нэнси Руст даже не была уверена, жив ли кто-то из раненых. Иногда казалось, что слышно чье-то дыхание, но возможно, это шуршали черепахи. Вообще-то, темнота была в плюс. Во-первых, исчезла оглушающая жара. А во-вторых, возникла не особенно сильная, но устойчивая надежда на побег. Два бандита, сторожившие загон, в данный момент были то ли пьяны, то ли сжевали столько бетеля, что просто выпали из реальности. Наверное, если открыть калитку загона, то можно прокрасться мимо них, и проползти так, чтобы остальная банда, распределившаяся вокруг примусов, на которых варилась похлебка, ничего не заметила. Но что потом? Попробовать угнать катер? Тут несколько катеров, но, черт возьми, на каждом по двое часовых, причем трезвых.

Пока Нэнси обдумывала план побега, надежда на пьяных часовых испарилась. К загону подошел один из главарей (кажется, яванец), с отличительным знаком, белой головной повязкой, и привел двух трезвых бандитов. Главарь с помощью яркого фонарика, для начала, рассмотрел пьяных, затем несколько раз пнул ногой одного и другого, и что-то рявкнул — видимо, приказал убираться. Они на четвереньках отползли в темноту, на их место уселись двое новых, а главарь направил луч фонарика в загон, убедившись, что черепахи и пленники никуда не делись, он собрался было уходить, но потом внезапно остановился и сделал взмах рукой, будто хотел отогнать муху.

Нэнси тоже услышала жужжание, будто рядом летало крупное насекомое. А секундой позже до нее дошло, что это, скорее всего, шум самолетного пропеллера. Та же мысль, вероятно, пришла в голову главаря, и он отреагировал как-то неожиданно: распахнул калитку загона, прыгнул внутрь, и вжался в мокрый песок. Следом, видимо просто по привычке подражать, прыгнули оба новых часовых. Через несколько мгновений, Нэнси поняла смысл этих действий — главарь явно догадывался, что последует за жужжанием. Невысоко на фоне черного небо замигали желтоватые точки, и по лагерю бандитов как будто прокатилась гигантская невидимая мясорубка. Человеческие тела, подсвеченные вспыхнувшим топливом, попадали под глухие шмякающие удары призрачных лезвий. Вокруг разлетались бесформенные ошметки мяса… Тут Нэнси догадалась тоже лечь на песок, и заодно спихнуть в лежачее положение «куклу Барби», которая до этого сидела, прислонившись спиной к одному из столбов загона… А невидимая мясорубка все еще продолжала работать — казалось, это длится уже вечность (хотя на самом деле прошло меньше десяти секунд). Затем, низко над островком проскользнули небольшие темные силуэты, распознаваемые только потому, что они на долю секунды заслонили звезды…

Стало тихо — хотя не совсем. Слышались хрипы и визгливые стоны раненых. И тихое копошение главаря и еще двух бандитов, укрывшихся в загоне. Нэнси поняла смысл их действий: выходит, они знали, что шквальный пулеметный огонь (та самая невидимая мясорубка) совершенно точно не коснется загона с пленниками. У Нэнси промелькнула тревожная мысль, что она и остальные ребята станут заложниками — как в фильмах про террористов, но сообразить, как себя вести, чтобы избежать этого, она не успела. Весь черепаший загон внезапно оказался залит ослепительным светом. Нэнси инстинктивно зажмурилась, но этот жуткий свет жег глаза даже сквозь сомкнутые веки, и пришлось прикрыть глаза ладонями. В этот момент звонко и хлестко, будто лопнувшие басовые струны, прозвучали несколько выстрелов — шесть или семь. С этими выстрелами почти совпали глухие мокрые шлепки рядом, внутри загона, на расстоянии вытянутой руки. Послышалось гудение моторов, потом резкие команды на колониальном английском, и ослепительный свет погас. Нэнси осторожно открыла глаза — нет, все-таки свет был, но обыкновенный, неяркий, от множества фонариков, которые, как она сразу же заметила, закреплены на коротких стволах оружия в руках у фигур, высадившихся на островок. У изогнутого пляжа стояли в ряд восемь небольших крылатых бронекатеров — размером, наверное, с микроавтобус. Понятно, что на них и приехал десант. И, понятно даже чей. Корпуса бронекатеров, подсвеченные фонарями, были украшены эмблемами: лазурный кружок, а в нем цветок с тремя лепестками: черным, белым и желтым. Меганезийцы.