После войны

По молчаливому согласию больше мы темы Домлева не касались; вероятнее всего, из-за меня. Ни со следователем, провожавшим нас до выхода, ни с фельдшером, хотя последнему, кажется, и было любопытно.

Исавий же сопроводил меня до палаты, помог раздеться, улечься, собственноручно сменил повязки и оставил отдыхать. А я ещё долго в тот вечер лежал, бездумно глядя в белый потолок. Мне не было ни гадко, ни тошно, ни больно; слова покойного сослуживца не задели, да и ожидал я в глубине души именно чего-то подобного. Просто внутри было совершенно пусто и очень хотелось напиться вдрабадан.

Вернувшаяся из командировки Явлена Лихеевна, конечно, здорово сердилась, но досталось, в основном, главврачу; по мнению этой святой женщины с нас, бестолковых больных, взятки гладки, потому как мы мужчины и герои на всю голову, а он вроде как специалист и профессионал. Впрочем, обнаружив, что на состоянии пациента, то есть меня, несанкционированная прогулка негативно не сказалась, смилостивилась. В госпитале я пролежал ещё два с лишним месяца: с проклятьем моим всё-таки разобрались, а то и полгода прожил бы.

— Встреча седьмая. Отшельник. Время встречи — 25 февраля 1912 года. Место действия — Приасский край.

«Так и будешь идти по краю между адом земным и раем, между теми, кто жил, кто снится, путать лица!»

Последние несколько дней меня не покидало ощущение, что везение моё осталось где-то за пределами родного края. Ничем иным объяснить своё нынешнее положение я не мог.

Едва только выписался из госпиталя, и — пожалуйста, опять нашёл приключение. Забрёл в болото, которое по непонятным причинам не спешило замерзать, несмотря на суровые морозы. Может, где-то били горячие ключи, может — здешние жители принципиально не желали засыпать, кто разберёт? Холод мне не страшен, сырость — тоже, да и увязнуть риск минимальный. Но удовольствие весьма сомнительное, а скорость передвижения — в час по чайной ложке, потому как двигаться приходится осторожно, расходуя много сил, часто отдыхать. В общем, за вчерашний день я преодолел, в лучшем случае, пару вёрст, сегодня предстояла вторая ночёвка на болоте, и конца-края этому безобразию не виделось.

Остановившись перекурить на небольшом островке, я присел на торчащую корягу, мрачно разглядывая поднимающийся вокруг желтоватый туман. Здесь было сыро, холодно и мрачно; болото вообще не слишком гостеприимное место, а уж в такую погоду…

— Здравствуй, чародей, — раздался сбоку тихий женский голос. Я вздрогнул от неожиданности и рывком обернулся. В полутора саженях от меня по колено в воде стояла типичная кикимора, она же болотная русалка: нечисть, имеющая облик молодой красивой девушки, недавно утонувшей — синие тени под глазами, спутанные волосы ниже пояса с клочьями тины, простая полотняная рубаха ниже колен. Кикиморы — нечисть не слишком дружелюбная, но и совсем уж агрессивными их назвать нельзя, хотя экземпляры попадаются разные. Притопить случайного путника, конечно, могут, особенно если тот пьяный, но не злоупотребляют. Опять же, это ещё доказать надо, кикимора ему помогла, или сам оступился. Болото — штука коварная.

Одно объединяет всех без исключения представительниц этого вида: они очень редко идут на контакт с людьми, тем более — вот так, в открытую.

— И тебе не хворать, — машинально откликнулся я, с любопытством разглядывая нечисть — раньше мне с ними встречаться не доводилось. — Какими судьбами? — миролюбиво поинтересовался я. Запутать меня она не сможет, — чай, не леший, а существо куда более слабое, — силой навредить — тоже, так почему бы и не поговорить? Тем более, она здесь явно совсем не для вредительства.

— Я присяду? — проигнорировав вопрос, она медленно подошла к островку и, не дожидаясь ответа, присела на сырую стылую землю не так, чтобы рядом, но и недалеко. — Послушай, чародей, — медленно и как бы нерешительно начала она, не глядя на меня. — Ты здесь зачем?

— Честно говоря, просто проходил мимо и немного заблудился. Я тебе мешаю? — кикимора чем дальше, тем сильнее меня удивляла. Поведение её можно было назвать, мягко говоря, странным, а причин его я и предположить не мог.

— Домой идёшь? — и вновь она будто не услышала моего вопроса. Я уже хотел возмутиться, но вдруг понял, почему она вот так игнорирует мои слова, хотя вроде бы сама начала разговор. Кикимора стеснялась. Совершенно по-женски, по-человечески, мялась и не знала, как приступить к интересующей её теме.

— Домой. Что случилось? Беда какая-нибудь? — не выдержал я. Она только потупилась и кивнула. — Какая?

А дальше случилось совсем уж невероятное. Кикимора шмыгнула носом и подняла на меня полные слёз глаза.

— Помоги нам, пожалуйста! Сил никаких больше нет! — она снова всхлипнула. — Житья никакого не стало, с тех пор как он тут!

— Кто — он? — машинально уточнил я. Где такое видано, чтобы нечисть у людей вот так, по своему почину, помощи просила? Да ещё в слезах?!

— Мертвец окаянный, — вздохнула она. — Уснуть не даёт, сестёр моих перевёл, бочажников, водяников, — всех. Нас, кикимор, три дюжины на этом болоте было, теперь только пятеро осталось. Как поселился тут, так и житья нам не стало! А мы против него что? Тьфу!

— Покажешь, где он? — не задавая лишних вопросов, я поднялся на ноги, отряхивая шинель.

В общем, проблема явно по моему профилю; мертвец, не дающий покоя болотной нечисти — наверняка доманский офицер, больше просто некому. А вот что за офицер… С моим везением вообще и последнее время в частности, это должен быть лич. Причём старый, опытный и сильный. В возне с нечистью резон у него может быть только один, исследовательское любопытство. То ли они ему тут мешают в чём-то, то ли именно они и заинтересовали; насколько я знаю, наша нечисть всегда представляла огромный интерес для этой братии. Даже, пожалуй, больший, чем стихийная магия. Свою-то нечисть крестопоклонники извели под корень, если кто и остался — в самой глуши, старательно прячущийся от людей. А наши лешие, болотники, водяники и прочие в своих вотчинах хозяева, и их присутствие стало для доманцев большим и неприятным сюрпризом: природные духи крайне негативно восприняли появление ходячих мертвецов, и оказали нешуточное сопротивление.

— Пойдём, — кивнула она. — Здесь не очень далеко. Только вот… — она явно замялась и окончательно смутилась.

— Договаривай, не бойся. Я уже согласился помочь, и лучше, если я буду знать все подробности. Меньше сюрпризов — больше вероятность, что я справлюсь с вашей проблемой.

— Я не смогу тебя до конца проводить. Моё место в болоте, а он на суше.

— То есть? На окраине?

— Нет. Мы сейчас почти в сердце болота; неподалёку есть большой остров, там людская деревня. Вот в ней он и прячется. Нам туда ходу нет, а лешего там своего не имеется, и вообще больше никого из наших. А он ещё и круг какой-то чародейский сделал, или что-то вроде того. Я не знаю, что это, но идти страшно — так одна из моих сестёр погибла, давно ещё, в самом начале. Она переступила черту, и обратилась в пыль, — она снова всхлипнула.

— Постой, постой, — опомнился я. — Какая ещё деревня? Не должно здесь ничего быть, — я не слишком хорошо помнил карту местности — помнил бы, не забрёл в болото. Но вот тот факт, что Желтушкина топь простирается на многие вёрсты без каких-либо поселений, я знал совершенно точно. Потому и окончательно загрустил, сообразив, куда попал. В обход болот пешком было бы дольше, даже с учётом неторопливости моего продвижения. Но то пешком! А после давешней метели, в которой я, собственно, и заблудился, дороги небось уже расчистили, и был шанс найти какую-нибудь попутку.

— Да она тут давно уже, — пожала плечами утопленница. — Желтушки называется.

Чернушина какая-то. Место, конечно, глухое, гиблое; но не до такой же степени, чтобы потерять целую деревню!

Могло случиться так, что эту деревню кикимора выдумала, чтобы заманить меня… куда-то. Но это только теоретически могло, на практике — зачем ей такие сложности? Чтобы со мной справиться, нужно существенно больше её сородичей, да и то я в это время должен спать — болотные русалки существа слабые, и сжечь их ничего не стоит. Любые серьёзные боевые чары, и без разницы, десяток их был, или сотня.