Посох волхва

Через минуту он уже крепко спал. Прохладный утренний ветерок теребил его сухие белые волосы. Неподвижны были калечно-сведенные навеки ноги. Неподвижны жилистые, узловатые руки. И лишь тонкий след от одинокой слезы на морщинистой, иссеченной шрамами щеке светло и остро поблескивал в лучах восходящего солнца.

Глава 3

«…В начале веков, когда еще не было ни земли, ни неба, существовала огромная разверстая бездна. По обоим концам бездны лежало два царства: на юге – Муспелльхейм, царство света и тепла, и на севере – Нифльхейм, царство мрака и холода. Посреди Нифльхейма бил источник Нвергелмир, от которого исходили двенадцать закованных льдами потоков. От действия южной теплоты льды начали таять, а из растопленных капель произошел первозданный великан Имир. Во время сна Имир вспотел. В плодоносном поте под его левой рукою родились муж и жена, а ноги его произвели шестиглавого сына – так возникло племя инеистых великанов. Лед продолжал таять, и явилось новое существо – корова Авдумбла. Из четырех сосцов ее лились млечные потоки, которые питали Имира. Сама же она лизала ледяные скалы, и к вечеру первого дня образовались от того волосы, на другой день – голова, а на третий день предстал огромный и сильный муж по имени Бури. От этого Бури народился Бьерр, который взял за себя дочь одного из инеистых великанов, и плодом их супружеской связи были три сына, принадлежащие уже к числу богов – Одхинн, Вили и Ве. Эти три брата, представители бурных гроз, убили Имира, и из ран его излилось так много крови, что в ней потонули все инеистые великаны. Только один успел на ладье спастись со своей женою, и от них-то произошла новая порода великанов. Сыновья Бьерра бросили труп Имира в разверстую бездну и создали из его крови море и воды, из мяса – землю, из зубов и костей – скалы, утесы и горы, из волос – леса, из мозга – облака, из черепа – небо, на котором утвердили огненные искры, вылетавшие из Муспелльхейма, дабы они освещали землю как небесные светила. Земля была кругла и со всех сторон опоясывалась глубоким морем, за которым обитали великаны…»

«Хрофтотюр» и «Фенрир» легли темными, широкими днищами на желтый береговой песок Днепра. И началась бойкая выгрузка товаров.

Хроальд стоял на носу своего драккара и пристально вглядывался в городские укрепления. Без привычного шлема голова конунга напоминала мелко обкусанное яблоко, угодившее в редкую, гнилую солому: седовато-рыжие длинные патлы росли несколькими островками, большую же часть черепа занимали плешины, на которых кривились и отливали синевато-лиловым цветом желваки и натертости от боевого шлема.

Все остальные викинги трудились, таская мешки и тюки, набитые добром, на берег. Со стороны, если отойти шагов на сотню, все выглядело вполне безобидным купеческим муравейником. Никто из местных жителей ничего и не заподозрил: слишком уж немного норманнов, да и товара вон сколько выгружают! До чужого ли тут?

Откуда же местным знать, что добрая половина тюков по приказу Хроальда набита разным мусором специально для отвода глаз. А самого-то товара, видит Тор, на полдня торговли, да и то в лучшем случае.

План Хроальда был прост: для начала развернуть торговлю, чтобы вызвать интерес у местного населения, затем, улучив подходящий момент, выкатить бочку с хмельным зельем и, хорошо подпоив любителей погулять за чужой счет, втянуть в «молодецкую забаву» парней, что покрепче да помоложе. Понятное дело, поглядеть на «забаву» придут и местные молодые красавицы. А вот тут уже не зевай! Такая тактика срабатывала не раз. И нового Хроальд ничего придумывать не собирался.

Маленький и хрупкий на вид человек наблюдал за происходящим с левого, противоположного берега Днепра. Длинная прядь серебряных волос закрывала верхнюю часть лица. Точнее, хорошо видны были лишь губы, растянутые в печальную улыбку. А недавно увидевшие свет усы и борода постреливали в лучах солнца золотыми искорками.

Ишута стоял, опираясь на посох своего учителя.

Так получилось, что день возвращения Ишуты в родные края совпал с днем прибытия «Хрофтотюра» и «Фенрира». Почти пять лет молодой человек провел бок о бок с лучшим из лучших – Аникой-воином, который согласился взять его в обучение. Вместе они побывали во многих закатных странах, да и во многих рассветных тоже. Посетили десятки боевых школ, обменялись опытом со многими мастерами рукопашного и стрелкового боя.

Аника заставлял своего ученика наблюдать за полетом и поведением птиц, повторять движения хищных животных, учиться чувствовать приближение опасности у тех, кто питается подножным кормом. Когда пришло время расставаться, Аника впервые обнял ученика и сказал:

– Кажется, я и впрямь смог из тебя кое-что вылепить! Но человек без дома подобен щепке в океане – он пуст, сиротлив и гол. Тот, кому неоткуда уходить и некуда возвращаться, забывает рано или поздно, ради чего он существует в своем теле, не понимает, кому или чему он должен служить.

Бездомный пес, которого можно пнуть и сказать: «Иди, поживи в другом месте», в конечном итоге становится озлобленным и недоверчивым. Он быстро забывает руку, кормившую его, потому как совершенно правильно думает, что кормили его и приручали только лишь из баловства или праздности. А любое живущее на земле существо испытывает острую необходимость в том, чтобы быть кому-то преданным, чтобы служить и в этом служении испытывать радость и жажду жизни. Но в награду за преданность и служение должен быть дом.

Волхв служит людям, но всегда возвращается домой после трудного дня, где у него развешаны пучки целебных трав, где стоят кувшины с бальзамами и снадобьями, где его ждет верный пес или выносливый и закаленный в трудах конь. Человек входит в свое жилище, и оно встречает его каждой трещинкой в бревне, каждым камнем печи, каждым углом. Хозяин и дом находят друг друга во взаимных объятиях. Человек получает отдохновение и восстанавливает силы, а дом оживает, начинает дышать и радоваться. Родные запахи, дорогие сердцу предметы, даже шебуршание в углу знакомой мыши – все это успокаивает дух и расслабляет натруженные члены. Что бы ни происходило за пределами дорогих стен, в каких бы жизненных ситуациях человек ни оказался, знание того, что ему есть куда вернуться, есть где спрятаться самому и укрыть от ненастья кого-то еще, делает его сильным и уверенным в себе. Тот, кто имеет свой дом, всегда держит голову высоко, а спину прямо, поскольку ни от кого не зависит и в любой момент может помочь нуждающемуся. Приятно и трепетно принимать чью-то помощь, но по-настоящему счастлив тот, кто имеет силы сам оказать ее.

Ты полюбил путешествия и приключения, Ишута. Я тебя понимаю. Но, поверь, очень скоро, еще каких-нибудь пару-тройку лет, и тебе все это надоест. Надоедят чужие страны, чужие женщины, чужая еда. Ты пресытишься странствиями. И что тогда?.. Я могу тебе сказать на своем опыте. Ты начнешь пустеть изнутри, подобно дырявому кувшину, из которого тонкими струйками вытекает животворная влага. Все, что ты по-настоящему умеешь в жизни, – это драться, а значит, рано или поздно ты просто погибнешь в какой-нибудь потасовке на каком-нибудь захудалом постоялом дворе.

Ты спросишь: почему же я, Аника, до сих пор живу и держусь?.. Но посмотри на меня. Я прячу под челкой большую часть лица, чтобы люди не видели безжизненных, опустелых глаз, из которых давным-давно уже смотрит на мир черным, сухим льдом смертельная бездна. Поверь, я бы уже давно подставил горло под опытный меч, если бы не ощущение того, что я встречу тебя. Почему именно сейчас я прогоняю тебя от себя? Да потому, что знаю, как нелегко тебе будет вернуться, задержись ты на чужбине еще на какие-нибудь пару лет. Чужой мир окончательно подчинит тебя своей воле, которая начнет мало-помалу высасывать тебя, одновременно заполняя образующиеся пустоты энергией чужих богов, ты даже не почувствуешь, когда перестанешь нуждаться в родине.

Ты наверняка обратил как лекарь внимание на то, что срок жизни приезжих чужестранцев обычно на 10–15 лет меньше тех, кто живет там, где родился. Покинувшие свою родину и оказавшиеся в других землях более подвержены болезням, у них вдруг появляются ужасающие, неизлечимые язвы, от которых плоть сгорает или высыхает до неузнаваемости. Но самое страшное: в их глазах живет нескончаемая душевная боль. Даже когда приходит, казалось бы, время радости и веселья, они не могут отдаваться праздникам с полным сердцем, как это делают рожденные этими праздниками и внутри их. Я мог бы еще долго говорить, Ишута. Очень много накопилось того, что нужно выговорить. И, как ты понимаешь, это результат моей бездомности и одиночества. Ты получил все то, чем я владею сам. И теперь тебе нужно возвращаться домой. Я все сказал!..