Страница 138 из 146
— Скажите, как пройти на Среднюю, Вертикальную и Горизонтальную? — спросил он из сугроба пробегавшую девушку.
Она испуганно глянула на крышу дома и побежала к автобусу. Тогда Вася вылез из снега и подбрел к гражданину:
— Скажите, как пройти…
— На Среднюю улицу? — угадал гражданин. — Да ты, приятель, у меня еще вчера спрашивал!
Вася смутился и решил больше не спрашивать, потому что он уже не помнил, у кого спрашивал, а у кого не спрашивал. Пришлось читать на домах. Перед ним замелькали Поперечные и Счастливые, Прогонные и Веселые. В глазах рябило от коробок, лежавших на боку и стоявших торчком.
В полдень Вася перекусил снегом и поплелся по улице Промежуточной. Через час он плелся по улице Наличной. Через два часа брел опять по Промежуточной. Через три часа начало смеркаться. Вася решительно подошел к милиционеру и хрипло спросил:
— Как пройти в магазин?
Он вошел в булочную-кондитерскую и купил торт «Юбилейный» за три рубля шестьдесят копеек, а когда вышел, то уже было темно, как на рентгене. Желтая в ржавых потеках луна уже висела над жилмассивом. Но волк еще не выл.
Вася сразу нашел ту лестницу, где ночевал. Ложки у него с собой не было. Он встал на колени и, как поросенок из корыта, начал поедать торт…
Дней через пять в милицию поступило заявление жильцов, в котором сообщалось, что на лестничной площадке дома сто восемьдесят по Средней улице поселился неизвестный гражданин, который питается тортами системы «Юбилейный» за три шестьдесят и пьет горячий чай из паровой батареи, где прямо его и заваривает, вследствие чего в квартирах холодно, поскольку горячая вода им выпивается, а трубы забиты чаем грузинским по шестьдесят копеек за пачку.
После письма к вышеназванному дому подъехал санитарный транспорт и люди в белых халатах вывели гражданина с бурой щетиной на липких щеках и волосами, аккуратно смазанными кремом сливочным, ванильным.
На вопрос врача, не хочет ли он что-нибудь кому-нибудь передать, сладкий гражданин твердо ответил:
— Хочу передать привет. Архитекторам.
Лагушкин пришел с работы поздно — раз. По дороге заходил в «Прохладительные вина» — два. А вчера тоже в них заходил — три… И еще… В общем — четыре.
Поэтому он пугливо посматривал на жену и старался дышать в угол, чтобы не отравлять воздух в квартире. Жена стояла посреди кухни и развивала мысль о глобально-государственном проекте, который заключался в следующем: собрать всех пьяниц, посадить в пивную бочку и запустить в космос к чертовой бабушке на другую галактику. Лагушкин согласно кивал головой — ему хотелось обедать.
— Другие отцы дома помогают, детям уроки подсказывают, — безнадежно сказала жена. — А наш Димка вон сидит мучается…
Лагушкин понял, что есть шанс искупить вину. Ну, и пообедать. Он вскочил со стула и пошел в комнату.
Закатив глаза, Димка смотрел в потолок.
— Не решить? — ласково спросил Лагушкин, стараясь не очень сипеть.
— Как бы назывались люди, если бы они жили на планетах нашей солнечной системы? Задали написать…
«И тут астрономия», — подумал Лагушкин.
— Про Марс и Луну я уже знаю — луняне и марсиане, — сообщил Димка.
— Какая там, сынок, следующая планета? — поинтересовался отец и сел поудобнее.
— Плутон. Люди будут плутоны?
— Плутоны… — Лагушкин тоже закатил глаза, — Непонятно. Что они — плутовали, что ли? Лучше спиртоны. Или закусоны. Доходчивее.
Сын внимательно посмотрел на крупное рябиновое лицо родителя и неуверенно записал.
— Пап, следующий Меркурий. Меркуры?
— Знаешь, похоже на ликеры.
Димка хихикнул.
— Давай лучше — мадеры. Какая следующая?
— Юпитер. Юпитерцы?
— Ты скажешь… Похоже на питерцев.
— Ну, юпитцы.
— Ю-питцы, — размышлял вслух отец. — Питцы от слова пить. Тогда уж не юпитцы, а юпивохи. Поехали дальше!
Помогать сыну ему понравилось. А он-то думал, что это нудное занятие вроде бесед о циррозе печени.
— Планета Венера. Люди — венеры, да?
— Сынок, давай ее пропустим, — внушительно сказал Лагушкин. — Какая там на подходе?
— Нептун. Тут ясно — нептуны.
— Какие тебе нептуны?! Давай проще, чтобы народу было понятно. Непьюны! Чувствуешь? Не-пьюны. Сразу виден их моральный облик. Дальше.
— Дальше Сатурн. Значит, сатуры?
— Да понятнее! — вошел Лагушкин в раж. — Не сатуры, а самтресты. Дальше!
— Пап, надо и про Солнце. По-моему, солнцеляне.
— Не солнцеляне, а солнцедары. Ясно?! Солнце-дары! И все по девятнадцать градусов…
На другой день насупившийся Димка протянул Лагушкину записку от классного руководителя: «Уважаемый — т. Землянин! Немедленно зайдите в школу, иначе я поставлю вашему сыну два балла за сочинение».
— А что такое «балл», сынок? — спросил отец.
— Ну, для оценки… Вроде градусов, — объяснил Димка подоходчивее.
— И ты учишься на два градуса? — удивился Лагушкин. — Нужно на сорок! Надо за тебя взяться. Пойду-ка я в школу…
Можно даже сказать — страшный случай, кроме загадочного, произошел в воскресенье с гражданином Зародышевым, который проживает там же, где он всегда проживал. Такое не с каждым случается, и правильно делается.
В воскресенье, как известно, кроме халтурщиков и домохозяек, никто не работает. Зародышев был ни тем ни другим, поэтому два законных дня в неделю ему вынь да положь.
Он проснулся, надел майку и вышел на балкон. На улице все оказалось на месте: солнце себе поднималось, микрорайон себе простирался, а очередь на домино уже себе стояла, будто на ночь и не расходилась. Зародышев вдохнул воздух, выдохнул углекислый газ и пошел мыться. Ничто еще не предвещало ничего.
За завтраком он спокойно съел тарелку студня и выпил чашечку черного кофе без молока. И решил поговорить с женой — теперь многие мужья разговаривают с женами, мода такая.
— Тася, не клади в студень много чесноку.
— Подележкины обои новые купили, — ответила Тася.
Пока все было тихо, как в ювелирном магазине. Поэтому Зародышев, пока тихо, надел воскресный костюм и пошел в ювелирный магазин купить серебряную позолоченную импортную зубочистку. Продавщица ответила, что импортных зубочисток нет, а есть наши. Только они не серебряные и тем более не позолоченные, а мельхиоровые. И называются они не зубочистки, а подстаканники.
Возвращаясь домой, Зародышев вдруг… Нет, здесь еще не случилось, вернее, случилось, но еще не здесь, а точнее — не случилось и не здесь.
Просто он вдруг встретил Федю Подележкина.
— Какого цвета? — спросил Зародышев.
— Да такого, неопределенного, несуществующего.
— С рисунком?
— Нет, с листьями.
— С какими?
— Да вроде лопухов.
Поговорив с Федей об обоях еще с часик, Зародышев вернулся домой и снял воскресный костюм. Пока ничего не предвещало того, что потом случилось.
На обед были щи кислые, студень и кофе черный без молока, натуральный, молотый. Пообедав, Зародышев надел воскресный костюм и решил еще раз поговорить с женой:
— Пойду пройдусь.
— Там большая очередь.
Пока еще ничего не случилось, можно было и постоять. Зародышев встретил своего лучшего друга, которого он встречал здесь каждый день, но не знал его имени, потому что не разговаривал — друг против друга десять лет играли, а не разговаривали.
Наигравшись, Зародышев пришел домой и снял парадный костюм. Пока воскресенье шло, как всегда ходило. Поэтому он решил поспать — пока. Зародышев лег на диван и два часа так нудно скулил во сне, что под балконом остановился школьник и крикнул:
— Не мучайте собачку!
После сна Зародышев попил чаю и надел выходной костюм. Он вышел на балкон: солнце себе закатывалось, микрорайон себе простирался, а доминошники составляли список на завтра.
***
Зародышев постоял, но пока все было нормально. Тот случай, которого он не ждал, еще не подоспел. Поэтому он снял парадный костюм и включил телевизор.