Избранное

Все это я к тому, что меня еще ни разу не печатали.

Однажды приятель уезжал в район и прихватил несколько моих юморесок, дабы ознакомить провинциального читателя. Дня через три я проснулся почему-то от страха — в передней надрывался телефон. Было три часа ночи. Дрожащими спросонья руками взял я трубку.

— Междугородная! — крикнула телефонистка.

— Гу-гу-го-го, — завыла междугородная.

Я посмотрел на жену, стоявшую рядом в одеяле.

— Кто гудит? — тихо спросил я.

— Не узнаешь? — подвальным голосом ответил приятель. — Поздравляю, старина, твой фельетон я устроил в «Молодой колхозник». Жди гонорара.

Спать мы уже не ложились. Я был тихо ошарашен и расслабленно сидел на кухне в одних трусах. Жена открыла бутылку сока и зажарила все семь яиц. Ночью мы отпраздновали первый успех.

Не то чтобы меня интересовали деньги, но гонорара я ждал как вещественного доказательства успеха. Ждал долго, пока не надоело.

И тогда в почтовом ящике нащупался перевод. Я вытащил его и, не взглянув, стал подниматься по лестнице. Если хочешь быть крупным писателем — научись спокойно получать гонорары.

В квартире я небрежно бросил перевод жене: вот, мол, а ты не верила. Она посмотрела и прыснула, будто взяла кипятку в рот. Тут и я посмотрел. В рублях стояло — 1, а в копейках — 65. Я стал бегать по строчкам, стараясь найти откатившиеся нули.

— И получать не пойду.

Не то чтобы меня интересовали деньги, но все-таки духовный труд.

Через неделю почта повторила вызов, но я опять не пошел. Еще дня через три позвонил почтальон:

— Получите деньги, а то они висят.

— Да не хочу я их получать.

— Будем ходить, пока не получите. Висят.

— Иди получи, — примиренчески сказала жена.

И я пошел.

В нашем микрорайоне построили студенческий городок. Когда я пришел на почту, то ахнул и воочию убедился в размахе высшего образования. Толстая очередь-анаконда обвивала столик с клеем. Я встал в ее хвост и начал наблюдать, как блаженно отходят студенты, шурша алыми кредитками. Через полтора часа меня подтянуло к окошку. Я уже изнемог, взмок и обмяк. Чем ближе надвигалось лицо почтового работника, тем больше я краснел. И когда протянул перевод, то набросил на глаза руку, как черную повязку.

— Рубель шестьдесят пять, — сказала она на всю почту, хотя передо мной никому не говорила.

— Ради бога, потише, — прошептал я.

— А что, разве не рубель…

— Да рубель, рубель!..

— Го-но-рар, — прочла она по слогам, и сразу все притихли.

Я хотел убежать, но вокруг плотно стояли студенты и симпатичные студентки. Меня окончательно захлестнуло мокрым жаром.

— Я вам дам мелочью?

— Дайте ему банкнотами, — подсказал студент.

Она насыпала в мою ладонь горсть пятаков, и, зажав их в потном кулаке, я бросился в дверь.

— Гражданин, куда же вы лезете? — в ужасе закричала она вслед.

— Простите, — буркнул я и перестал ломиться в большой почтовый ящик.

До дому шел я, подергивая щекой. У парадной, где на скамейке под акацией сидели знакомые и незнакомые соседи, стояла моя жена. Она радостно улыбнулась и спросила теплым, звучным голосом на весь двор:

— Ну, получил гонорар?

Некоторых хлебом не корми, только ему привет передай или от него возьми. Это они, некоторые, придумали афоризм «Жду привета, как соловей лета».

Вася Сивограков терпеть не мог передавать приветы, поэтому утром в субботу лично поехал к своему приятелю на новоселье.

Автобус часа полтора змеился по городу, и на кольце Васе показалось, что он попал в громадный макет: все дома имели форму одинаковых прямоугольников, только одни прямоугольники лежали на боку, а другие стояли на попа. Он спросил, как пройти к корпусу шесть дома сто восемьдесят на Средней улице двадцать третьего квартала девятого микрорайона.

— Вы не с того конца заехали, — ответила женщина и объяснила, что раз он заехал не с того конца, то теперь ему придется топать с этого.

Вася Сивограков пошел, похрустывая свежим снегом и помахивая коробкой с тортом «Юбилейный» за три рубля шестьдесят копеек. Мимо него мелькали дома, лежавшие на боку и стоявшие на попа.

— Средняя улица? Вон там начинается у огромадного дома, что стоит торчком, — показал старик.

Сивограков поспешил к тому дому — время подошло обеденное, да и на новоселье он опаздывал.

Или головой болтал, или что, только шел он шел и оказался не у «огромадного» дома, стоявшего торчком, а у «огромадного» дома, лежавшего плашмя.

— Так вы же прошли, — объяснила дворничиха.

Вася Сивограков двинулся обратно, помахивая тортом «Юбилейный» за три рубля шестьдесят копеек. У него уже гудели ноги, как столбы под напряжением.

— Средняя улица за углом вот того дома, — показал мальчишка на дом, который лежал.

Сивограков прилип к нему взглядом и пошел, как лунатик по крыше. Все было бы хорошо, не налети он на детскую коляску и не стукни новорожденного тортом «Юбилейный» за три рубля шестьдесят копеек. Вася извинился перед мамой и объяснил новорожденному, что не успел познакомиться с микрорайоном, поэтому и налетел на коляску, а когда кончил объяснять и поднял голову, то дома, который лежал, перед ним не было. Вернее, домов было шесть — три лежали и три стояли. Сивограков побродил вокруг них, как шпион вокруг военного объекта.

— Да вы на Средней улице стоите, — удивился прохожий.

— А чем докажете? — усомнился Вася.

Он пошел по Средней улице, которая пропадала вдали, а может, уже в темноте, потому что зимой смеркается рано. Номера домов только начинались. Вася шел на гудящих ногах и думал, что торт «Юбилейный» за три шестьдесят, наверное, промерз до мозга костей.

Вдруг дома кончились на номере шестьдесят пять и Сивограков очутился в чистом поле.

— Скажите, это улица Средняя?

— Со Средней вы свернули вон за тем домом.

Вася мог поклясться, что он шел прямо и никуда не

сворачивал. И даже взгляда никуда не отводил от воображаемой прямой. Правда, ему попалась девушка в мини, и он еще удивился, что зима, а она в мини.

Стемнело. Сивограков пошел обратно и, побродив часа два, отыскал и Среднюю улицу, и дом сто восемьдесят, и корпус шесть, и квартиру, но новоселье там отмечал не его приятель, а гражданин совершенно другого вида.

Оказалось, что дом этот стоял на улице Средней, но числился по улице Вертикальной. А на улице Средней есть свой сто восемьдесят, но стоит он не на улице Средней, а на улице Горизонтальной.

Сивограков вышел из парадной и пошел дворами, какими-то детскими качелями и помойными бачками.

— Скажите, как мне выйти на улицу? — поймал он запоздалого прохожего.

— На какую?

— На любую.

— Сверните за этот дом.

Сивограков пошел было свернуть, но там белел громадный сугроб. «Какая разница, все они одинаковы», — подумал Вася и свернул не за тот, который лежал на боку, а за тот, который стоял на попа. Но за тем, который стоял на попа, был другой, который лежал на боку.

Вася Сивограков остановился. Было темно, как на рентгене. Люди уже не ходили. Автобусы тоже. В небе повисла желто-пегая луна. Где-то в отдельной квартире завыл волк. Вася понял, что надо искать ночлег.

Он зашел в дом, который лежал на боку, поднялся на площадку последнего этажа и развязал коробку с тортом «Юбилейный» за три шестьдесят. Ложки у него с собой не было, а руками есть торт неприлично. Тогда Сивограков склонился к коробке и, как корова траву, стал щипать крем губами. Проголодавшись на свежем воздухе, он щипал его и дощипался до самого дна. Вылизав коробку, Вася начал отвинчивать паровую батарею, чтобы попить горячей воды. Затем сложился на подоконнике вдвое, как перочинный нож, и забылся, клацая зубами…

***

Утром Вася Сивограков вышел на улицу и поел свежего снега. В голове сразу помутнело. «Недоспал я», — подумал Вася и спросил дворника:

— Как пройти на Среднюю улицу?

Стыдно же возвращаться домой, не найдя приятеля. Тем более что Средняя улица оказалась рядом, за углом дома, который стоял на попа. Вася свернул за этот угол, потом еще за один, а потом еще за один, а потом оказалось, что он ходит вокруг дома. «Недоел я», — подумал Сивограков и сел в сугроб.