Шаг за черту

Любопытно, что эти критические замечания редко касаются собственно литературы в прямом смысле слова. По большей части они не затрагивают языка, психологического или социального аспекта, воображения или меры таланта. Чаще всего речь идет о классовой, расовой или религиозной стороне дела. Есть в них и налет политкорректности: даже ироническое предположение о том, что лучшие из произведений индийской литературы со времен обретения независимости могли быть созданы на языке бывших колонизаторов, для некоторых оказывается непереносимым. Этого не должно быть, а потому этого нельзя допустить. (Сугубая ирония заключается в том, что многие из таких критических нападок на англоязычных индийских писателей написаны на английском языке авторами, получившими университетское образование и принадлежащими к англоязычной элите.)

Давайте побыстрее откажемся от того, от чего следует отказаться. Действительно, большинство этих писателей происходит из образованных слоев общества Индии, но разве может быть иначе в стране, погрязшей в пучине неграмотности и так до сих пор из нее не выбравшейся? Однако отсюда не следует (если, конечно, не придерживаться сугубо классового подхода), что авторы, получившие хорошее образование, автоматически будут писать только о жизни буржуазных кругов. Действительно, в англо-индийской литературе существует определенный уклон в сторону столичной или космополитической тематики, но за последние полвека наметился явный поворот к отражению различных реалий индийской жизни, городской и сельской, религиозной и мирской. Не забудем, что речь идет о совсем юной литературе. Она пока еще только нащупывает свои пути.

В разговорах о засилье английского языка и об издательских и критических группировках есть доля истины. Возможно, некоторым доморощенным критикам действительно чудится, что им навязывают извне чуждый канон. Западному взгляду все видится иначе. Отсюда представляется, что западные издатели и критики проявляют всё больше интереса к новым голосам, раздающимся из Индии; по крайней мере, в Англии британских писателей нередко упрекают в недостатке целеустремленности и живости, присущей стилю индийских авторов. Похоже, что Восток наступает на Запад, а не наоборот.

Разумеется, английский язык является самым универсальным средством общения в современном мире; так не стоит ли порадоваться тому, что индийские писатели, овладев им в совершенстве, оказывают растущее воздействие на мировую литературу? Порицать добившихся успеха авторов за то, что они «отбились от стада», — ограниченное местничество (возможно, местничество есть самый распространенный порок национальных литератур). Одним из важнейших достоинств литературы является то, что она представляет собой средство общения с миром. И это заслуга наших писателей, что голос Индии — точнее, индийские голоса (не впадающие в грех национализма) — уверенно звучит в литературном диалоге с миром.

Надо признать, что многие из этих писателей живут за пределами Индии. Однако Генри Джеймс, Джеймс Джойс, Сэмюэль Беккет, Эрнест Хемингуэй, Гертруда Стайн, Мейвис Галлант, Джеймс Болдуин, Грэм Грин, Габриель Гарсия Маркес, Марио Варгас Льоса, Хорхе Луис Борхес, Владимир Набоков, Мюриэл Спарк тоже были (и остаются) скитальцами.

В марте 1997 года Мюриэл Спарк, принимая британскую литературную премию за вклад в литературу, заявила, что писателю необходимо побывать в других странах. Литература имеет мало — или вовсе ничего — общего с домашним адресом.

Вопрос религии — как предмет, так и подход к нему — чрезвычайно важен, когда мы имеем дело со страной, которая так разрывается между различными верованиями, как Индия; однако неуместно выдвигать его во главу угла, как, например, это делает ведущий ученый, грозный профессор С. Д. Нарасимхая, расхваливая Мулька Раджа Ананда за «отвагу» только потому, что этот левый автор наделяет своего героя глубокой верой, и порицая стихи Аруна Колаткара за «отказ от традиций и создание пустоты», приводящий к «потере сущности», поскольку в цикле стихов «Джеджури» о поездке в храмовый город тот скептически уподобляет каменных богов в храмах камням на склоне холмов в окрестностях («где каждый камень — бог или его родня»). На самом деле многие из писателей, которыми я восхищаюсь, глубоко проникнуты «духом Индии»; многих занимают вопросы духовной жизни, тогда как другим ближе мирские проблемы, но если вникнуть и прикинуть, то религиозное самосознание в Индии присутствует у всех.

Снижение художественного качества, подразумеваемое упреками в утрате корней и западничестве, ни в коей мере не присуще творчеству этих писателей. А что до претензий по поводу рушдизма, то, должен признать, временами я и сам ощущаю их справедливость. Однако это нестойкий вирус. Те, кого он поражал, вскоре излечивались и обретали собственные голоса. Теперь же у всех выработался более или менее устойчивый иммунитет к этому заболеванию.

Во всяком случае, нет и не может быть никаких оснований для противопоставления индийской литературы на английском языке и внутринациональных языках. Для меня — как, я уверен, и для любого другого индийца, пишущего на английском языке, — любовь и уважение к языкам Индии, в среде которых я вырос, остаются неотъемлемой и важной пред посылкой литературного творчества. Как личности мне присуще «индусское» мироощущение, мироощущение выходца из Северной Индии, носителя языков урду и хинди. Как писатель я отчасти сформирован звучащей внутри меня музыкой, ритмами, оборотами и метафорами знакомых мне индийских языков.

На каком бы языке мы ни писали, мы пьем из одного источника. Нас питает один и тот же неистощимый рог изобилия — Индия.

Первый индийский роман на английском языке — «Жена Раджмохана» (1864) — никуда не годился. Жалкая мелодрама, и только. Автор его, Банким Чандра Чаттерджи, перешел на бенгали и тут же обрел широкую известность. Еще примерно лет семьдесят после этого не появлялось ни одного сколь-нибудь стоящего художественного произведения на английском. И только новое поколение независимых, «родители полуночи», как их можно назвать, сумели создать новую традицию. (Сам Джавахарлал Неру был замечательным писателем: его автобиография и письма занимают важное место в литературном наследии. А его племянница, Наянтара Сахгал, чьи ранние мемуары «Тюрьма и шоколадный торт» дают яркое представление о первых годах независимости, впоследствии стала выдающимся писателем.)

Представитель того же поколения, Мульк Радж Ананд, испытал влияние одновременно и Джойса, и Маркса, но в наибольшей степени, пожалуй, на него повлияли идеи Махатмы Ганди. Он известен прежде всего своими реалистическими произведениями, например романом «Кули», в котором описывается жизнь рабочего класса и который напоминает послевоенное реалистическое кино Италии («Похитители велосипедов» Де Сики или «Рим: открытый город» Росселлини). Ученый, специалист по санскриту Раджа Рао писал на английском для развития индийского английского языка, но даже его расхваленный в свое время роман из сельской жизни «Кантапура» теперь выглядит устаревшим, а стиль — чересчур напыщенным и архаичным. Нирад Чаудхури, написавший в возрасте ста лет автобиографию, на протяжении всей своей долгой жизни отличался эрудицией, противоречивостью и юмором. По его мнению, если мне будет позволено выразить это вкратце своими словами, у Индии нет собственной культуры, а то, что мы теперь называем индийской культурой, привносилось извне различными завоевателями. Это мнение, выраженное со свойственной ему полемичностью и блеском, отнюдь не добавило ему любви со стороны индийских читателей. Всю жизнь он плыл против течения, что не помешало его «Автобиографии неизвестного индуса» стать признанным шедевром.

Наиболее выдающимся авторам первого поколения — Р. К. Нараяну и Г. В. Десани — суждена была разная судьба. Книги Нараяна с трудом умещаются в солидных размеров шкафу. Десани пятьдесят лет тому назад написал одно-единственное произведение — «Всё о Г. Гаттерре».

Десани почти не известен, тогда как Р. К. Нараян представляет собой фигуру поистине мирового масштаба, прежде всего как создатель вымышленного города Мальгуди, столь живо описанного, что он стал реальнее многих настоящих городов. (Однако реализм Нараяна замешан на легендах. Река Сарайю, на берегах которой расположен его город, является одной из главнейших рек индийской мифологии. Это примерно то же самое, как если бы Уильям Фолкнер поместил свою Йокнопатофу на берегах Стикса.)