Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 45

Высказываний такого рода, удобных для сокрытия фактов создания погромов еврейским насилием в отношении русских, можно подобрать сколько угодно, но они не имеют отношения к реальной истории погромов.

Западные историки оценивали Бунд как «ведущую силу в распространении марксизма в России, как основателя РСДРП». До образования РСДРП, в 1896-1897 г. Бунд начал экономический террор, более точно определяемый историком М.М. Червяковой как социальный бандитизм. «Крайние меры, вплоть до убийства, принимались и против малосознательных рабочих, которые отказывались под­держать забастовщиков». Таких рабочих, а также хозяев предприятий, еврейские национал-социалисты били железными палками, обливали серной кислотой. В 1905 г. они громили «дома терпимости, стреляли в окна не закрытых во время забастовок лавок» [«История национальных политический партий России» М.: РОССПЭН, 1997, с.108-109].

Такие действия еврейских террористов и вызывали ответные протестные погромы всех евреев. Это надо учитывать и при рассмотрении причин массовых погромов эпохи Гражданской войны. О.В. Козерод и С.Я. Бриман в небольшой статье «Деникинский режим и еврейское население Украины 1919-1920» (1996) ошибаются, снимая с евреев всякую вину за насилие в их адрес, поскольку используют ненадёжные, неполные данные и не учитывают опыт 1905 г.

К началу 1905 г. группы анархистов действовали примерно в тех же городах, где шли погромы: в Белостоке, Одессе, Нежине, Житомире, Екатеринбурге. Группы были «интеллигентские по своему составу» (как и любые партии включая РСДРП, в чём советские историки не признаются). Деятельность их сводилась к «террористическим актам и экспроприациям» (по-русски это звучит: к убийствам и грабежам) [«Рабочий класс в период первой российской революции 1905-1907 гг.» М.: Наука, 1981, с.62].

В 1904 г. «целый штаб адвокатов» был мобилизован для оправдания еврейских преступлений в Гомеле, но все потерпели неудачу и «демонстративно» покинули суд. Старшая дочь еврейского историка Дубнова находилась «в гнезде еврейской революции, Гомеле» и работала в «военно-революционной организации» (погромной организации, по сути дела). В Вильно, где жил Дубнов, первые кровавое столкновение с евреями произошло 16 октября 1905 г. после выстрела в карету губернатора Палена. Погромов в городе ещё не было, но еврейские партии заранее покупали оружие [С.М. Дубнов «Книга жизни» СПб.: Петербургское востоковедение, 1998, с.261-272].

27 октября 1905 г. Царь написал Матери о постоянном распространении лжи британской прессой и действительном направлении еврейских погромов против революционных активистов: «в Англии, конечно, пишут, что эти беспорядки организованы полицией, как всегда – старая знакомая басня!..». Толпа «окружала дома, в которых заперлись революционеры, и поджигала их, убивая всякого, кто выходил» [Ю.В. Кудрина «Императрица Мария Фёдоровна и Император Николай II» М.: Вече, 2013, с.128].

Убийство П.А. Столыпина также осуществлено руками еврея. Одна только память о погромах 1881 г. предотвратила выстрел в Царя. В 1912 г. Шмаков писал: «Мордка Богров – украшение еврейской адвокатуры, заявил, что только страх вызвать еврейский погром остановил его от покушения на жизнь Монарха. Убивая же первого министра, очевидно, он не боялся за такие последствия: он знал, что русское правительство ни за что не допустит погромов, и… он не ошибся», в Киеве ввели режим усиленной охраны евреев от погрома [А.С. Шмаков «Международное тайное правительство» М.: Алгоритм, 2011, с.178, 488].

Возглавлявший дело здравоохранения в Царской России академик Рейн, который оказывал раненому Столыпину первую помощь, потом вспоминал, от чего зависело как возникновение угрозы погрома, так и его предотвращение: «если бы во время упадка пульса, замеченного около часа ночи, раненый скончался, то еврейский погром едва ли удалось бы предотвратить. К утру опасность погрома миновала. В течение ночи были вызваны властями значительные наряды войск» [Г.Е. Рейн «Из пережитого» Берлин, 1935, Т.1, с.144].

Ещё до убийства Столыпина в связи с делом Бейлиса, 25 апреля 1911 г. правый публицист Г.В. Бутми написал Г.Е. Акацатову, будущему деятелю времён Гражданской войны, связанному с монархическими инициативами генерала Краснова: «ни в коем случае не допускайте погрома. Не только киевские, но и парижские и франкфуртские руководители жидовства не пожалеют средств, чтобы вызвать хотя бы маленький погромчик и тем отвлечь внимание от несомненного факта ритуального убийства» [«Верная Богу, Царю и Отечеству. Анна Александровна Танеева» СПб.: Царское Дело, 2009, с.503].





Сразу после смерти Столыпина генерал-губернатор Трепов выступил со специальным обращением к жителям Киева: «всякие насилия и беспорядки мною будут подавляемы самым решительным образом». Монархический Союз Михаила Архангела также выпустил воззвание, призывающее всех «сохранять на улицах самый строгий порядок и восстановлять таковой в случае малейшего его нарушения». Перед тем, в С.-Петербурге анархист Богров пытался получить санкцию на теракт от ЦК ПСР, обратившись за посредничеством к масону Самуилу Кальмановичу. Через еврея Кальмановича шла передача самых конфиденциальных сообщений между деятелями радикальных партий [«Убийство Столыпина. Свидетельства и документы» Рига: ИнфА, 1990, с.14, 134-136].

Все подлинные усилия монархистов в пользу законности и благочиния игнорировались не желающей считаться с реальной жизнью монархистов либеральной пропагандой. Так, в одном письме неизвестного автора, отправленном из Киева в Версаль, утверждалось, будто Богров «побоялся еврейского погрома, который был обещан «союзниками» в случае малейшей попытки покушения», а после ранения министра на патриотическом митинге призывали к погрому, и «союзников» разогнала полиция.

Убийца Столыпина ни разу не произносил ничего подобного. Во всех его следственных показаниях сказано, что он опасался погрома только за убийство Монарха, в то время как от выстрела в П.А. Столыпина еврея Богрова ничего не отвратило. Приведённая запись об угрозе мщения со стороны Союза Русского Народа, обещанной даже до совершения самого теракта, за малейшую попытку злодеяния, оказывается очередным враньём в интересах революции.

4 сентября 1911 г. из Киева фрейлине Е.П. Васильчиковой в С.-Петербург писала её знакомая: «мужа я почти не вижу, он всё время среди своих националистов, где много работы, чтобы энергично противодействовать погромному настроению толпы. Власти же думают только о предотвращении погрома». В этом частном письме, не адресованном для публики, как и в не предназначенном для печати письме Бутми, подтверждалась программа убеждений, проводимая в монархической прессе. Указывалось и на отсутствие разницы в постановке целей между охранительными мерами правительства и активностью монархических сообществ: «большая ошибка считать националиста погромщиком».

В другом письме за 5 сентября действительно осведомлённый автор устанавливает, кто являлся источником угрозы в Киеве: «низы ждут погромов, вчера даже была попытка произвести его на Софийской площади», погром предотвратила приезжая московская полиция, не киевская (автор узнал такие подробности, «толкаясь между народа и прислуг»). Вот разница между фантастической беспредельностью вольных антимонархических вымыслов, произведённых согласно устоявшейся погромной мифологии, в сравнении с результатами усилий, приложенных для выяснения конкретной ситуации.

Есть ещё несколько авторов писем, одинаково ожидающих погрома после отъезда из Киева Императора, и никто из них не связывает угрозу насилия с монархическими организациями. Например, киевский профессор В.Н. Перетц: «ждём погрома 8-го. Говорят, грабежей не будет, будут убивать. Об этом говорят открыто лавочники, базарная толпа» [«Тайна убийства Столыпина» М.: РОССПЭН, 2011, с.670-676].

Последняя передача базарных настроений фиксирует разницу погромных мотивов в зависимости от обстоятельств: грабежи устраивают в интересах наживы под предлогом вражды к евреям, а одни убийства – в качестве кровной мести за еврейские преступления. В обоих случаях наблюдается отсутствие должной вероисповедной, монархической и националистической сознательности, недостаток которой под воздействием революционных провокаций всегда приводит к всплеску насилия.