Страница 25 из 102
Буря стала еще сильнее. Яростные разряды молнии освещали окна и проникали в залу. Гром свирепствовал, его раскаты звучали так громко, что казалось — еще немного, и разверзнется земля. Порывы пронзительно завывающего ветра со все большей яростью ударяли в окна, сопровождая гулкие удары грома. Гигантские капли дождя ударяли в стекла окон, обрушиваясь бурными потоками.
На его лице сияла восхитительная, дикая улыбка, словно он являл собой часть этой бури. Он олицетворял первобытную, необузданную ярость и силу, непобедимую и всепоглощающую. Внезапно он громко рассмеялся и произнес:
— Похоть — превосходная вещь, не правда ли?
И его алчные руки вновь сжали ее в объятиях. Он нежно ласкал ее волосы и шею, то и дело целуя их. Джасинта стонала, как животное, и вся ее плоть содрогалась от сладостного, пронзительного возбуждения.
«Да, — прошептала она мысленно. — Это прекрасно! А ведь я никогда не знала таких ощущений прежде. Я вообще не знала, что такое вожделение. Я просто не смела узнать об этом и никогда не встречала человека, который смог бы открыть мне, что такое настоящая страсть.
Почему же про нее все время лгут? Зачем лгать насчет подобных вещей?»
Они замерли, прижавшись друг к другу. Он стоял, широко расставив ноги. Их страсть постепенно превращалась в яростную бурю, сродни той, что неистовствовала за окном. Спустя несколько секунд она стала вовсе нестерпимой. Легким и нежным движением он взял ее за запястье, затем с силой развернул, и Джасинта упала на пол у его ног. На мгновение она подняла глаза и увидела его, какой-то сверхъестественной, жуткой тенью нависавшего над ней. Его лицо скрывала темнота, но тут молния озарила залу, и Джасинта вновь почувствовала мгновенный и парализующий страх. Он полностью уничтожит ее, разорвет ее тело на части… Она закрыла лицо ладонями и пронзительно закричала.
Но не успела она и пошевелиться, как он опустился на колени рядом с ней. Взяв за тонкие запястья, резко поднял ее руки над головой и задержал их в таком положении. Она снова закричала от безумного страха и отчаяния, ибо сейчас он показался ей гигантским орлом с распростертыми крыльями, который медленно снижался прямо на нее. Ее вопль, безумный, как буря за окном, внезапно иссяк, ибо у нее перехватило дыхание, и теперь она издавала лишь какие-то невнятные хриплые звуки.
Все ее тело вновь охватило невероятное ощущение тепла и блаженства, такое, что даже в горле она почувствовала жар. Казалось, запястья тоже горят. Джасинта испытывала острую, ни с чем не сравнимую радость, невероятное наслаждение, прилив жизненной энергии и вместе с тем неожиданно печальное осознание того, что она никогда больше не сможет себя контролировать.
Она стала его пленницей и останется ею до тех пор, пока он не освободит ее. Сперва в ней поднялся молниеносный протест, легкое возмущение, какое-то мимолетное, преходящее желание сохранить свою свободу. Но потом пришло страстное желание полностью принадлежать ему; ибо он, словно по мановению волшебной палочки, вызывал у нее всепобеждающую похоть, настолько сильную и непреодолимую, что теперь она была готова испытать все, что бы ни случилось с ней впоследствии.
Он медленно ласкал ее. Ее глаза были закрыты, хотя это было совершенно ни к чему, ибо она все равно не смогла бы увидеть его лица, зарывшегося в ее волосы. Их дыхание стало общим. Их тела двигались в одном и том же ритме. Исчезло чувство времени, движения; оставался лишь полнейший сумбур восхитительных, неповторимых ощущений. Джасинта была охвачена неутолимым желанием и каким-то смутным и безнадежным убеждением, что только теперь она выпустила на свободу страсть, которой никогда не сможет удовлетвориться, и будет жаждать его вечно с той же самой мучительной одержимостью.
Ей казалось, что тело ее увеличилось и накалилось добела, обуреваемое неистовым желанием. Постепенно и почти бессознательно все ее чувства обострялись, ею овладело безграничное сладострастие. Затем показалось, что ее оседлал какой-то безумный наездник, безжалостный и грубый, который заставлял нестись навстречу ни с чем не сравнимому и нестерпимому наслаждению.
Она молотила руками по полу, протяжно стонала, мотая головой из стороны в сторону, умоляя о чем-то… Она давно уже не чувствовала себя Джасинтой, полностью отрешившись от самой себя. Похоже, вообще перестала осознавать себя личностью. И сейчас была всего лишь существом, испытывающим ощущения настолько сильные, настолько невероятные, что, казалось, окончание их станет ее гибелью.
Она смутно слышала завывания ветра, удары грома и дождя за окном. Буря не затихала, становясь еще сильнее. Ничто не смогло бы выжить, став жертвой этого безумного, яростного гнева. Здание должно было развалиться на части, земля — разверзнуться. И эта жуткая сверхъестественная катастрофа призвана навеки поглотить их.
Однако Джасинта становилась все более неспособной разделить бурю, владевшую ими, и ту, которая неистовствовала за окном. Все ее тело трепетало. Сейчас она уже не понимала, где источник чувственной бури; ей казалось, что происходящее с ней вызвано не вторгшимся в нее мужчиной, а какими-то суровыми и непреклонными силами природы; она чувствовала, что невидимая стена между их телами давно сметена и что сейчас они купаются не в поту, а в крови.
Он был резок и жесток, продолжая безумствовать над ней, словно всадник, желающий загнать своего коня до смерти. И снова ее охватил всепоглощающий ужас, и вскоре ей показалось, что она больше не вынесет всего этого, а если попытается убежать, то будет разорвана на куски и развеяна в пространстве, где ее бренные останки станут блуждать вечно, как некая галактика, а ее женская сущность будет навсегда утеряна и уничтожена. И, издавая пронзительные крики, она начала вырываться из его железных объятий, стараясь оттолкнуть его от себя, царапая ему руки и спину, оставляя на них длинные кровавые рубцы; она попыталась вцепиться зубами в его плечо, но он снова схватил ее за руки, и стало видно его лицо, темное и одновременно сверкающее какой-то необычной победоносной улыбкой.
Снова раздался чудовищный удар грома, и яркая молния осветила залу. Она чувствовала себя, как дерево, вырванное с корнями, но не смогла бы рассказать, где произошел этот страшный удар — снаружи здания или внутри ее самой. Наслаждение было не сравнимо ни с чем, поистине ошеломляющее. Ей показалось, что какая-то мощная сила разрывает ее плоть. Вся ее внутренняя суть как бы неуверенно колебалась между существованием и небытием; потом она поплыла по невидимой реке забвения.
У нее звенело в ушах, лицо, руки и губы сковало холодом. Теперь она лежала совершенно спокойно. Голова ее бессильно упала набок, глаза закрылись.
Полная потеря ощущения времени и отсутствие уверенности, что оно вернется, вновь медленно овладели ею.
Она полежала еще немного, удивляясь, что вообще осталась жива, и, несмотря на то что чувствовала полнейшее истощение, вдруг ощутила приятное тепло в животе и удивительную, необыкновенную легкость и удовлетворенность. Кровь вновь запульсировала в ее ногах и под пупком.
Джасинта осторожно открыла глаза и осмотрелась, ища его. Он лежал рядом, подложив скрещенные руки под голову, и, искоса поглядывая на нее, улыбался. Его широченная коричневая грудь мощно вздымалась и резко опускалась над его плоским животом и ногами с могучими выпуклыми мускулами. Джасинта смотрела на него как зачарованная, с благоговейным чувством.
Ее страх пропал, осталось лишь чувство глубокой и смиренной благодарности. Ужас, который прежде был каким-то разрушительно-опустошительным и уничтожающим, теперь казался ей глупым и давним страхом маленькой несмышленой девочки. Ей мнилось, что они вдвоем только что побывали в восхитительном путешествии, полном приключений и наслаждения; вместе делили его чудеса и его опасности и вместе испытали то великое чувство, которое теперь связало и сблизило их навеки.
Она сделала глубокий вдох, полный радости. На губах появилась слабая, но очень милая улыбка. А податливо-сладострастная апатичная поза, в которой она лежала, делала ее еще более соблазнительной.