Страница 7 из 7
Тогда, спустив штаны, я принялся рассматривать свой член. Разумеется, он показался мне каким-то не таким. Я стал вспоминать свои любовные связи. «Ну конечно, у Сабины наверняка было что-нибудь такое, что даже через презервативы проникает. А у Нинки… у Нинки ещё хуже. Мне суждено сгнить заживо»! Я так себя накрутил, что чуть с жизнью не покончил. Выпил бутылку водки, для дезинфекции, а на следующее утро, в похмелье, кинулся в венерологический диспансер.
— Когда был последний половой контакт? — спросил доктор.
— Месяца полтора назад.
Доктор взглянул на меня, как на шизофреника. Надо ли уточнять, что всё оказалось пустыми страхами. Я был абсолютно здоров.
— Сексом занимайся почаще, парень. Неврозов не будет. И запомни, лучше десять раз переболеть триппером, чем один — импотенцией, — сказал доктор. — И пей поменьше.
Однако в ту нью-йоркскую ночь, предыдущий опыт меня не остановил. Я понял, что на это раз влип и только сам могу спасти себя от горькой судьбы.
Я расстегнул сумку и погрузил руку в свои пожитки и, после недолгих поисков выудил бутылку «Столичной». Единственный имевшийся под рукой антисептик и успокоительное. «Не до сувениров, в живых бы остаться», — подумал я и крутанул крышку.
Теплая, жгучая «Столичная» имела отвратительный вкус. Из экономии мы мало ели, и моё «лечение» превратилось в муку. Я давился, морщился, но хотел жить. Проверил на просвет и вытряхнул в себя всё до последней капли.
Мы пытаемся торговать ресурсами собственных тел
Проснулся от недостатка воздуха. Что-то горькое с привкусом желчи мешало дышать. Моя собственная блевотина. Хватая ртом воздух, я вскочил и, отплёвываясь, зашёлся кашлем. В носу першило. Выступили слёзы. После выпитой бутылки меня начало рвать во сне. Я лежал на спине и вполне мог захлебнуться. Хорошо, что накануне съел мало.
Соседи по комнатке пожаловались, и нас выставили из хостела из-за испачканной мною наволочки и переполоха. Мы подошли к ближайшему телефону-автомату — звонить в медцентр. Опухоль на пальце, кстати, спала.
Из нас двоих более или менее умел говорить по телефону Юкка. Одно дело болтать по-английски с человеком, которого ты видишь, а другое — с кем-то далеким и безразличным на том конце провода. Моя мать хоть и преподавала английский, но изъяснялся я коряво, выражениями, почерпнутыми из клипов и рекламы. Вместо любви к английскому, мать привила мне ненависть, своими вечными уроками и проверками.
Ребята на том конце провода были рады таким как мы. Молодые, здоровые, на грани отчаяния, не искушенные в правосудии. Им только таких подавай. И всё ради науки! Чтобы изобрести помидоры с геном крокодила или говорящую овечку. Крокодильи помидоры не портятся по полгода, а говорящие овечки могут развлекать холостяков одинокими вечерами.
Центр генетических исследований находился на окраине и представлял из себя огромный комплекс зданий с парком и прудом. По дорожкам вальяжно прогуливались утки. Роскошный холл с уходящей полукругом лестницей дворцового образца. Кондиционеры обеспечивали чистоту воздуха, искусственный мрамор давал прохладу, огромные цветущие растения распространяли ароматы. Туда-сюда шныряли работники больницы, в основном чёрные и латинские женщины. Я подумал, что было бы совсем здорово, если бы эти дамочки ходили голыми. На каблуках, например, и в маечках. Или в одних трусах. Проходит такая мимо, а ты её по заду шлёпаешь, типа, привет, как дела. А она тебе рукой ширинку щупает, типа, дела нормально.
Я вспомнил русские больницы с тусклым освещением, грязным полом и охранниками в замусоленных куртках на каждом углу и решил больше не вспоминать.
Нас попросили подождать на диванчике возле стены украшенной картинами со сценами жизни индейцев.
Главное чтобы было не больно. Но это же не зубная поликлиника, больно быть не должно. Здесь нас будут кормить. Мы сможем принимать душ. Мы будем под наблюдением врачей. Ну, возьмут пару анализов, ну дадут выпить экспериментальную пилюлю, и всё. Зато кучу денег заплатят. Потом мы выйдем на свободу, нащупывая в карманах чеки на хорошенькие суммы, и отпразднуем.
Юкка в это время думал по-другому: рисковое мероприятие, гарантий мало, здоровье можно испортить, сколько мы тут проторчим — неизвестно. Хотя… двадцать пять в час… это шестьсот в день, это четыре двести в неделю! На двести накуплю лотерейных билетов, трёху сразу отложу маме на зубы, остальное прогуляю. Неплохо…
Полная негритянка любезно проводила в кабинет для сдачи анализов. Пришлось поделиться кровью и мочой. Сделали УЗИ и рентген.
— Приходите, завтра, — любезно улыбнулась негритянка. — Если с вашими анализами все в порядке, вы станете участниками эксперимента.
— А если не в порядке? — поинтересовался Юкка.
— Тогда мы расстанемся друзьями, — подмигнула негритянка. — Кстати, у нас есть банк спермы. Там тоже можно подработать, нам нужно много качественной спермы для матерей, желающих зачать без отца. С виду вы ребята симпатичные, но для этого придётся ещё пройти тест на умственный коэффициент.
— Окей, а где это?
Негритянка улыбнулась и повела нас коридорами цвета слоновой кости. Мы летели, как на крыльях. Дрочить за деньги мне ещё никогда не приходилось. А мысль о том, что после этого где-то в Америке появится мой сын или дочь, которого я никогда не встречу, будоражила воображение.
— Передав нас на поруки другой негритянке, наша негритянка игриво подмигнула и попрощалась.
— Хотите сдать сперму?
— Очень, — закивали мы.
— Вам придётся пройти тест на IQ. Американским матерям не нужны отцы идиоты.
— Мы иностранцы, можем многое не понять, — посетовали мы.
— У нас есть вариант для иностранцев.
— Окей. Мы готовы, — нам не терпелось приступить.
Сестра выдала анкеты и завела таймер.
— В вашем распоряжении час.
Мы взялись за дело. Дельфин — рыба или млекопитающее? Какая формула у кислорода? Кто такой Авраам Линкольн?.. Час пролетел незаметно. На большую часть вопросов мы с грехом пополам ответили. Сестра запечатала анкеты.
— Завтра мы придём за результатами анализов в лабораторию.
— И ко мне зайдите. И никакого секса.
Мы вышли на источающие сухой пар плиты тротуара.
— Интересно, там журналы дают или порно показывают? — рассуждал я.
— Люблю журналы, — начал мечтать Юкка.
— А мне фильмы больше нравятся. На кино у меня сразу встаёт. Великое искусство.
Только вместе
Наступил долгий вечер. Кинематографисты называют такое время «мэджик ауэр», что означает «волшебный час». Свет в это время становится золотистым, и всё выглядит потрясающе. Впервые за все дни, проведённые здесь, мы шли не спеша.
— Хорошее дело, сперму сдавать, — предавался рассуждениям Юкка.
— Высоконравственное, — пошутил я.
— А что, поможем каким-нибудь лесбиянкам, которые мужиков не выносят, а детей хотят. Они используют нашу сперму для зачатия.
— Всегда мечтал, чтобы матерью моего первенца стала лесбиянка, — сказал я, любуясь золотистыми облаками, которые потихоньку становились сиреневыми.
— А что если одного возьмут, а другого нет? Что делать будем? — Об этом мы ещё не думали. — Прикинь, у тебя какой-нибудь врождённый дефект и ты не подойдешь? — предположил Юкка.
— А почему это если дефект, то сразу у меня?! Может у тебя дефект?!
— Ну, пускай у меня.
— Если у тебя будет дефект я… я буду дрочить целыми днями и кормить тебя на эти деньги. Будешь моей содержанкой. А потом я стану миллионером и скажу: «Я сэлф-мэйд мэн. Дрочкой я пробил себе дорогу в жизни! Да здравствует Америка»!
Юкка заржал.
— А если серьёзно… — продолжил я. — Нам нельзя разделяться. В одиночку нам не выжить. Если одного из нас не берут, второй отказывается.
— Точно. Или вдвоём или никак.
Последнее утро Нью-Йорка
Ночь мы провели в очередной ночлежке. Вдохновившись радужными финансовыми перспективами, мы отправились в место, дороже предыдущих на пятёрку. Там была крыша, на которой можно было сидеть, развалившись в шезлонге. Мы смотрели на сиреневые облака и чёрные накопительные баки для воды, торчащие на длинных ногах на каждой крыше. Возможно, завтра нам предстоит обменять здоровье на деньги. Не всё здоровье, конечно, но часть. Двойственная перспектива. А что если нам откажут? Что если нам оставят жалкое здоровье и не предложат денег? Идеальным вариантом было бы пристроиться при банке спермы, заколачивать там по сотке за раз и в ус не дуть. Придётся на время забыть о личной жизни, но какая личная жизнь, если в животе урчит от голода и нет своего угла. Нам отчаянно требовалось решение. Ведь денежные запасы почти подошли к концу. Впереди была неизвестность. Мы как американские призывники, толпящиеся за створками десантного катера, не знали, что нас ждет: немецкая пуля или еще несколько дней жизни в боях за отвесные берега Нормандии.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.