Поколение Ноя

Нат усмехнулся.

— Ты, конечно, прав. Надеюсь, еще встретимся.

— И я надеюсь... — Заслышав шум, Планкет выглянул в окно как раз в тот момент, когда к дому подрулил старый, раздолбанный автомобиль. — Кстати, Нат, знаешь, кто приехал? Чарли Уайтинг! Что это он вдруг в воскресенье?

— Да, он только что от меня. В городе намечается какой-то политический митинг, и он не хочет его пропустить. Честно говоря, в последнее время это спевшееся сборище дипломатов и генералов меня тоже начинает раздражать. Среди наших мыслителей находятся радикалы, готовые задушить их всех собственными руками. Собственно, они и созвали митинг, чтобы поставить все точки над «i».

— Что-то ты разошелся, — улыбнулся Планкет.

— В общем, мы молимся за тебя, Планк. Анне привет.

Повесив трубку, Планкет неторопливо спустился во двор. Чарли тщетно пытался захлопнуть заднюю дверь своей колымаги, еле висевшую на одной проржавевшей петле.

— Яйца я уложил, мистер Планкет. Квитанцию подписал, вот здесь. Чек получите в среду.

— Спасибо, Чарли. Эй, дети, ну-ка быстро за уроки. Херби, не слышишь, что ли? У тебя сегодня вечером тесты по английскому. Ну, как дела, Чарли? Цены на яйца все растут?

— Растут, растут. — Чарли заполз на скрипучее кожаное сиденье и, проворно захлопнув за собой дверцу, высунул локоть в окно. — Хе-хе. Цены растут, и мне перепадает даже больше, чем вам. Пользуюсь тем, что спасающихся, вроде вас, развелось предостаточно и все боятся везти в город собственный товар.

— Имеете право, — смущенно заметил Планкет. — Ну а как там митинг?

— Соберется куча народа. Ай, да все это без толку. Опять ничего не решат. За последние несколько лет прошел уже миллион таких собраний, и все равно каждый знает, что это произойдет... рано или поздно. Они просто время теряют. Надо ударить первыми — вот мое мнение.

— Может, мы и ударим. А может, они. Не исключено также, что эта замечательная идея одновременно придет в голову многим.

Чарли нажал ногой на стартер.

— Чушь! Если мы опередим всех, то отвечать будет уже некому. У них просто не будет ни времени, ни возможности. Это я вам точно говорю. А вы, выживальщики... — Сквозь заднее стекло удалявшейся машины было видно, как он недовольно качал седой головой. — Эй! — закричал он вдруг, проехав еще несколько метров. — Эй, смотрите!

Планкет обернулся. Чарли держал вытянутую левую руку с поднятым вверх указательным пальцем.

— Смотрите, мистер Планкет, — орал старик. — Слышите? — Бух! Бух! Бух!

Раздался гомерический хохот, и Чарли порулил дальше.

Растик традиционно припустил следом, не переставая оглушительно лаять.

Элиот задумчиво глядел вслед удалявшейся машине, пока она не скрылась за поворотом, но и после этого он остался стоять в ожидании возвращения Растика, с гордым видом неторопливо трусившего к дому.

Жаль Уайтинга. Жаль и всех ему подобных, с естественным недоверием относящихся к ненормальным с их точки зрения людям.

Как же так вышло, что он позволяет этому старому жадноватому чудаку Уайтингу покупать его продукцию? Отчего ни сам он, ни кто-либо другой из семьи не рискует отправиться в город?

А все дело в том, что еще несколько лет назад он пришел к выводу, что в большинстве своем окружающие его люди слишком уверены в собственной безопасности, в их несомненном превосходстве над остальными, которые просто блефуют. А думать так — это все равно что поверить, будто два сорванца, стоящие друг против друга со снежками в руках, способны отбросить их в сторону и мирно разойтись. Это все равно что с серьезными лицами обсуждать преимущества бетонных заграждений в сравнении с проволочными перилами, когда собственные автомобили зависли над пропастью. В общем, все эти на первый взгляд справедливые и благочестивые люди на самом деле совершенно равнодушны.

Но в конце концов нашлась наконец группа единомышленников, вспоминал Планкет, решивших раз и навсегда положить конец пустым словопрениям. Рано или поздно наступает момент, когда вы, одетые во власяницу, устаете стоять и мрачно пялиться в зловещие небеса. Вы доходите до той грани, когда осознаете, что вовсе не перестали любить человечество, а просто захотели вытащить себя и своих близких из этого повального сумасшествия. Так называемое выживание отдельного индивидуума и его семьи...

Дзинь... дз-дз-дзинь... дз-дз-дзинь!

Планкет машинально нажал на стартовую кнопку секундомера.

Странно... Сегодня не намечалось учебного сигнала тревоги. Все дети гуляют на улице, кроме Саула — он не осмелится выйти из своей комнаты. Однако сигнал тревоги снимает все запреты. Разве что Анна...

Он прошел на кухню. Жена с бледным испуганным лицом стремительно бежала к двери, с Диной на руках.

— Саули! Ну же, беги быстрей, Саули!

— Я бегу, мама, — откликнулся малыш, топоча вниз по ступенькам. — Тороплюсь изо всех сил. Я успею!

До Планкета наконец дошло. Тяжело опершись рукой о стену, он в оцепенении следил, как Анна из последних сил несется вниз по лестнице к погребу. Саул спешил следом, размахивая на ходу ручонками, и уже почти догнал мать.

— Я успею, папа! Я успею!

Планкет почувствовал, как внутри у него все словно оборвалось. Он судорожно сглотнул.

— Не торопись, сынок, — прошептал он. — Настал Судный день.

Наконец он выпрямился, глянул на секундомер и тут заметил, что от ладони на стене остался мокрый след. Одна минута двадцать секунд. Неплохо. Совсем неплохо.

Дзинь... дз-дз-дз-инь... дз-дз-дз-инь!

Он встряхнулся и почувствовал, что весь дрожит. Нет, надо взять себя в руки. Первое, что он должен сделать, — притащить из сарая токарный станок.

— Элиот! — позвала его жена.

Казалось, все происходящее — страшный сон, и он вот-вот проснется. Спускаясь по ступенькам, он чувствовал, что ноги почти не слушаются, а возле самой двери погреба даже споткнулся. Подняв голову, он увидел лишь перепуганные глазенки сбившихся в кучу детей.

— Все здесь? — прохрипел он.

— Все, папа, — тоненько пропищал Саул. — Лестер с Херби в дальней комнате. Почему Жозефина плачет? Лестер не плачет. Я тоже не плачу.

Невнятно кивнув в сторону худенькой всхлипывающей девочки, он потянулся рукой к рычагу, торчащему из бетонной стены. Снова взглянул на часы. Две минуты десять секунд. Неплохо.

— Мистер Планкет! — орал, несясь по коридору, Лестер. — Мистер Планкет! Херби на улице, ловит Растика. Он выбежал в другую дверь. Я ему говорил...

Две минуты двадцать секунд, — отстучало в голове у Планкета, когда он добрался до верхней ступеньки. Херби носился по двору и щелкал пальцами, пытаясь приманить пса. Завидев отца, он буквально застыл на месте, но, к счастью, выпрыгнувший в тот же миг из-за кустов пес радостно подскочил к мальчику, сбив его с ног. Херби упал.

Планкет шагнул вперед. Две минуты сорок секунд. Моментально вскочив, Херби помчался к погребу.

Что это за глухой удар? Взрыв? Вот еще один! Похоже на мощное извержение вулкана. Кто это начал? Впрочем, разве сейчас это важно?

Три минуты... Вот Растик, виляя хвостом, влетел в погреб, а следом за ним несся задыхающийся Херби. Схватив сына за воротник, Планкет сделал гигантский скачок.

Прыгая, он успел заметить, как где-то далеко к югу вздымаются над землей смертоносные грибовидные зонты... И этот жуткий грохот...

Планкет подтолкнул сына вперед. Три минуты пять секунд. Дернув рубильник и не дожидаясь, пока дверь закроется и загерметизируется, он метнулся в коридор, торопливо запирая еще две двери. Так... еще один рубильник, контролирующий два запасных входа... Он резко дернул его и вновь бросил взгляд на часы. Три минуты двадцать секунд.

— Бомбы, — рыдала Жозефина. — Бомбы!

Анна обхватила Херби и стала пробираться с ним в главную комнату. Ощущая прикосновение нежных детских ручонок, она страстно прижимала сына к себе, гладила его по волосам, всхлипывая и без конца повторяя:

— Херби! Херби! Херби!

— Папа, я знаю, что ты меня будешь бить. Я... я... я хочу, чтобы ты знал: мне кажется, ты должен...