Поколение Ноя

Уильям Тенн

Поколение Ноя

До Планкета донесся негромкий окрик жены — она звала сына, их младшенького.

Отпустив с лязгом захлопнувшуюся за ним дверь, позабыв, что переполошит этим всех кур, он еще раз прислушался. Наверное, сложила ладошки рупором возле рта, чтобы никто больше не слышал, подумал он.

— Саул! Эй, Саул! Иди назад немедленно! Хочешь, чтобы отец побежал за тобой на дорогу? Саул!

Последний возглас прозвучал громче и явственнее, словно она отчаялась привлечь внимание малыша и одновременно не побеспокоить мужа.

Бедная Анна!

Аккуратно пробираясь между суетливыми, вечно голодными наседками к боковой двери, Планкет едва не наступил на одну из них. Наконец он выбежал за калитку и помчался бегом.

Из сарая доносились звуки детской возни. Прекрасно! А ведь обещали: «Мы последим за ним, не беспокойтесь». Вот и оставляй после этого.

— Саул! — голос женщины дрожал от волнения. — Саул! Отец уже идет! — Анна распахнула парадную дверь и, остановившись в проеме, крикнула вслед мужу: — Элиот! Не сердись, я себя неважно чувствую.

Да, с беременностью шутки плохи, тем более на шестом месяце. Ведь знает, сорванец, что мать не побежит за ним.

На полуобледеневшей тропинке, ведущей в огород, Планкет на секунду остановился отдышаться.

Да... Как все изменилось. Ведь несколько лет назад, когда Рандстетовские Тигры с ревом переваливались через насыпь, у него после внушительного кросса еще доставало сил вырыть небольшой окоп. От курятника до огорода и расстояние-то метров сто пятьдесят, не больше, а он — надо же! — чуть не задохнулся. И это при его-то прежней практике!

Малыш неторопливо наклонялся к палке, собираясь бросить ее увивавшемуся рядом псу. Канава, где Планкет обнаружил сына, находилась намного дальше запретной белой линии, прочерченной поперек тропы.

— Элиот, — опять позвала жена. — Ему же всего шесть лет. Он...

Планкет набрал в легкие побольше воздуха.

— Саул! Саул Планкет! — крикнул он. — Ну-ка, на старт, внимание... марш!

Он знал, что Саул не мог его не услышать. Нажав на кнопку секундомера, Планкет вскинул вверх сжатый кулак.

Малыш обернулся и, увидев поднятую отцовскую руку, сообразил, что секундомер включен. От неожиданности и испуга он выронил палку, но какое-то время словно еще раздумывал.

Восемь секунд. Наконец-то Саул побежал. Но почему так медленно? Растик резвился и прыгал, норовя проскользнуть меж ногами мальчика.

Анна подошла, остановилась рядом с мужем. Было видно, как нелегко дался ей этот путь. Посматривая из-под согнутого локтя мужа на стрелку секундомера, она неуверенно улыбалась, следя за выражением его лица. Не стоило ей выходить на улицу в ноябре, да еще в одном домашнем халате. Впрочем, пусть посмотрит — ей тоже полезно.

Планкет поглядывал на секундомер.

Минута сорок.

Радостный собачий лай звучал все отчетливее, но топота детских ног по-прежнему не было слышно. Две минуты. Не успеет...

Горькие мысли накатили на Планкета. Вот оно, воспитание в этот суперпросвещенный век! Для того чтобы его шестилетний сын сумел выжить, отец вынужден прежде всего научить его быстро бегать. Именно с этой целью Планкет приобрел самый лучший секундомер, какой только мог себе позволить, — воспользовался, так сказать, последними научными достижениями...

Две с половиной минуты. Растик лаял где-то уже совсем рядом. Ну наконец-то! Топ-топ-топ... А ведь смог бы, стоило только захотеть.

— Поторопись, Саул, — прошептала мать. — У тебя получится.

Планкет снова взглянул на неумолимо бегущую стрелку, потом на сына — штанишки малыша насквозь промокли от пота.

— Опять дышит не так, как я учил, — проворчал он. — Потому и сил не хватает.

Уже на полпути к дому Саул споткнулся и растянулся во весь рост.

— Не считается, Элиот. Он оступился, — попыталась оправдать сына Анна.

— Вижу, что оступился. А глаза на что?

— Вставай, Саулюшка, — подбодрил Херби, старший брат. Он стоял с Жозефиной Давкинс у сарая, рядом с полным ведром яиц. — Давай беги скорее, у тебя получится!

Малыш поднялся и, всхлипывая, снова устремился вперед. Добежав до ступенек, спускающихся в погреб, буквально нырнул вниз.

Планкет нажал на кнопку. Три минуты тридцать секунд. Он показал часы жене.

— Тридцать секунд.

Анна нахмурилась.

Малыш, задыхаясь, карабкался вверх по ступенькам, виновато косясь на отца.

— Подойди сюда, Саул. Посмотри на часы. Ну? Что ты видишь?

Мальчик внимательно вгляделся в циферблат; его щеки затряслись, слезы стыда заструились по лицу.

— Больше трех минут, папа?

— Да, Саул, больше трех минут. И прекрати реветь — ничего уже не исправишь. Лучше скажи-ка мне: что случится, когда ты доберешься до дверей?

— Они будут заперты, — прорвался сквозь прерывистые всхлипывания тоненький голосок.

— Вот именно. Двери будут заперты. И ты окажешься снаружи. Так... и что потом с тобой будет? Перестань плакать, отвечай!

— Затем, когда упадут бомбы, я... я не смогу спрятаться и сгорю, как спичечная головка. И... и... от меня останется только мокрое место на земле в форме моей тени. А... а...

— А радиоактивная пыль... — безжалостно подсказывал отец.

— Элиот, — Анна, не выдержав, всплакнула вслед за сыном, — я не...

— Анна, пожалуйста, не надо! Ну, продолжай! А радиоактивная пыль...

— А ра... ра-ди-о-ак-тивная пыль просочится сквозь кожу и сожжет мне легкие... Ну, пожалуйста, папа, я больше не буду!

— А твои глаза? Что произойдет с твоими глазами?

Крохотным кулачком малыш размазал слезы.

— Мои глаза выпадут... и зубы мои выпадут... и я почувствую такую ужасную... ужасную боль...

— Правильно. Вот что с тобой случится, если после сигнала тревоги ты прибежишь к погребу слишком поздно, — все будет заперто, и ты останешься на улице. Ровно через три минуты независимо от того, кто остался снаружи, мы закрываем засовы. Повторяю: кто бы ни остался! Все двери будут закрыты. Ты понял меня, Саул?

Двое побледневших ребятишек Давкинсов испуганно прислушивались.

Их родители специально привезли детей из города, упросив Элиота Планкета взять их под свою защиту. Он не смог отказать старым друзьям.

— Да, я все понял, папа. Я никогда больше так не сделаю. Никогда-никогда.

— Я надеюсь. А теперь иди в сарай, Саул. Ну давай же! Неужели я должен тебя ждать? — Планкет снял с пояса тяжелый кожаный ремень.

— Элиот! Разве это поможет мальчику понять? Едва ли ему что-то станет яснее.

Планкет остановился, пропуская всхлипывающего сына вперед.

— Яснее, конечно, не станет, но послужит еще одним уроком. Если бы я почаще снимал ремень, вся наша семерка наверняка укладывалась бы в три минуты!

Позднее, еле волоча от усталости ноги, обутые в громоздкие фермерские ботинки, Планкет зашел на кухню, где Анна кормила Дину.

— Он сегодня без ужина? — спросила она, не прекращая своего занятия.

— Без ужина. — Элиот вздохнул. — Мужику ужинать не обязательно.

— Ну-ну, особенно такому, как ты. Не многие мужчины становятся фермерами в тридцать пять. Не каждый станет тратить все до последнего пенни на строительство подземного бомбоубежища, да еще и с автономной электростанцией впридачу. И все только ради безопасности... Впрочем, ты прав.

— Я только хочу придумать, — разгорячился Элиот, — как бы так расширить погреб, чтобы там поместилась телка Нэнси. И если высокая цена на яйца продержится еще хотя бы с месяц, то лично я бы прорыл туннель к инкубатору. Затем колодец... Хоть он и закрытый...

— А помнишь, семь лет назад, когда мы только появились здесь, — Анна наконец поднялась и, подойдя к мужу, нежно потерлась щекой о его обтянутую плотной рубахой грудь, — на этом месте было пусто и голо. А теперь у нас три курятника, тысяча бройлерных кур, а сколько несушек и петухов — даже и не знаю.