Лукреция Борджа

Все осужденные были амнистированы, за исключением дона Ферранте и дона Джулио, погребенных в подземных камерах Кастель Веккьо. Епископ-поэт Октавьен де Сен-Желе, отец великого Меллена, гость Эркуле Строцци, воспел в небольшой оде рождение законного принца. Он воздал должное красотам двора:

Странный поворот истории: сын, который станет преемником своего отца Альфонсо под именем Эркуле II, позднее женившись на дочери Людовика XII, получит титулы герцога Шартра и Монтаржи.

После крестин Альфонсо отправился во Францию. Ему предстояло отговорить короля от вступления в лигу, которая формировалась для борьбы с Венецией. Он опасался, что его вынудят войти в нее, поскольку географическое положение Феррары неизбежно подставляло его герцогство под первый же удар в случае конфликта. Лукреция, как обычно, приняла бразды правления и готовилась воспользоваться относительной свободой, чтобы принять своего верного поклонника Франческо Гонзага.

Когда она была еще увлечена Бембо, маркиз Мантуанский инстинктивно выбрал верную манеру поведения: он мягко и уверенно убеждал Лукрецию, что можно смягчить участь Чезаре, находящегося в испанской тюрьме, а д'Эсте считали, что герцога Валентинуа уже ничто не спасет.

Полагаясь на свое умение вести переговоры и сильно переоценивая свои возможности, он даже подумывал о его освобождении. Лукреция убедилась в его преданности, и ее чувство благодарности переросло в нежность. Мавританская внешность Франческо напоминала внешность Альфонсо. Его выразительная некрасивость очаровала Лукрецию: его густая грива, черная и курчавая, его курносый нос и мясистые губы, роскошная борода, миндалевидные глаза и африканский профиль выдавали в нем человека чувственного, верного и по-детски жизнерадостного. Свой невысокий рост и приземистую фигуру он компенсировал кошачьей силой и ловкостью. Превосходный наездник, он брал лошадей только из своей конюшни, славившейся по всей Европе. Он мог нравиться или нет, однако его невозможно было забыть, о чем свидетельствуют скульптура из терракоты, выполненная Кавалли, которую сегодня можно видеть в Мантуе, или же «Богоматерь Победы», находящаяся в Лувре, где Мантенья изобразил его коленопреклоненным перед Марией, равно как и его портрет, приписываемый Бонсиньори.

Тем не менее Франческо приходилось терпеть пренебрежение Изабеллы, считавшей себя идеальной супругой и решительно настроенной выполнить свой супружеский долг. Она была с ним нежна только когда куда-то уезжала. Если во время своих поездок в Милан к сестре Беатриче она писала ему, что вдали от него скучает до смерти, то вернувшись, она пренебрегала им, и порой доходило до того, что сама доставляла ему хорошеньких девушек, чтобы еще больше держать его в подчинении. Тициан написал ее великолепный портрет, передав не только надменное выражение ее лица, но и черствость.

Подавленный высокомерием своей супруги, ее хвастливо демонстрируемыми талантами и любовью к лести, Франческо обнаружил, что Лукреция — это ее приятная противоположность. В отличие от своей золовки она была снисходительна и добра, всегда приходила на помощь в случае беды, несправедливости или страдания. Ее простота и естественность не могли не волновать. Но на этот раз сама Лукреция с состраданием отнеслась к тому, чью внутреннюю драму она почувствовала. Между ними быстро установилось настоящее взаимопонимание, так что придворные дамы герцогини заметили это уже в 1506 году, и среди них Полиссена Мальвецци, написавшая маркизу Мантуанскому после его отъезда из Феррары: «Нам кажется, что из нас ушла жизнь, когда мы лишились вашего благотворного, сердечного, божественного общества… Пиры не развлекают более нашу госпожу, радостный смех придворных и нарядных и веселых дам не может прогнать тоску и заменить Вашу Светлость».

Первое время они встречались в дворцовых садах, она — в сопровождении своих дам, он — своих придворных, словно случай вел их навстречу друг другу. Он приветствовал ее, преподносил ей розу и утверждал, что цветы эти являются частью ее самой.

После смерти Чезаре между ними завязалась активная переписка. Лукреция подписывалась вымышленным именем Барбара, Франческо или Гвидо. Что касается доверенного лица, Эркуле Строцци, то он подписывался Цилио. «Уверяю Вас, — писал он галантному кавалеру, — что Барбара Вас любит. Она сожалеет о том, что Вы не проявляете к ней интерес, однако Ваша скромность ей нравится… Я не знаю, как выразить охватившую ее страсть, как можно скорее приезжайте к ней. Она любит Вас гораздо больше, чем Вы думаете, Вам следует проявлять больше пылкости, чем сейчас, и если Вы не добьетесь того, чего желаете, я разрешаю Вам выразить мне неудовольствие. Так что покажите, что Вы нежно ее любите, ничего другого она от Вас не ждет. Она попросила меня не спешить с этим письмом, потому что хотела написать Вам сама, однако глаза ее еще слабы после родов. Она вверяет свою судьбу в Ваши руки и говорит, что Камилло [Альфонсо] перед отъездом сказал ей, что ему доставит удовольствие помириться с вами, она желает, чтобы вы попытались это сделать, поскольку тогда вы тотчас сможете приехать к ней»1.

Роль Эркуле Строцци в жизни Лукреции была поистине удивительной, тем более что Альфонсо не скрывал, что враждебно относится к нему. Когда тремя годами ранее, после смерти отца Эркуле, Тито Веспасиано, Альфонсо лишил его поста верховного судьи в Совете Двенадцати, Лукреция взяла его под защиту. Став незаменимым, этот наделенный интуицией и сложным характером человек умел поддерживать довольно неопределенные чувства Лукреции к мужу и ее склонность противиться опеке д'Эсте. Он с увлечением следил за тем, как росла ее возвышенная любовь к Бембо, затем грел чувство своей государыни к Франческо Мантуанскому, зная, что сильно рискует, действуя таким образом. Он писал Франческо: «Я по тысяче раз за час подвергаю свою жизнь опасности». Что он надеялся получить в ответ? Он владел виллами, дворцами, был знаменитым и уважаемым, деньги интересовали его мало, даже если иногда он и просил у Лукреции финансовой помощи. Для него главным было стать властителем ее дум.

Судьба распорядилась по-своему. Они поменялись ролями: Строцци любил Барбару Торелли, жену Эркуле Бентивольо, примитивного человека, которого образованность и утонченность супруги выводили из себя. Напрасно он оскорблял ее, казалось, что ничто не может ее унизить. Дошло до того, что в один прекрасный день он предложил своему другу епископу взять его жену на месяц за тысячу дукатов и пригрозил ей, что если она не согласится на сделку, он обвинит ее в том, что она пыталась отравить его.

На этот раз чаша терпения переполнилась. Барбара бежала сначала в Урбино к Элизабетте Гонзага, своей родственнице, затем в 1502 году — в Феррарское герцогство к монахиням Сан-Рокко. Добровольное заточение вызвало к ней симпатию окружающих, однако положение ее оставалось опасным, и «эта очень красивая и очень мудрая дама» попросила у герцога Альфонсо разрешения остаться в его герцогстве. Тронутый ее мужеством, он официально признал ее права, заверил ее в своем покровительстве, несмотря на родственные связи между д'Эсте и Бентивольо, и представил ее Лукреции. Та приняла ее к своему двору и попыталась помочь ей вернуть приданое, на, несмотря на раздельное проживание, признанное церковью, Бентивольо не дал ей ни дуката.