Флобер

Итак, вот что можно будет найти в этой книге:

Художники: все до одного шутники.

Лангуст: самка омара.

Франция: для управления нуждается в железной руке.

Негритянки: более пылки, чем белые женщины.

Эрекция: говорится только о памятниках…

Мне кажется, что книга „выстрелит“. Надо постараться, чтобы в ней нельзя было бы найти ни единого придуманного мною слова и чтобы, раз прочитав, о ней больше никто не осмелился бы заговорить из боязни произнести одну из тех фраз, которые содержатся в ней»[352].

Эта вторая часть книги «Бувар и Пекюше» так и останется творческим замыслом автора. Зато «Лексикон прописных истин» нисколько не устарел и в наши дни. Можно сказать, что книга «Бувар и Пекюше» была почти полностью закончена и отредактирована автором. Дошедшие до нас десять глав этого произведения отражают основной замысел Флобера. Этим романом он подводит черту под все свое творчество и открывает литературе новые революционные горизонты.

Между тем, создавая образы незадачливых приятелей, Флобер обратился к классическому противопоставлению двух характеров, совершенно разных, но в то же время дополняющих друг друга, по примеру Дон Кихота и Санчо Панса. В итоге оба персонажа становятся похожими: оба по профессии переписчики, оба попадают в теоретическую и «научную» ловушку, которую сами себе и устроили. Один — старший по возрасту Бувар, бабник и коварный соблазнитель; другой — низкорослый толстяк Пекюше, девственник. Бувар — материалист, Пекюше, напротив, спиритуалист[353]. Знакомство друг с другом преображает их. Отныне их жизнь обретает единственную цель: познать этот мир.

Что наиболее привлекает в этом романе, так это намерение Флобера окончательно свернуть шею этому пластичному мерзкому зловонному чудовищу, вселенскому спруту по имени глупость. Он хочет покончить с ним раз и навсегда. Если посредством Бувара и Пекюше Флобер выражает свои собственные идеи и мысли, каждый из его персонажей по-своему понимает глупость и чувствует себя с ней единым целым. Тем не менее у них есть и положительные качества: они энергичные, волевые, порой великодушные, вполне живые люди. В то же время они тратят свои силы на бесполезные предприятия. Приятели засоряют свой мозг совершенно ненужными знаниями, которые вместо просветительской функции приводят человека к отупению и деградации.

Флобер в «Буваре и Пекюше» является одновременно подопытным кроликом и экспериментатором: он предоставляет свое тело для глупости, так же как другие отдают его для научных целей (что в следующем веке сделает Луи Фердинанд Селин[354], доходящий до гнусности, ибо прогресс нельзя остановить), чтобы увидеть, какой эффект это произведет. В основном эффект будет двусмысленным, поскольку глупость у Флобера не только рациональная составляющая; она принимает невротический и даже метафизический характер.

Этот невроз наилучшим образом анализирует Жан Поль Сартр: «Для Флобера, и только для него одного, глупость является позитивной силой, а дурак становится ее носителем. Эта мерзость набрала полную силу; она побеждает везде и всюду, и художник вынужден занять оборонительную позицию. Борьба, однако, ведется отнюдь не на равных: по отношению к этому глобальному распространению глупости именно художник остается в проигрыше. И все же надо смотреть глубже. Флобер объединяет под одним названием две диаметрально противоположные глупости. Одна является фундаментальной субстанцией, а вторая — разъедающей ее кислотой. Между ними ведется постоянная борьба, а исход этого поединка всегда ничейный. И только в одном можно быть уверенным: в той или другой форме, Глупость с большой буквы всегда торжествует»[355].

Как мы уже говорили, чтобы приступить к работе над книгой «Бувар и Пекюше», автор проводит огромную подготовку. В процессе работы настроение Флобера постоянно меняется — от оптимизма к полному отчаянию. Но он находит в образе жизни, называемом им «существованием монаха и рабочего»[356], некое спасительное средство от перепадов настроения. Часть лета у него находится в гостях племянница Каролина. Она пробует заниматься живописью. Новость о том, что Эрнест Пинар, обвинявший в аморальности «Госпожу Бовари», сочиняет непристойные стихи, вызывает у Гюстава приступ безудержного смеха, хотя он не находит в этом ничего удивительного. «Нет ничего более гнусного, чем прокуроры (они произносят непристойности так же часто, как носят мантию)…»[357]

Что же касается Флобера, то он живет анахоретом, то есть ведет монашеский образ жизни. И все же порой он позволяет себе предаваться эротическим фантазиям. Предметом его виртуальной страсти становится Леония Бренн, которой он пишет весьма откровенные письма. Все же немного позднее, в сентябре, Гюстав воплощает свои мечты в реальность, когда в Париже встречается, как всегда тайком и подальше от чужих глаз, с Жюльеттой Эрбер. В Сен-Гратьене, у принцессы Матильды, он также дает выход прекрасным порывам своей души. Следует признать, что его физическое состояние оставляет желать лучшего. В его облике не остается ничего от былой внешней привлекательности. Краснолицый, беззубый, тучный, слюнявый из-за лечения ртутью, он понимает, что от былой славы светского льва не осталось и следа.

Гюстав проводит в Париже весь сентябрь. Он признаётся Тургеневу, что его пребывание в столице вызвано «Veneris causa…»[358].

Для написания «Бувара и Пекюше» Гюстав снова обращается за помощью к друзьям. В конце сентября Флобер отправляется, как и раньше, вместе с Лапортом в поездку по Нормандии с целью собрать для своего романа недостающие сведения. Он обращается к Мопассану с просьбой составить подробное описание прибрежного района Нормандии, поскольку Ги хорошо знает эти места. Гюстав ищет крутой обрывистый берег, который внушал бы страх «парочке недотеп», в момент их увлечения геологией. Ги исполняет поручение Гюстава, но «поезд уже ушел»: автор разместил своих персонажей в Фекаме![359]

Тургенев купил в России для Гюстава роскошный бухарский халат. Флобер носит его поверх шаровар, подпоясанных шелковым поясом. В этом наряде он с самым гордым видом прохаживается от одного широкого окна к другому, наблюдая, как мимо его дома по Сене проплывают корабли. Это происходит в те редкие минуты, когда он отрывает глаза от своей рукописи. Дело Комманвиля еще далеко не закрыто. В Париже, куда Гюстав приезжает в декабре, чтобы провести в городе часть зимы, он воюет на многих фронтах. По правде говоря, Гюстав бьется не за себя, а за других. Однажды вечером во время приема у своего издателя Шарпантье Гюставу удается поговорить с глазу на глаз с Леоном Гамбеттой[360]. К своему удивлению, он понимает, что симпатизирует этому высокопоставленному персонажу. Гюстав намеревается обратиться к главе республиканской партии с просьбой устроить на работу его друга Лапорта, который, в свою очередь, испытывает финансовые затруднения. На самом деле Флобер даже немного гордится этим новым знакомством с важной персоной, о чем не преминул съязвить Гонкур…

Флобер также обращается и к Виктору Гюго, с которым у него установились самые наилучшие отношения. Возвратившись из ссылки после падения империи, великий поэт решил опубликовать свои воспоминания об известном государственном перевороте 1851 года. В его книге были страницы, содержавшие некий компромат на принца Наполеона, поскольку тот предупредил Гюго о том, что назревает государственный переворот. Флобер просит Гюго исключить имя принца из соответствующей главы. Гюго не отказывает Флоберу в просьбе, но это не меняет ровным счетом ничего. Каждый легко угадает, кого автор имел в виду, когда описывал «красного принца».

352

Письмо Луизе Коле. 16 декабря 1852 года.

353

Последователь учения, по которому рядом с материальным миром признаётся существующим совершенно независимо от него мир духовный. — Прим. пер.

354

Луи Фердинанд Селин (1894–1961) — французский писатель, врач по образованию. — Прим. пер.

355

Sartre J. P. L’Idiot de la famille. T. 1. P. 613.

356

Письмо принцессе Матильде. 27 июня 1877 года.

357

Письмо Эдме Роже де Женетт. Август 1877 года.

358

Lottman H. R. Op. cit. Р. 440.

359

Фекам — порт в Верхней Нормандии недалеко от Гавра. — Прим. пер.

360

Леон Мишель Гамбетта (1838–1882) — французский политический и государственный деятель, адвокат.