Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 92 из 119

   — Видел... и как ни прискорбно — одобряю. Мне вот, пока вы справляли войсковой долг, вспомнились слова генерала Корнилова...

   — Обязан буду, напомните.

   — Один расстрелянный трус спасёт сотню солдатских жизней.

   — Верно говорил Лавр Георгиевич. Но ведь и ему не удалось претворить эти слова в воинский долг?

   — Не успел генерал...

   — ...светлой памяти, да. Но чего ж мы на ходу? — Он впервые улыбнулся сухим вышколенным лицом. — Хоть вы сейчас и рядовой, но честь имею пообедать с вами. Не откажите в любезности.

   — С одним условием: и юнкер Клепиков. Он мой адъютант ещё с первых дней Добровольческой армии.

   — Вот дожили: у рядовых волонтёров — адъютанты!

Савинков не обиделся.

   — Между прочим, до того, как стать адъютантом, он служил в разведке у Корнилова.

   — Разведчики... террористы... — Полковник Каппель крикнул пробегавшему мимо поручику: — Найдите капитана Вендславского. Ко мне.

Не успели зайти в окраинную избу и сесть за накрытый денщиком стол, как с порога кавалерийским рыком грянуло:

   — Капитан Вендславский по вашему приказанию!..

Каппель жестом пригласил за стол:

   — Вначале пообедаем.

Пока денщик наливал по предобеденной рюмке, ухнул близкий разрыв.

   — Неужели у большевиков шестидюймовки?.. — безошибочно определил Савинков.

   — Есть и трёх... и шести... всего достаточно. Из Рыбинска по Волге сюда сплавляют.

Савинков хмуро опрокинул свою рюмку и замолчал.

   — Не обижайтесь, Борис Викторович, — извинился полковник. — Я это только к слову. Такие города, как Рыбинск и Ярославль, — нож в сердце большевикам. Их берут крупными войсковыми силами. А вы были брошены... преданы нашими политиканами!

   — Да, предан.

   — Один Чернов сколько наговорит! Да и Рычков — краснобай отменный. Славно вы его проучили!

Савинков поднял от тарелки вопросительные глаза.

   — Говорю же — у меня свои люди в Казани. С казанской шельмой иначе нельзя. Надоело словоблудство.

   — Надоело. Надо дело делать.

   — Вот сейчас покончим с обедом и о деле поговорим.

Походный обед не долог. Щи из молодой капусты с бараниной, каша гречневая с той же бараниной, и на закуску — осетрина с лучком и огурцами. В полчаса со всем управились.

   — Теперь — пора, — полковник сверил время. — Час остаётся. Слушайте. Отряд мой хоть и сводный, что-то вроде корпуса, но пехотный. Следовательно, маломанёвренный. У большевиков же есть конница, есть автомобильная колонна... наконец, бронепоезда и даже аэропланы. Что из этого следует? Мы вслепую дерёмся. Храбро — но на авось. Этот несчастный подпоручик побежал потому, что со своим десятком солдат напоролся сразу на два броневика, которых винтовочные пули не брали. Мастодонты в их глазах! Что прикажете мне делать?

   — Приказать не могу, полковник, а посоветовать — извольте. Нужно заслать в красные тылы хороший диверсионный отряд. Навести там такой шорох... извините, жаргон старого экса. Страх! Страх Божий. Чтоб чертям было тошно!

   — Вы что, Борис Викторович, мысли мои читаете?

   — Читаю.

   — А раз прочитали, поступайте в распоряжение драгунского капитана Вендславского, — кивнул сухо. — Сотня сабель, два лёгких орудия, пулемёты, гранаты, взрывчатка, даже пилы и топоры — всё, что я могу выделить. Остальное берите с бою. — Опять глянул на часы. — Капитан Вендславский, когда думаете выступать?

   — После полуночи, — тряхнул шевелюрой капитан. — Чтоб без потерь прорубиться сквозь большевистские порядки и уйти в их тылы.

   — Резонно, — согласился Каппель.

   — Разумно, господин капитан, — с подчёркнутым подчинением заметил и Савинков. — Мы по пути сюда подобрали хорошего артиллерийского унтера. Позвать?





   — Зовите, если ручаетесь за него.

Савинков кивнул Клепикову:

   — Срочно разыщите унтер-офицера Посохина. — И уже капитану, тоном беспрекословно подчинённого: — Что сейчас прикажете делать?

   — До десяти — отдыхать. Дальше два часа для знакомства с лошадью и со всем прочим снаряжением.

Савинков отдал честь капитану и пошёл отыскивать для себя подходящий тенистый куст.

Седло поскрипывало в первых утренних лучах. Позвякивала сабля на боку.

Висевшая за спиной винтовка приятно холодила разгорячённую спину.

Савинков не выбирал коня, чалого ему по какому-то наитию дали. В первое мгновение он вздрогнул, но тут же протянул заранее припасённую подсоленную горбушку:

   — Ешь... мой Конь Блед!

Едва ли кто понял эти слова — слова никому не нужного здесь Ропшина. Но сейчас в седле сидел Савинков, а головой от безделья управлял всё тот же Ропшин; он не без удовольствия декламировал послушному чалому:

   — Или подождёт топтать?.. А, мой друг? — потрепал он по гриве, которая была намного светлее крупа, почти совсем белая, истинно — бледная!

   — Что вы сказали, Борис Викторович? Простите, не расслышал.

   — Вот и прекрасно. Мы ничего не забыли?

   — Всё, что нужно, взяли.

Клепиков на полкорпуса отставал. Он вёл в поводу ещё и вьючную лошадь. В тороках было немного овса, немного еды для себя, патроны, гранаты, а главное, взрывчатка.

Капитан Вендславский разрешил взять про запас всего нескольких вьючных лошадей — отряд должен быть лёгким и стремительным, без всякой поклажи. Разве что для пулемётов, двух разобранных полевых пушек, ну, и для этой вот взрывчатки. Ровно в полночь, изготовясь в поход, он весело пошутил:

   — В лошадях недостатка не будет! После первого же боя...

Но пока обошлось без боев. Всё-таки была проведена кой-какая разведка, нащупаны прорехи в боевых порядках красных. Выступали попарно, след в след, шажком. Приказано было, чтоб ничего не звенело и не гремело. Лично проверял каждое седло — хорошо ли приторочена винтовка, не станет ли занудливым колокольчиком питьевая фляга. Савинкову сделал замечание:

   — Почему винтовка за спиной, не в тороках?

   — Я неважный рубака, господин капитан. Больше надеюсь на пулю. Прикажете оставить винтовку? Как видите, она даже притянута к спине дополнительным ремнём.

Капитан Вендславский ещё не выработал для себя форму обращения с этим не совсем понятным рядовым, а потому отделался смешком:

   — Ну-ну, верхом на пуле!

Больше у них разговора не было. Капитан ехал впереди змеёй вытянувшейся колонны, Савинков с Клепиковым волей случая оказались в середине. Далековато для шуток.

Большевистские дозоры прошли благополучно, без единого выстрела, и только версты через три дали шенкеля. К восходу солнца были уже далеко. От лошадей, как и от густых нескошенных трав, валил пар. Лошади отдыхали в спокойном и мерном шаге, седоки, намолчавшись за ночь, переговаривались:

   — Ну что, порезвимся, Иван?

   — Не у девок, гляди, Степан!

   — Да ведь и девки, поди, будут...

   — ...если красненькие!

   — У них что... всё перекрашено?

Савинкова, слава богу, не стеснялись. Да тут и мало кто кого знал: поручики, юнкера, есаулы, рядовые, был даже какой-то мрачно настроенный подполковник; по случайной оговорке Савинков понял, что у него под Казанью в родовом имении вместе с домом выжгли всю семью. «От этого пощады не жди», — ещё тогда, в отсветах вечерней зари, подумал Савинков; не прочь был продолжить эту мысль и сейчас, но от головы колонны прискакал адъютант:

   — Капитан спрашивает: можно взять вашего юнкера в разведку?

   — Капитаны не спрашивают — капитаны приказывают, — поправил Савинков, досадуя на своё не совсем понятное для окружающих положение.

Флегонт Клепиков понял его настроение, кивнул и без лишних слов ускакал вслед за капитанским порученцем, как выяснилось, реже исполнявшим и вторую роль — разведчика. Мрачный подполковник сам пустился следом. Можно было предположить, что он хорошо знал эти места.