Земля надежды

Джон никак не отозвался на эти перемены, только сказал, что она может делать все так, как считает нужным. Он не выказал никакого горя по поводу переезда из спальни первой жены, он не возражал против трат на повсеместную замену занавесей и ковров.

— Им ведь уже лет десять, — оправдывала расходы Эстер.

— А ведь это не так уж и много, — вскользь заметил он.

Дети приплясывали от нетерпения на садовой стене, ожидая их возвращения.

— Вы поженились? — требовательно спросила Френсис. — А где твое новое платье?

— Я просто надела это.

— А мне теперь называть тебя «мама»? — спросила Френсис.

Эстер посмотрела на Джона. Он наклонился, чтобы подхватить на руки Малыша Джона, и теперь нес его к дому. Он постарался уклониться от ответа.

— Ты зови меня как всегда, просто Эстер. Я — не твоя мама, мама сейчас в раю, но я постараюсь сделать все, чтобы любить тебя и заботиться о тебе так, как это делала бы она сама.

Френсис небрежно кивнула, словно ответ ее и вовсе не заботил, слезла со стены и направилась к дому. Эстер покачала головой. Ее вовсе не разочаровало отсутствие теплоты со стороны Френсис. Она была ребенком, от которого трудно было ожидать просьбы пожалеть и утешить. Но не было ребенка, который нуждался бы в любви больше, чем она.

Новая семья вошла в гостиную, и Эстер села в кресло у камина, напротив Джона. Малыш Джон уселся на ковре перед огнем, а Френсис замешкалась, не зная, какое место ей выбрать.

Ни на кого не глядя, она присела на колени перед теплым огнем, потом медленно откинулась назад, пока не оперлась о ручку кресла, где сидела Эстер. Эстер осторожно опустила руку на затылок своей падчерицы и почувствовала, как напряжены мышцы. Но под ее прикосновением мышцы расслабились, Френсис доверилась ласковому прикосновению мачехи, и ее голова откинулась назад.

— Мы будем счастливы, — тихонечко пообещала Эстер своей храброй маленькой падчерице. — Все будет хорошо, Френсис.

Когда пришло время отправляться спать, все домочадцы собрались на вечернюю молитву. Джон прочитал ее из нового молитвенника, наслаждаясь ритмом языка и ощущением надежности от того, что каждый вечер в одно и то же время произносились одни и те же слова. Домочадцы, которые при Джейн молились вслух и свободно высказывали все, что думали, теперь слушали, склонив головы. Когда молитва подошла к концу, все занялись обычными делами — запирали двери на ночь, тушили все огни и задували свечи.

Впервые Эстер и Джон вместе поднялись по лестнице в большую спальню. Там их ждала горничная.

— Кухарка сказала, что вам нужно помочь снять платье, мисс Эстер — госпожа Традескант, простите!

Эстер покачала головой.

— Я сама.

— А еще кухарка прислала вам поднос, — настаивала горничная.

На кухне явно были уверены, что свершившееся событие заслуживало, чтобы его отметили более пышно.

— Она сварила для вас свадебный эль, — сказала она. — А еще тут пирог и вкусный черничный пудинг.

— Спасибо, — сказала Эстер. — И поблагодари кухарку.

Джон кивнул, и горничная вышла.

Они посмотрели друг на друга, их смущение развеялось благодаря вмешательству горничной.

— Они там явно думают, что мы сейчас должны петь песни и пировать, — сказал Джон.

— Может, они думают, что это им сейчас самое время разгуляться? — проницательно заметила Эстер. — Думаю, что в этих двух кружках далеко не весь свадебный эль.

— Хочешь выпить? — спросил Джон.

— Когда буду готова лечь в постель. — Она старалась, чтобы ее речь звучала так же легко и беззаботно, как и его слова.

Эстер подошла к кровати и взобралась на нее. Она не задергивала полог, но ухитрилась снять платье в его тени и, не вызвав смущения, надеть ночную рубашку. Она появилась из-за полога все еще с причесанными волосами, чтобы положить свое парадное платье в изножье кровати.

Джон расположился в кресле перед огнем, попивая свадебный эль.

— Недурно, — похвалил он напиток. — А есть еще и пирог.

Эстер подняла свою высокую кружку и села напротив него, спрятав ноги под ночную рубашку. Она попробовала эль. Он был крепкий и вкусный. Пьянящее ощущение расслабленности сразу же растеклось по жилам.

— Эль и в самом деле хорош, — сказала она.

Джон рассмеялся.

— Думаю, он соответствует своему назначению. Я нервничал больше, чем в свой первый школьный день, а теперь чувствую себя прямо как петух в курятнике.

Эстер вспыхнула, услышав эту нечаянную непристойность.

— Ох.

Джон уткнулся в свою кружку, смущенный не меньше, чем его молодая жена.

— Ложись, — коротко сказал он. — Я сейчас приду к тебе.

Она ступила узкими белыми ступнями на пол из простых досок и пошла к кровати быстрой мальчишеской походкой. Джон не повернулся, когда она легла. Он подождал, пока она устроится в постели, потом встал и задул свечу. Он разделся в полутьме и натянул ночную рубашку.

Эстер лежала на подушке, освещенная единственной свечой и мерцающим огнем в камине. Она распустила темные и приятно пахнущие волосы, они разметались по подушке. Джона охватила внезапная боль тоски по утраченной жене Джейн и по той серьезной страсти, которую они разделяли. Он обещал себе, что не будет думать о ней, он боялся, что мысли о ней безвозвратно погубят его первую брачную ночь. Но когда он увидел Эстер в своей постели, то почувствовал себя не новобрачным, а скорее неверным мужем, вдобавок не получающим от измены никакого удовольствия.

Но речь шла о деловом соглашении, и контракт следовало выполнять. Джон мысленно представил вопиюще размалеванных, полуодетых женщин при дворе старого короля. Он видел их в Нью-Холле, когда был совсем мальчишкой, и все еще вспоминал их с эротической смесью неодобрения и желания. Он постарался задержать мысли о них и повернулся к Эстер.

К ней никогда не прикасался любящий мужчина. В этом случае она сразу же поняла бы, что Джон предлагает ей фальшивую монету своего тела, пока мысли его витают где-то далеко. Но она знала, что брачный контракт не вступает в силу до исполнения брачных отношений.

Она лежала под ним неподвижно и даже, когда он пронзил ее тело, а потом жестоко двигался в ране, старалась помогать ему. Она не жаловалась, она не просила. Она лежала молча, пока продолжалась боль. А потом, когда он вздохнул и откатился от нее, боль внезапно прекратилась.

Кусая губы от боли, Эстер поднялась и вложила между ног тряпку. Крови было совсем немного, подумала она. Похоже, что опасения превосходили действительность. Она подумала, что все прошло бы гораздо легче, если бы она была моложе, свежее, теплее. А получилось так, что его хладнокровная атака наткнулась на хладнокровный прием. Она задрожала в темноте и вернулась в постель к мужу.

Джон лег на бок, спиной к ней, как будто хотел заслониться от нее, не видеть и не думать о ней. Эстер, стиснув зубы от боли и горечи разочарования, заползла под одеяло, стараясь не дотрагиваться до него, не нарушать расстояние между ними. Она не плакала, она лежала очень тихо, с сухими глазами, и ждала утра, когда должна была начаться ее замужняя жизнь.

— На этой неделе я должен уехать в Отлендс, — на следующее утро за завтраком между делом заметил Джон.

Эстер, сидевшая рядом с Малышом Джоном, с удивлением посмотрела на него.

— На этой неделе?

Он встретил ее взгляд без малейших эмоций, с полным непониманием.

— Да.

— Так скоро?

— Почему нет?

Она могла бы привести с десяток причин, почему новоиспеченному мужу не следовало бы уезжать из дома в первую неделю семейной жизни, но попридержала их за плотно сжатыми губами. Единственное, что она сказала, — люди могут подумать, это выглядит странно.

— Пусть думают что хотят, — резко парировал Джон. — Мы поженились, теперь я могу заняться работой, что я и собираюсь сделать.

Эстер взглянула на Френсис, сидевшую слева, напротив Малыша Джона. Головка Френсис в белом чепце склонилась над миской, она не смотрела на отца, притворяясь глухой.