Судьба — солдатская

Утром после завтрака Спиридон Ильич опять снарядил в Псков товарища — того самого, который привел Валю в отряд. По адресу к Соне направить его побоялся.

— В Завеличье попади, — говорил он в напутствие. — Без установления связи с райкомом нам нельзя. Сведения и установки для нас, как оружие… Постарайся приемник на батареях достать — без него мы как впотьмах. Сводку о положении на фронтах узнай.

Связной ушел вместе с отрядом — до дороги на Ляды им по пути было. Отряд унес отпечатанные листовки — две взял связной, чтобы где-нибудь по дороге повесить на видном месте.

Вырвавшись из Пскова, почувствовал Зоммер в себе необыкновенную силу. Словно вливал кто ее. Душе стало просторно. Будто родным пахнуло. Хмелеть от свободы начал. Даже о Соне меньше думал.

Сначала казалось ему: покружит по лесам и встретит какой-нибудь отряд партизан. Примкнет. Но не тут-то было. Получалось, отыскать иголку в стогу сена легче, чем партизан. И еще кое-что увидел Зоммер. Оказывается, кругом царило безвластие: и за гитлеровцами земля будто, и, по всей видимости, еще не их она. Как только староста, посаженный немцами, начинал гнуть их линию, он тут же исчезал куда-то. Некоторые деревни в болотистых лесах, куда немцы еще не заходили, жили по-прежнему колхозами и к себе, как говорится, ни наших ни ваших близко не подпускали. Но в деревнях ближе к дорогам немцы все же обживались. Возле такой деревни Зоммер как-то подкараулил прогуливавшегося офицера. Задушил его. Взял у него парабеллум.

Забрел он однажды в глухую деревеньку. Стояла она среди лесов и болот (такое жаркое лето — и не высохли!). Стояла на возвышении… Когда входил в деревню, встретила его молодая бабенка. В руках — русская винтовка. Требует остановиться. Зоммер остановился и обрадовался. Подумал: «Партизаны… наконец-то». А бабенка штыком все стращает. Смотрит Зоммер — из-за сарая выглядывает колесо и ствол нашей сорокапятимиллиметровой пушки, а в сторонке, возле ящика со снарядами, мужик крутится… Бабенка же этим временем неторопливо говорит Зоммеру, нажимая не то на «я», не то на «о»:

— Никого не пущаем… Ни немца не подпущаем, ни вашего брата… кто те знает, а может, ты… бандит? И такие нынче бродят… Так что собрание колхозное решило: пока никого не подпущать, а там… сначала разберемся, кто и с чем ходит.

— Да ты что? — ошеломленный поворотом дела, обиженно улыбнулся Зоммер — понял: деревня вооружилась и организовала самоохрану. — Я на восток иду! К партизанам думал примкнуть… Боец я!

— Бойцы давно прошли, милой, — проговорила она угрожающе и посмотрела на торчащий из чердачного окна правления колхоза ствол тяжелого немецкого пулемета. — Бойцы — бьются, радиво надо слушать.

— Так кто же я, по-вашему? — не понимая, как с ней себя вести, совсем растерялся Зоммер.

— Кто? Кто те знает, кто ты, — немного утихомирилась бабенка. — Может, и красноармеец какой непутевый. — И угрожающе приставила к груди его штык.

Можно было взять ее вместе со штыком этим да и прижать к себе: дурочка, мол, люба ты мне. И сдалась бы, поди. Но Зоммер отступил от нее на шаг — услышал, как из правления властно крикнул какой-то мужчина:

— Дуська, ты что там? Гони его! Приказ забыла?

Растерянный вконец, Зоммер повернул обратно. Уже за околицей, вспомнив о документах псковской комендатуры, лежащих у него в кармане, испуганно подумал: «Хорошо, что не обыскала, а то бы…» Глянул на автомат. И понял: могли бы и разоружить.

Поскитавшись с неделю северо-восточнее Пскова, Зоммер пришел к выводу, что не так легко, когда нет связи с нужными людьми, найти тропку, ведущую к народным мстителям, к партизанам. И пошел он по направлению к фронту. Решил: если никого по пути не встречу, то к своим хоть выберусь. Объясню. Поймут.

Шел он по опушкам — тропами и проселками. Забирался и в чащобы. Спал, где застанет вечер, — в ригах, на заброшенных хуторах, а чаще в лесу под открытым небом. Даже зверя перестал бояться.

В глухих, болотистых местах изредка Зоммер натыкался на оставленные свежие шалаши. Приглядываясь к ним, думал с тоской в сердце: «Не бродяги же в них отдыхали?!»

Изредка заглядывал Зоммер и в крестьянские избы. Когда заводил речь о партизанах, хозяева отмалчивались и выражали ему недоверие. Горько становилось тогда на душе Зоммера, и, вспоминая, как опрометчиво попали в лапы к гитлеровцам Чеботарев и Закобуня, он поднимался и уходил.

Как-то, переходя дорогу, Зоммер увидал на столбе приклеенный приказ немецкой комендатуры. Приклеен был основательно, и Зоммеру удалось сорвать со столба только часть бумаги. Шагая по вьющейся в глубине леса неторной тропе, он читал сорванное:

«…3. Передвижение по дорогам, как шоссейным, так и проселочным, лицам мужского пола от 17 до 50 лет воспрещается. Лица, застигнутые при передвижении по дорогам, будут задерживаться и отправляться в лагеря. Лица, у которых при этом будет обнаружено оружие, будут расстреляны как партизаны…

8. Лица, способствующие в какой-либо форме партизанам, снабжающие их припасами, укрывающие их или дающие им убежище, сами будут считаться партизанами.

9. Все лица, получившие сведения о злоумышленных намерениях против армии и военных властей или против расположения таковых и их имущества, о замышлении саботажных актов или подготовке таковых, о появлении отдельных партизан или банд таковых, о парашютистах и не сообщивших об этом ближайшей немецкой воинской части, подлежат смертной казни, а их жилища — сожжению…»

Нельзя сказать, что Зоммер струсил. Нет, он обрадовался. В нем еще больше укрепилась уверенность, что гитлеровцам становится жарко и на оккупированной ими территории, и там, где сражается Красная Армия, то есть на фронте. Комкая бумажку, Зоммер мстительно думал: «Бумажками стращать начали? Подождите, то ли будет впереди!» Но вести себя после этого он стал еще осторожнее. Пробираясь на восток километрах в двадцати севернее железной дороги Псков — Луга, Зоммер теперь старался идти только лесом. Когда становилось нечего есть, выходил к краю поля: собирал горох, рвал колосья… Где-то южнее Ляд взял еще севернее.

Идя по глухой лесной дороге, он услышал впереди стрельбу. Слух сразу выделил ровную, размеренную работу «максима». Екнуло сердце Зоммера: «Вот они, партизаны!» И, сколько было сил, кинулся он вперед, на подмогу. Автомат перед собой, на изготовку. Бежит, ни кустов, ни деревьев не различает. Выскочил на опушку. Прямо под ногами лежит человек в синей рубахе и чешет из ручного пулемета по поляне… Справа — табун кавалерийских коней. «Ага, отсекает», — подумал Зоммер. Кони сбились в кучу… Слева, на опушке… цыганские кибитки. Каждая запряжена парой сытых, крепких лошадей. И строчит из кибитки в ответ станковый пулемет, с других винтовки бьют…

Ничего не понял Зоммер. Разгоряченный бегом, смотрел он, как кони сорвали с места кибитки и понесли их по дороге в лес. Из задней, захлебываясь, хлестал в неумелых руках «максим»… И то, как лихо мчались кибитки, напомнило Зоммеру тачанку Первой Конной.

Только когда кибиток не стало и «максим» смолк, захлебнувшись где-то глубоко в лесу последней очередью, человек в синей рубахе повернул к Зоммеру лицо. Повернул и удивился. Настороженно спросил:

— Что изволим?

Зоммер впервые за свои скитания по-настоящему растерялся. Ему показалось, что партизаны, которых он так долго искал и с таким трудом нашел, оттолкнут его. «В ноги паду, если не примут!» — думая о том, как вести себя с этими людьми, просительно воскликнул в душе Зоммер.

— Я говорю, что изволим, неизвестный субъект? — уже поднявшись и грозно насупившись, спросил его снова пулеметчик.

— Да вот… — замялся Зоммер и вдруг усомнился: «А партизаны ли это?.. Что им от цыган надо было?» — И начал играть независимого бродяжку: — Наблюдаю, как удалые руки работают.

Человек в синей рубахе смотрел на парабеллум и автомат Зоммера, на его одежду, на сапоги его, порыжелые за время странствования. Оглядел зарастающее, небритое лицо.