Страница 5 из 14
— Никак… — начал было Петрован, но Егор его перебил — Федорка, ты это что? — не своим голосом выкрикнул он и бросился вперед.
Федорка лежал, поджав к животу ноги. Темный пушок на верхней губе казался нарисованным. Одной рукой царапал землю, а другую держал на животе. Из-под пальцев сочилась кровь и, собираясь в темное пятно, медленно стекала вниз.
— Как это? Кто?!
— Пить, — простонал раненый.
Петрован бросился вниз, к ручью, а Егор склонился над Федоркой. Растегнул на нем кухлянку и ножом располосовал мокрую от крови рубаху. Войдя в левый бок, ближе к спине, пуля вышла с правой стороны живота. В сумке Егора нашлась чистая рубаха. Когда Петрован прибежал с водой, обмыли кровь и, разодрав рубаху, кое-как перевязали рану.
— Эх, паря, здорово тебя взяло…
— Стал дверь отворять и… вдарило, — еле внятно проговорил Федорка и впал в забытье.
Охотники шагнули в ухожье. Это так и было. От двери тянулась тонкая веревочка, а из-за стены выглядывал темный кружочек дульного среза. Открывая дверь, Федорка потянул за веревочку и ружье выстрелило. Ухожье было насторожено.
— Ах, чорт! — вдруг выругался Егор, показывая рукой в темный угол. — Ловко придумано…
— Что это такое? — спросил Петрован. — Трубы, котел какой-то…
— Труды нашего Петровича…
— Машина для самогонки?
— Она самая. В ухожье, старый пес, самогонный завод оборудовал. Да еще ружье за дверью спрятал. Ну теперь за все рассчитается дьявол…
Федорка бредил. Метался, слова какие-то бормотал. Его устроили в ухожье: натаскали на нары мягких веток, а сверху застелили своими кухлянками. На полу развели огонь от болотной мошки, набиваясь в глаза и нос, больно жалила, проклятая.
Егор сбегал на болото и принес листьев какого-то растения, имевшего силу останавливать кровь. Присыпав раны порохом, чтобы не загноились, сверху прикрыли принесенными листьями, а когда опять наложили повязку, Петрован сказал:
— Пуля по всем кишкам прошла… Что будем делать?
— Перво-наперво надо носилки, — ответил Егор. — Бери топор и выруби две жердинки да потом лозины, которая погибче. Ночью через болота итти неудобно, а утречком и понесем…
— Вы тут, ребята? — очнувшись, слабо окликнул раненый.
— Тут, тут, Федорушка. Пить? Испей, испей, от воды то оно тово… Полегчает малость…
Федорка сделал несколько глотков и закашлялся, исказив бескровное лицо в гримасе страдания. На лбу колечками скатались мокрые от пота волосы.
— Ну как, здорово больно? — спросил Егор, когда Федорка успокоился.
— Жжет очень…
— Это ничего, от пороха… Потерпи маленько. Завтра мы тебя к обеду в деревню доставим, а там на лодку и в Каменку. В больницу. Ничего, оклемаешься, парень…
-
КОРАБЛЬ УДАРНИКОВ
Из дневника участника рейса «Абхазии» вокруг Европы — комсомольца-ударника завода «Серп и молот» Г. БЕБЧУКА
Полдень 26 ноября. Темная полоска моря на горизонте вплотную прижалась к ослепительному небу. Сверкающее под лучами южного солнца море походит на гигантский полированный стальной лист. Горизонт продырявливают, всплывая из моря, остроконечные конусы Везувия.
— Италия! — кричат рупора голосом капитана Галышева. — Италия!
Нормальная жизнь теплохода полетела вверх тормашками… Двери кают и салонов затрещали пулеметною трелью, и в несколько минут все палубы «Абхазии» были облеплены ударниками и ударницами. Даже коки с раздувающимися от ветра белыми шапчонками стремглав вылетели из камбузы взглянуть на приближающиеся коричневые шапки прославленного вулкана.
— Даешь Италию! — гремели в ответ рупорам многоголосые крики.
Берега приближались, развертывая чарующую панораму, раскинувшуюся у подножья коричневых гор. Уж ясно виднелась знаменитая канатная железная дорога на Везувий. Маленькие вагончики, вырисовываясь на фоне неба цветом застывающей мартеновской плавки, медленно катились вверх. Справа, на широченной спине горного массива, прорезая строгими зигзагами деревушки и волнистые леса, мчалась из города к верхушке Везувия шоссейная дорога.
Около часа дня два итальянских буксира, сопя и пыхтя, как ожиревшие моржи, потащили «Абхазию» в узкий проход Неапольской гавани. На горизонте дымили конусы Везувия. Белоснежные строения утопали в густых мандариновых и лимонных садах, сбегавших к морю. На набережной мерной поступью брели маленькие ослики, запряженные в крохотные тележки с колесами паровоза. Среди громадной толпы блюстителей и защитников «свободной Италии», мы с трудом отыскали маленькую сплоченную группу, потонувшую в море мундиров. Глаза трехсот ударников жадно пожирали смутно виднеющиеся родные лица. Вдруг негромкий всклик:
— Максим Горький!
Зашумела, заворчала живая изгородь, и громовыми раскатами понеслось к берегу:
— Максиму Горькому — ура! Советскому полпредству — ура!
Замолчали на миг, и словно эхом помчалось обратно к теплоходу:
— Привет ударникам Советского союза. Ура! Ура! Ура!
Но вот формальности проверки кончены. Офицер-итальянец сбегает по трапу и, щеголяя выправкой, идет к группе работников полпредства. Очевидно он передал им разрешение, потому что вся группа сейчас же направилась в нашу сторону.
Ударники ликуют. Приветствия летят с обеих сторон. Алексей Максимович идет, все ускоряя шаг. Вот он вынул большой платок и быстро утирает моргающие глаза.
— Ребята, ура!.. Ура! Ура! — кричат сотни глоток. Горький первым выходит на палубу. Он судорожно прижимает руки к сердцу, несколько мгновений смотрит на нас затуманенными глазами. Грудь вздымается, подбородок дрожит. Мгновение — и Алексей Максимович оправился. Протянув руки, подходит к ударникам, здоровается, хлопает по плечу. Вот он подошел к маленькому Никитину с АМО. Дрожащим голосом, сжимая руками плечи Никитина, говорит:
— Ну как, старина, победим? А?
И сам отвечает:
— Победим, конечно победим!
Но что это? Почему Алексей Максимович так странно уставился на старика Шилина. А Шилин тоже хмурит упрямые брови. Через три секунды все выясняется:
— Алексей Максимович!
— Шилин, старый мой друг!..
Оба взмахивают длинными ручищами и обнимаются.
Находчивый кинооператор
Через полчаса на верхней палубе «Абхазии» открылся летучий митинг. С крепкой речью выступил тов. Лукомский.
Коснувшись наших взаимоотношений с Италией, тов. Лукомский сказал:
— Советско-итальянская торговля разрастается. Свою потребность в нефти Италия на 50 % удовлетворяет на наших рынках, и в свою очередь экспортирует в СССР 45 % своего вывоза. Мы ввозим в СССР итальянские автомобили, шарикоподшипники, итальянские инженеры строят в Москве гигантский шарикоподшипниковый завод на 13 000 рабочих. Итальянцы осушают наши болота. Передайте привет рабочим нашего Союза и поругайте немного Донбасс за то, что он не выполнил программу, сорвав нашу работу. Италия дала нам большой заказ на уголь, а Донбасс не дал его.
Под гром аплодисментов, под щелканье фото и жужжание киноаппарата выступает Алексей Максимович.
— Приветствую вас, товарищи! Приветствую! На счет вредителей из торговопромышленной организации скажу одно: правильно советская власть поступает, не мешайте строить. Правильно!
Аплодисменты. Собрание кончено. Тов. Вигалок объявляет, что через полчаса мы уходим на экскурсию.
Я бегу в каюту. По дороге встречаю кинооператора Дахно. Останавливаю его и укоризненно говорю: