Децема

— Олафер… он мертв, — раздался надо мной его извечно невозмутимый голос. Но я готов был спорить: в этот раз он надломился.

Известие ударило меня наотмашь, заставляя покачнуться. Я еще долго смотрел себе под ноги, разглядывая ровные клетки кафеля и просто пытаясь постигнуть смысл сказанного.

— Нет! — в какой-то момент я резко выпрямился, стряхивая его руку и вскидывая свой обезумевший взгляд. — Это невозможно! Ему просто нужна помощь… срочно! Ты сказал Кею? Почему ты ему ничего не сказал?!

Мои ватные ноги понесли меня прочь от Десницы, который тут же вернул меня на место, дернув за еще не зажившее плечо. Боль подействовала отрезвляюще.

— Олафер ушел, потому что таково его решение! — твердо, вбивая слова в мой воспаленный разум, заговорил Дис. — Он хотел, чтобы ты знал, что он умер не потому, что слаб, а потому что сильнее всех нас вместе взятых. Ему пришло время уйти…

— Пришло время уйти? Да что ты такое несешь?! Я не верю в эту романтическую хрень!

— Таких, как Олафер, не было и никогда не будет, даже не пытайся судить о его поступках, ориентируясь на свои собственные страхи, — Дис в очередной раз безжалостно выдернул меня из пучины грез, сдавив пальцами предплечье. — Как-то он сказал тебе, что попросит у тебя отпуск, и ты дал свое согласие, поклявшись, что отпустишь его на все четыре стороны в любой им выбранный момент. Ты этого уже, конечно, не помнишь. Он просил тебе напомнить о твоем обещании. Этот отпуск он заслужил.

С этими словами Десница отпустил мое плечо, и я зашатался, как эквилибрист, готовый сорваться с каната. Мой ошалелый взгляд шарил по полу, по стенам, по редким людям, проходившим по коридору, не видя на самом деле ничего.

Смерть Олафера была для меня чем-то, обязательно ведущим за собой апокалипсис, вызывающим снег в аду и меняющим небо и землю местами. Это не было просто еще одной смертью, скорее катастрофой мирового масштаба.

Олафер… Эльза… дорогие мне люди, оставившие меня здесь немощным настолько, что я даже не могу их оплакать.

Когда я начал падать, собираясь растянуться на полу, как и подобает беспомощному, никчемному сопляку, Дис подхватил меня, удерживая за плечи. А потом неуверенно, словно чувствуя себя исключительно неловко, он притянул меня к себе, кладя правую ладонь на затылок. Вцепившись руками в ткань пропитанной засохшей кровью черной футболки, я лбом уткнулся в его грудь. Моя скорбь звучала, как скулеж побитой собаки, и была совершенно лишена слез.

21 глава

В каком-то смысле я уже умер.

Шесть дней назад прошла церемония прощания с погибшими, и какая-то часть меня навсегда осталась в мавзолее. В том мрачном, независимо от времени суток и года холодном храме мертвых, где покоились урны с прахом всех предыдущих боссов Децемы и их приближенных.

Ритуал прощания проходил под тихий ропот многолюдной толпы: проститься с Олафером пришли не только из Децемы, но и главы других кланов. Информационный центр без роздыху отвечал на сообщения-соболезнования и рассылал «похоронки».

Для Децемы настали черные дни траура. Тихие дни. Решивший любезно поинтересоваться моим самочувствием Гай торжественно поклялся не нападать на территории Децемы девять дней, давая ей время разобраться со своими мертвецами и привести в порядок базу.

— Он определил на тот свет половину моего спецподразделения, а мне все равно жалко не своих людей, а вашего старика. Серьезно, очень жалко, — лился его голос из динамика в тот раз. — Но не так, как всех вас. Без Олафера вы совсем скоро загнетесь. Присмотрел уже кого-нибудь на его место?

— Ты убил Эльзу, — прохрипел я в ответ.

— Да-да, прости, но это было необходимо. Не думай только, что я тебя ненавижу. Я и вполовину не испытываю к тебе той злости, какую испытывал по отношению к Иберии. Именно поэтому я не стал убивать тебя, а лишь покалечил твое бывшее тело. Ты должен быть мне благодарен.

— Я тебе этого не прощу.

— Даже не вздумай, — согласился Стокрылый.

Может, он в тот раз хотел добавить еще что-нибудь в своем духе безумно-остроумное, но я первым закончил наш разговор.

После убийства Эльзы, я каждое утро и вечер, словно совершая какой-то молитвенный ритуал, примерял к виску бластер. Слушал чечетку своего сердца, ритм которой ускорялся по мере того, как я мысленно детализировал обстоятельства своей кончины: от боли до того, как лягут мазки крови на дорогой ковер и светлые стены. После того как главный особняк распотрошили взрывы и подчиненные Тиона, я стал жить в уцелевшем летнем домике, который находился неподалеку от круглого озера. Здесь весь нехитрый интерьер изобиловал пастельными тонами, так что контраст был бы — что надо. В какие-то моменты я всерьез начинал верить, что смогу, но прошла неделя, а я все еще представлял из себя ни то, ни сё, не решаясь доделать начатое Гаем. Порой мне казалось, что, померев, я сделаю своему клану огромное одолжение.

Особенно Дису. Вот кто вздохнул бы после такого исхода свободно. Потому что, не доверяя моей шаткой психике, он с некоторых пор играет роль моей тени. А все это началось с того момента, как однажды он застукал меня за этой чокнутой забавой.

Стоит мне всерьез о чем-то задуматься, как я перестаю замечать реальность, хоть бы она с ног на голову перевернулась. Тогда я тоже не заметил, как Десница вошел в мою комнату, когда я методично пытал инстинкт самосохранения. Я сидел на кровати, спиной к двери. Весь ссутулился, но рука моя не дрожала. В глубине души я знал, что это просто игра, но Дис этого знать не мог.

Это был первый раз, когда я видел его слетевшим с катушек. Он ударил меня. Даже сейчас, вспоминая об этом, я думаю, что все это мне приснилось. Какой-то безумный кошмар. Отобрав оружие, он отвесил мне такую оплеуху, что у меня в глазах завели хоровод звезды, прямо как в дурацких мультиках.

Конечно, первые секунды я жутко испугался, если не сказать больше: я его тогда ненавидел. Он ведь ни черта не понимал! Не знал, каково это быть таким, как я, в окружении таких, как он! А теперь, когда я загибался под грузом совести, когда спать не мог из-за осознания, что причина всех смертей, слез матерей, жен, детей заключается в моей недальновидности, беспечности, безрассудности… будь он моим другом, сам бы меня прикончил!

Когда я очнулся и ошалело взглянул на него, Дис тяжело дышал. Я никогда не видел, чтобы что-то выводило его настолько из состояния равновесия, как физически, так и духовно. В его глазах я прочитал, что он уже сто раз успел пожалеть о содеянном. А еще, что это не он меня не понимал, а я — его. Мои потери нельзя было соизмерять с его потерями.

Мне стало жутко стыдно за свое поведение, и я, как дитя какое, низко опустил голову. Поднял ее лишь когда Десница, забрав предварительно возлежавшую на подставке саблю, подошел обратно к кровати, вкладывая прохладную рукоять оружия в мою ладонь. Я молча следил за тем, как Дис отступает на шаг, после чего закатывает рукав рубашки до локтя на своей здоровой руке, вытягивает ее перед собой и становится на колени.

Честно признаться, до меня дошло не сразу, что могли означать все эти манипуляции.

— Главное — хорошо размахнуться, — посоветовал Дис, вернув себе сдержанность. — Центр перкуссии у этого лезвия там, где заканчиваются долы. Примерься, чтобы удар получился строго вертикальным. Будет досадно, если лезвие соскользнет и застрянет в кости.

— Ага, и тебя с добрым утром, — неловко пробормотал я, поднимаясь на ноги и пряча лезвие в ножнах. — Пойду, навещу Раска. Ты видел его спину? Этот козел Гай испортил ему татуировку ко всем чертям.

То утро было самым бодрящим из пережитых мной. Но не самым запоминающимся.

А самым запоминающимся стало для меня следующее утро. Восемь ушедших дней забрали с собой мрачную, траурную неразговорчивость и остудили лишающий разума гнев. Выдержанная скорбь сплотила клан сильнее. Децема демонстративно заточила когти и ощетинилась.