Слон и кенгуру

Вследствие сего приходской священник осудил мистера Уайта с кафедры Кашелмора, — однако и об этом никто уведомить последнего не потрудился, дабы не поранить его чувства. В общем и целом, обличение было так себе, умеренное, до других отец Бирн был обычно и не горазд, но к несчастью, оно совпало с повышением уровня воды — перед самыми морозами. Повышение это подкрепило воззрения скептиков, который сочли его красноречивой отповедью мистера Уайта, отчего число желающих исповедаться не уменьшилось, но возросло. Отец Бирн, до крайности возмущенный тем, что представлялось ему явственным бунтом, произнес пару недель спустя вторую проповедь, в которой пригрозил лишить бóльшую часть прихожан утешений Церкви и назвал мистера Уайта Безбожником, Антихристом и Англичанином. И напрасно, лучше бы ему было поосторожничать. Его приверженцы навряд ли могли осыпать Беркстаун новыми порциями кирпичей, а Люди Откровения пришли к выводу, что отец Бирн пытается припугнуть мистера Уайта, вывести его из себя. И решили подождать, посмотреть, какой из этих двух чародеев возьмет верх — ну, а на следующий день ударил мороз. Последний приток воды довел несчастный город до состояния почти припадочного: затопленные поля лишили его какой-либо связи с внешним миром; единственный в нем телефон сломался; город сотрясся расколом; ему угрожал Гнев Господень. Те, кто еще держался за Римлянское Суеверие, обличали Нововеров, последователи ересиарха отвечали им колкостями и угрозами разорения. Отцы обратились против детей; мужья против жен; а кровяное давление отца Бирна, и без того уж высокое, достигло рекордного уровня, — и вот в эту библейскую ситуацию наш бездумный навигатор приволокся на своей посудине, когда катастрофа была в самом разгаре.

Не диво, что маленькие черные фигурки размахивали по берегам тряпками и подпрыгивали; не диво, что на главной улице собралась наблюдавшая за его маневрами толпа.

Однако, все эти люди были с младых ногтей приучены к строгой дисциплине старейшей из церквей, и оттого даже самым беззаветным Уайтианцам требовался знак, знамение. Они его получили.

Все увидели, как мистер Уайт уединился в Ковчеге ради молитвы. Все увидели, как он принес в жертву живых уток, кроликов и голубей. Скопление людей, только еще ожидавших ответа, увидело, как тот близится.

Полнившийся неуемной водой Слейн, отрезанный запрудой Ковчега от последнего ее прохода под сводами моста, ринулся, вскипев, в стороны — на улицы Кашелмора.

Глава XXIII

Мистер Уайт сидел на парапете и озирал открывшуюся его взорам картину. Главная улица уже ушла под воду на шесть дюймов, толпу, ее наполнявшую, как ветром сдуло, — но лишь на миг. В следующий она вернулась. Из окон на верхних этажах продуктовых и мануфактурных лавочек выставились головы Староверов, осыпавших проклятиями мистера Уайта, день, в который он был рожден, и миг, в который был зачат. Кроме того, они с подвываниями выкрикивали разрозненные фрагменты молитв, между тем как отец Бирн декламировал, стоя по щиколотки в воде на ступенях воздвигнутого посреди базарной площади распятия, Литанию Пресвятой Деве Марии и грозил сопернику кулаком. В тот же миг, никто и глазом моргнуть не успел, из затопленных подвалов высыпали Нововеры, толкавшие перед собой жестяные ванночки, старые сундуки, платяные шкафы, кадки для дождевой воды — словом, все, способное плавать. Они рассаживались по этим суденышкам, выкрикивая обращенные к мистеру Уайту просьбы подождать их, Ваш Честь, Ваш Священность, Ваш Милость; взять их с собой во имя любви к Иесусу, Марии и Иосифу, сжалиться над сиротками и вдовицами и не держать на них зла, Ваш Преосвященство, потому как они бедные безотчие горемыки, которые завсегда о Ваш Величестве только по-доброму говорили, чего бы ни нес тот старый злыдень, взгромоздясь на евойные ступеньки. А вдалеке различалась «Гвардия Мира», маршировавшая по замковому холму, держа наготове карабины с примкнутыми штыками.

Картина эта подтолкнула плодотворный разум мистера Уайта к рождению новой идеи:

— Не нужны нам деревяшки. Я вас к берегу в бочках из-под воды отбуксирую.

Когда он отламывал брусья, а после спасал кроликов, один из ужасов этой работы составляли глухие наружные удары по выступавшим из воды бортам — в Ковчег врезались бочки, улья, утоплые коровы, разломанные деревья и прочая плавучая дрянь. Все это образовало вокруг него плотный нанос, который затем уплыл к обреченным окраинам Кашелмора.

Мистер Уайт спустился на палубу, по-прежнему не желавшую уходить под воду, и подтянул за уцелевшие веревки к борту три смоляных бочки. Они содержали часть водного запаса, сбитого Данганским мостом, и оказались слишком тяжелыми, чтобы вытащить их из реки. По счастью, молоток еще лежал на палубе — с его помощью и с помощью миссис О’Каллахан, удерживавшей бочки стойком, мистер Уайт смог выбить днища всех трех. Теперь нужно было вычерпать из них воду его твидовой шляпой и, когда они полегчают, поднять на палубу.

Между тем истинно верующие жители Кашелмора, коих вода, лившая по улице от конца моста, норовила снести назад, в большой тревоге боролись с ее течением, гребя метлами и кастрюлями.

У каждой смоляной бочки имелось ближе к верхушке по отверстию. Мистер Уайт вышиб из них затычки и пропустил в отверстия веревку, которой был привязан румпель. Составив бочки отверстиями кверху в фигуру, схожую с тузом треф, можно было скрепить их этой веревкой. Обвязать бочки не удавалось, веревка была коротка, но связать воедино — это пожалуйста.

— Одна для вас, одна для Домовухи, одна для Микки. Курицы пусть сами садятся куда хотят, и индейка тоже. Внизу есть еще одна веревка, которой мы скрепили чайные ящики, я обвяжу ею поясницу и попробую пройти по парапету к улице, — если доберусь до нее, подтяну вас к себе. Ну, а если не получится, нам придется поплыть по течению, подгрести к берегу и выйти на него где-то ниже города. Что бы ни случилось, не выпускайте конец веревки из рук. Собственно, мы можем привязать и ее, пропустив через эти дырки.

— Так там уж вместо улицы река, мистер Уайт.

— Да, но мелкая.

— И по парапету вам нипочем не пройти, — вскричала миссис О’Каллахан. — Вас смоет.

— Я все же попробую. Мне доводилось ловить в Шотландии рыбу, плавать я умею. Если смоет, подтянете меня к себе на веревке. Я за нее буду держаться.

Мистер Уайт спустился в ставший наклонным люк, а выбравшись из него через пару минут, сказал:

— Ковчег, похоже, не тонет. Должно быть, за мост зацепился.

Он посмотрел на миссис О’Каллахан, собираясь высказать диковатое предположение, но, увидев выражение ее лица, отказался от этой идеи.

— Доверять ему, конечно, нельзя, — с сожалением признал он. — И все же, может быть, нам удастся спасти Нэнси. Каюта заполняется водой, однако на сторону хлева та не затекает. Существует возможность, что перегородки исполнят роль переборок. Если удастся создать на конце Нэнси воздушный пузырь, она сможет стоять там, — благодаря тому, что Ковчег притиснут к мосту.

— Как скажете, мистер Уайт.

— Подайте-ка мне молоток, надо отодрать дверцу люка от румпеля. Потом я накрою люк парой одеял и прибью дверцу на место, — чтобы сделать стойло по возможности воздухонепроницаемым. У меня там еще остались гвозди.

— Ни зги не видать, — добавил он, снова уйдя вниз, чтобы свершить подвиг милосердия. Домовуха опасливо заглянула в люк.

Когда их патриарх скрылся из глаз, новообращенные отчаянно завопили и принялись с еще большим неистовством отгребаться против течения. Они жаждали соединиться с мистером Уайтом, а он жаждал соединиться с ними. Как и всегда, цели у него и у них были прямо противоположные.

Миссис О’Каллахан оглянулась на Микки. Того рвало. Трудно было представить, что Микки сможет обзавестись, сидя на каменном мосту, морской болезнью, такой же, как во время их медового месяца на острове Мэн, однако он обзавелся. И миссис О’Каллахан тоже спустилась вниз, чтобы извлечь из кружившей по каюте воды бутылку с бренди.