Варяги и варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу

Сейчас в Висби обнаружены остатки двух русских церквей начала XIII века. В одном источнике (1461 г.) говорится о существовании в про­шлом на Готланде двух русских церквей197, и этот факт отстаивал в конце XIX в. швед А.Бьёркандер198. Шведский археолог Т.Ю. Арне обнаружил в местечке Гарда храм, отнесенный им ко времени около 1200 г., фрес­ковую роспись на стенах которого в последние десятилетия XII или на­чале XIII в. выполнили русские мастера. И ученый больше всего скло­нялся к предположению, что кто-то из них «сопровождал новгородских купцов в путешествии» на Готланд, «чтобы там разукрасить их церковь во вкусе родины». Исходя из заключения Арне, И.П.Шаскольский констатировал нахождении здесь второй русской церкви и, следователь­но, второй группы русского населения. В 1991 г. он подвел итоги архео­логических изысканий современных шведских ученых, в ходе которых было установлено, что церкви в Гардах и Челлунге (соответственно не­далеко от юго-восточного побережья острова и в его середине) датируют­ся XII в. и относятся к новгородско-псковской художественной школе. Предполагается, что фрески в обоих храмах выполнены в третьей четвер­ти этого столетия. А это свидетельствует в пользу существования посто­янного русского (новгородского) торгового населения на Готланде. И, несомненно, весьма значительного. Специалист по архитектуре Готланда Г.Сванстрём в 1981 г. указал на наличие небольших элементов русско-византийской живописи еще в пяти селениях острова. А в двух церквах сохранились средневековые витражи, «явно восходящие к русско-визан­тийскому культурному кругу»199. В свете факта длительного проживания на острове потомков выходцев со славянских берегов Южной Балтики и нахождения там новгородских торговых колоний вполне естественно наличие на Готланде славянских топонимов, два из которых и были зафиксированы летописцем при описании конфликта между готландцами и новгородскими купцами, происшедшем в 1188 году.

Под варягами статьи 1188 г. А.Г.Кузьмин понимал жителей южной Прибалтики, представлявших собой «некую внегосударственную силу», от которой пострадали новгородцы на Готланде и немцы в Швеции, пос­ле чего Новгород порвал с ними отношения. Но в 1201 г. посольство ва­рягов было уже отпущено «с миром». При этом он особо подчеркивал, что варяги прибыли в Новгород «горою», т. е. сухопутным путем, следо­вательно, с побережья. Как заключал историк, под натиском Запада ва­ряги вынуждены были перебраться на острова и побережье восточных областей Прибалтики. Кузьмин был уверен, что немцы, т. е. шведы, и го­ты не несли «очевидно, ответственности за нападение варягов, и новго­родцы договаривались с последними особо»200. Свою убежденность в том, в конце XII в. варяги (балтийские славяне) представляли собой «не­кую внегосударственную силу» и воспринимались новгородцами отдель­но от германоязычных народов, Кузьмин подкреплял ссылкой на поздние памятники. Так, в Ермолаевском списке Ипатьевской летописи сказано, что польский король Пшемысл II был убит (1296) за смерть своей первой жены Лукерий, которая «бо бе рода князей сербских, с кашуб, от помо­рий Варязкаго», а Никоновская летопись свидетельствует о наличии в войске Ягайло «литвы много, и варяг, и жемоти, прочаа»201. И в этих из­вестиях Кузьмин видел свидетельство живучести в русском обществе тра-диции, выводившей варягов с южного побережья Балтийского моря.

Подобный вывод представляется весьма сомнительным, т. к. приве­денные примеры отражают лишь давнюю практику наименования рус­скими западноевропейцев «варягами», а Балтийского моря Варяжским. Так, в Первоначальной редакции «Жития Александра Невского» сказано, что после Ледового побоища имя князя прославилось «по всемь странам, и до моря Хопоужьскаго, и до гор Араратьскых, и об оноу страну моря Варяжьскаго, и до великого Риму». Близко к приведенному тексту стоит сообщение НИЛ младшего извода под 1242 г203 Под 1519 г. Псковская первая летопись (список первой половины XVII в.), говоря об основании Псково-Печерского монастыря, подчеркивает, что он стал славен «не токмо в Руси, но и в Латыне, рекше в Немецкой земли, даже и до моря Варяжска». В ней же под 1548 г. читается рассказ «О прежнем при­шествии немецком и о нынешнем на Новгородскую землю, и о нашест-виии богомерскаго свеискаго короля Густафа с погаными латыни на Рус-кую землю, и о клятве их». В той его части, где повествуется о нашест­виях шведов на новгородские земли, сказано, что Иван III «повеле поставити на рубежи близ моря Варяжского на устие Наровы реки во всое имя град Иваньгород...». В Архивском третьем списке этой летописи под 1534 г. Балтийское море также названо Варяжским204.

В 1533 г. новгородско-псковский архиепископ Макарий уведомлял ве­ликого князя Василия Ивановича о идолопоклонстве в Водской пятине «около Копории ірада, и Ладоги града, и Орешка града, и по всему поморию Варяжского моря в Новгородской земле»205. В ноябре 1563 - январе 1564 г. в Москве состоялись переговоры с польскими послами. В записке, читаемой боярами послам, говорится о Прусе, мифическом родоначаль­нике русских князей, якобы поставившем «многих городов по реку, глаго­лемую Немон, впадшую в море Варяжское...»206. В 1629 г. в Москву при­было шведское посольство, которое известило русского царя об успехах антигабсбургской коалиции и попросило у него помощи. В сообщении послов, прозвучавшем в переводе русских толмачей, дважды упомянуто «Варяжское море»207. В царских грамотах датским королям Христиану IV и Фредерику III за 1628, 1656 и 1658 гг. речь также идет о Варяжском море208. В 1670 г. в Густинской летописи с ссылкой на М.Стрыйковского отмече­но, что Москва « доселе нарицает Варязким море сие море, иже обливает Шведию и Дунскую землю, и Инфлянты...»209. Самое широкое распро­странение отмеченной традиции зафиксировано иностранцами. С.Гербер-штейн для первой половины XVI в. зафиксировал, что русские «сами именуют Варяжским море Балтийское», а П. Петрей в начале XVII в. так­же констатировал, что русские «Балтийское море зовут Варяжским»210.

В отношении сухопутных («горных») путей, по которым в Новгород в 1201 г. могли прибыть загадочные варяги надо сказать следующее. «Гор­ные» пути упоминаются, причем, упоминаются довольно часто в согла­шениях Новгорода со своими западными партнерами. Так, впервые о них говорится в договоре 1269 г. Новгорода с Ригой и Любеком: «И дахом 2 пути горьнии по своей волости, а третьи в рецках...». В договоре 1301 г. Новгорода с теми же самыми партнерами, а также с Готландом появилось указание на третий сухопутный путь: «И дахом им 3 пути горьнии по своей волости, а четвертый в речках...»211. Три «горных» пути последнего документа - это Вотский, Лужский и Псковский, исходными пунктами которых со стороны Запада являлись соответственно Ревель, Нарва и юж­нобалтийские города. Из них самым главным и самым важным был Псковский, связывающий Русь с Южной Балтикой, и сохранивший свое значение во времена Ганзейского союза212. По нему издревле через Литву в Новгород и Псков шли, как отмечают историки, купцы из Любека, Рос-тока, Стральзунда, Гринсвальда, Штеттина и других городов балтийского Поморья213. О путях «горою и водою», связывающих Новгород с его западными партнерами, говорится в договорах, заключенных в 1323, 1338, 1371, 1372, 1392, 1420, 1421, 1474, 1481, 1493, 1509 и в 1514 гг. В пяти последних случаях указывается, что теперь ведут эти пути только в прибалтийские города «на Юрьев... и на Ригу и к Колывани и на Ругодиво»214. По какому-то из этих названных и давно наезженных путей, связывающих Новгород с его многочисленными контрагентами на Запа­де, могло явиться посольство, в том числе, конечно, и с Готланда, благо осенью (а именно это время года называет статья 1201 г.) морской путь весьма труден и опасен.

Но, думается, «варяги» 1188 г. никоим образом не связаны с «варя­гами» 1201 г. Новгородцам приходилось часто воевать и заключать пере­мирия, причем не только со своими непосредственными соседями, но и со многими западноевропейцами вообще, принадлежавшими, с точки зрения новгородцев, к варяжскому миру. Реальнее всего, что в статье под 1201 г. речь идет о тех западноевропейцах-«варягах», которые захватили районы южной и юго-восточной Прибалтики и старались здесь всемерно закрепиться. Так, в 1186 г. в нижнем течении Западной Двины было об­разовано «Икскюльское епископство в Руси», в 1198 г. римский папа Це­лестин III провозгласил северный крестовый поход против язычников, целью которого был захват Северо-Западной Руси. В 1201 г. крестоносцы заложили крепость Ригу, в связи с чем под их контролем оказалась вся торговля по Западной Двине, верховья которой находились в руках по­лоцких князей. В тот же год епископская резиденция была перенесена из Икскюляе в Ригу, а «епископство Ливония» было отделено от бременской епархии215. Появление на западных рубежах столь энергичного и вместе с тем столь же бесцеремонного и весьма воинственного соседа (пик ак­тивности которого падает, надо заметить, на 1201 г.) не могло не вызвать определенной реакции Новгородской республики как по собственному почину (затрагивалась традиционная сфера ее влияния), так и по просьбе полоцких князей и прибалтийских народов, ведших борьбу против агрес­сии Запада. Поэтому, для улаживания конфликта с новгородцами, уже, возможно, имевшего место, или для их нейтрализации с целью развя­зывания себе рук в землях прибалтов, могло прибыть в Новгород посоль­ство «варягов»-крестоносцев. Мнение же Е.А.Мельниковой и В.Я. Пет­рухина, что «варяги» статьи 1201 г. - это собирательное название сканди­навов216, представляет собой очередную дань норманизму.