Карта неба

— Сожалею, что мне не пришло это в голову раньше, мистер Уэллс! — отозвался агент, размеренно и почти без усилий передвигая свои длинные ноги.

— Боюсь, вам придется немного подождать, агент: как вы понимаете, мы не можем сейчас останавливаться! — крикнул Мюррей, бежавший как-то странно: немного сгорбившись и прижав к животу руки. — Быстрее! Быстрее! — подгонял он женщин, опережавших его на несколько метров. — Бегите и не оглядывайтесь!

Стоило ему произнести это, как я автоматически повернул голову назад. Монстр находился метрах в тридцати от нас, перемещаясь огромными прыжками, а вслед за ним мчался один из часовых, охранявших двери кабинета, который тоже начал превращаться в страшного дракона. К сожалению, выведя его из строя, Шеклтон действовал далее не столь решительно, как Мюррей. За одним из поворотов мы достигли места, где туннель разделялся на четыре рукава. Мы в растерянности остановились и поискали глазами капитана в надежде, что он укажет нам нужный путь, но Шеклтон, похоже, находился в таком же неведении, что и мы.

— Сюда! — неожиданно произнес чей-то голос.

Из темноты одного из туннелей возник человек с брыжами, делавший нам знаки. Мы переглянулись, не зная, можно ли доверять ему или это ловушка. Но у нас не было времени обсуждать этот вопрос: прыжки наших преследователей с каждым разом раздавались все ближе, и их жуткие тени, гигантские и уродливые, уже плясали на одной из стен, предвещая их скорое появление из-за поворота.

— Следуйте за мной! — крикнул Шеклтон и вбежал в туннель, на который указывал священник.

Мы бросились За ним. Ловушка нас ждала там или нет, было уже не важно.

— Идите прямо по этому туннелю! — услышал я голос священника. — Быстрее, нельзя терять время! Этот канал выведет вас прямо к реке, и вы никого не встретите по дороге, я проверял! А я их задержу.

— Почему вы это делаете? — изумленно спросил я, обернувшись. Его лицо вдруг озарилось. Не глядя на меня, он тихо сказал:

— Я отец Джероне Бреннер и не помню, чтобы когда-нибудь был кем-то еще. Я уже был старым, когда родился, а теперь и вовсе слишком стар, чтобы измениться… Ступай с миром, сын мой. Ступай с миром. — Он сделал несколько шагов, встал посредине входа в туннель, и начал декламировать звучным голосом: — «Вор приходит только для того, чтобы украсть, убить и погубить. Я есмь пастырь добрый: пастырь добрый полагает жизнь свою за овец»[13].

Клейтон схватил меня за руку, крикнул скупое «спасибо, отец» и потащил за собой. Следуя за агентом, я то и дело оборачивался и смотрел на старика, стоявшего там, словно хрупкое деревце, и старавшегося, чтобы его псалмы перекрыли гул шагов, доносившихся из соседнего туннеля. Но вот он спокойно и невозмутимо раскинул руки, и его пальцы превратились в острые когти, что стало прелюдией к метаморфозе, которой тут же подверглось все его тело. Вынырнув из туннеля, к нему мощными прыжками приближались две махины — его собратья. Дальше я не захотел смотреть. Я последовал за своими товарищами, шлепая по воде, затопившей низ коридора. Оглушительный, нечеловеческий рев у нас за спиной, зловеще повторяемый эхом вдоль всего коридора, возвестил о начале смертельного поединка между инопланетными монстрами. Мы как безумные помчались по туннелю, пока звуки борьбы не начали стихать и с каждым разом слышались все дальше. Невозможно было узнать, что там происходит, хотя, полагаю, никто из нас не поставил бы на священника. И тут Мюррей, похоже, оступился и, остановившись в нерешительности, прислонился к стене. Мы повернулись к нему.

— В чем дело, Гиллиам? — задыхаясь, спросил Уэллс.

— Бегите, бегите… Я сейчас вас догоню… Просто мне нужно чуть-чуть передохнуть, — признался Мюррей, пытаясь выдавить из себя улыбку. Он был страшно бледен и, согнувшись в три погибели, прижимал руки к животу.

— Ты спятил, Гиллиам? Как это мы оставим тебя? — встревожилась Эмма. — Да что с тобой?

— Ничего, Эмма. Все в порядке. Мне только нужно немножко… — Внезапно силы ему изменили, и он рухнул на колени, продолжая придерживать руками живот.

Он поднял на нас глаза и под нашими удивленными взглядами расстегнул пиджак. Мы обнаружили страшную рану, вспоровшую его живот, а он виновато улыбался нам с видом человека, пролившего вино на жилетку. Эмма закрыла рот руками, чтобы не закричать. Из жуткой раны выглядывали какие-то окровавленные узелочки — судя по всему, части кишок. Кровь обильно лилась из рваного отверстия, пропитывая брюки. «Как он смог столько пробежать в подобном состоянии?» — подумал я. Только человек, всеми силами стремящийся спасти свою жизнь, способен на такое.

— К сожалению, марсианин, которого я убил, успел преобразовать по крайней мере одну из рук, — проговорил он, устремив угасающий взор на девушку. — Я не хотел осматривать рану раньше, боялся, что она окажется серьезной… И еще я не хотел оставлять тебя одну, Эмма, ты уж прости.

Эмма опустилась рядом с ним на колени, не сводя перепуганных глаз с его жуткой раны и все еще не веря, что она настоящая. Ее гладкие белые руки вспорхнули над этой столь несвоевременной дырой и опустились на рану с намерением заткнуть ее, точно она надеялась, что этого простого приема будет достаточно, чтобы Мюррей отказался от своей нелепой идеи умереть. Однако жизнь уже начала выходить из него вместе с красными струйками, пробивавшимися сквозь ее бледные пальцы. Эмма испустила утробный стон, в котором смешались боль, злость и бессилие. Потом в отчаянии обняла Мюррея так, как я никогда не видел, чтобы люди обнимали кого-то.

— Нет, Гиллиам, не умирай… Ты не можешь умереть!.. — рыдала она и яростно била его кулаками в грудь. Она, наверное, убила бы его, если бы таким образом можно было вернуть ему жизнь.

Внезапно вдалеке раздался поистине громовой победный рев, заставивший нас поднять головы, от него кровь застыла у нас в жилах. Через несколько секунд до нас донесся оглушительный топот, производимый гигантскими чудовищами, которые мчались в нашу сторону. Не нужно было быть чересчур догадливым, чтобы понять, кто одержал победу. Через несколько минут победители настигнут нас. И похоже, что их больше, гораздо больше двух. Эта озверелая свора не пощадит никого, так что все мы могли уже прощаться с жизнью.

— Агент Клейтон… — с трудом произнес Мюррей. Струйки крови, стекавшие у него из уголков рта, окрашивали волосы девушки, все так же тесно прижавшейся к нему. — Я не знаю, какой новый план вы придумали, но есть лишь один способ претворить его в жизнь. Я останусь здесь, и когда марсиане приблизятся ко мне, взорву вашу окаянную руку… Таким образом я избавлю вас от некоторых из них, а кроме того, надеюсь, разрушу туннель, и они уже не смогут преследовать вас этим путем… Вы получите возможность убежать…

— Нет, Гиллиам! Нет! — запротестовала девушка.

— Эмма… — еле ворочая языком, проговорил Мюррей. — Ты знаешь, как я обожаю с тобой спорить, любовь моя, но сейчас для этого не слишком подходящий момент… Уходи, уходи вместе с ними, прошу тебя…

— Никуда я не пойду, Гиллиам. Я останусь с тобой, — решительно произнесла девушка.

— Нет, Эмма, спасайся…

— Ты же сам сказал, что сейчас не слишком подходящий момент для споров… Так что не будем спорить, — всхлипнула она. — Я остаюсь с тобой. И что бы ты ни говорил, это не заставит меня изменить свое решение…

Мюррей погладил ее по голове неверной рукой.

— Я самый несносный человек на свете, с каким только можно вместе пережить марсианское нашествие, но ведь пережить, а не погибнуть?

— Мое воспитание не позволяет мне ответить вам, мистер Гилмор, а моя мораль — солгать. Выводы делайте сами, — ответила она дрогнувшим голосом.

Мюррей улыбнулся ей с бесконечной нежностью, и их губы встретились, в то время как огромные руки миллионера скользили по спине девушки, уже не в силах ее обнять. Мы тактично отвели глаза. К несчастью, времени уже ни на что не оставалось. И на сей раз не знаменитому писателю Герберту Джорджу Уэллсу и не специальному агенту Клейтону было суждено остановить марсиан.

13

Ин. 10: 10–11.