Страница 2 из 121
Роман «Поиски» своей достоверностью заслужил одобрение такого авторитета, как Резерфорд, а своими художественными достоинствами — таких строгих ценителей, как Ричард Олдингтон и Герберт Уэллс, которые захотели лично познакомиться со столь успешно начинающим прозаиком. Теперь Чарлз Перси Сноу вплотную подошел к порогу большой литературы. Он одинаково свободно чувствовал себя в мире формул и в мире образов, но необходимо было делать выбор, и магнетическое притяжение искусства слова оказалось сильнее. Отныне он навсегда избирает для себя путь писателя, и лишь патриотический, общественный долг заставлял его на какие-то периоды отклоняться от этого пути.
Благодаря собственному признанию Сноу, точно 1 января 1935 года датируется зарождение замысла, приведшего к возникновению наиболее монументального творения его жизни — одиннадцатитомного эпического цикла «Чужие и братья» (1940–1970). По своей грандиозности этот замысел сопоставим с идеей создания «Человеческой комедии» Бальзака, серии «Ругон-Маккары» Золя, «Саги о Форсайтах» Голсуорси, «Семьи Тибо» Мартена дю Гара и фолкнеровской хроники Йокнапатофы. На протяжении трех десятилетий возводилось внушительное строение, на фасаде которого теперь начертано: «Чужие и братья». Его внешние контуры и внутренняя планировка хранились до поры до времени лишь в голове зодчего, тогда как отдельные и имеющие самостоятельное значение секции, предназначенные для сооружения и оказавшиеся потом плотно пригнанными друг к другу, были сработаны даже не в строгой хронологической последовательности повествования.
Только в 1972 году 11-этажное здание, сложенное из полутора миллионов слов-кирпичиков, открылось для публичного осмотра как единое целое, когда весь цикл вышел полностью тремя объемистыми томами в заново отредактированном виде. Около двухсот персонажей составляют население этого просторного здания — люди политики, люди науки и люди искусства, представители аристократии и буржуазии, министры и клерки, промышленные магнаты и банкиры, врачи и юристы, их жены и любовницы, сыновья и дочери. То, что происходит в разные годы и на разных этажах романа-дома, мы получаем возможность видеть благодаря Льюису Элиоту — герою-рассказчику, который единственный фигурирует во всех без исключения частях цикла и которого Сноу наделил некоторыми автобиографическими чертами. Одни части цикла посвящены собственным переживаниям Элиота по поводу событий, происходящих в мире или в том мирке, в который он оказывается погружен; в других своеобразный alter ego автора выступает в качестве стороннего или заинтересованного наблюдателя. Разумеется, не все английское общество оказывается в поле зрения Элиота: он преимущественно вращается в его «верхних» слоях. Но уж эти слои Сноу подвергает тщательному «спектральному анализу», привлекая на помощь не только талант беллетриста, но также методичность и навыки ученого.
«Полностью изобразить человека как члена общества может только искусство, и другого средства для этого у нас нет, — заявлял Сноу. — Я даже пойду дальше: я считаю, что, воспроизводя данное общество в его социальной функции, реалистический роман по-прежнему может открыть нам более глубокие истины о нем, чем всяческие нолунаучные формулировки, которые придумываются в настоящее время. Западные страны, и особенно Соединенные Штаты, тратят много усилий на социологию. Кое-что в ней ценно. Мне, однако, приходится читать немало книг по социологии, и я невольно вспоминаю замечание Энгельса, который сказал примерно следующее: если вы хотите понять Францию посленаполеоновской эпохи, вам следует читать не ученые труды, а романы Бальзака. Писателю-реалисту эти слова, остающиеся справедливыми и по сей день, могут послужить большим утешением. Я льщу себя надеждой, что, если кто-нибудь в будущем захочет узнать, как жила интеллигентская и чиновничья Англия в период 1914–1960-х годов, мои романы могут послужить ему полезным руководством».
Рисуя панораму жизни в хорошо известных ему сферах английского общества, Сноу как реалист сумел запечатлеть те видоизменения, которые, при всем консерватизме этих сфер, не могли не произойти в XX веке под влиянием движения времени в эпоху мировых войн и развития революционного, национально-освободительного движения, приведшего к краху колониальной системы и распаду Британской империи, утрате ею былого могущества. Он сумел отразить многие противоречия, типичные для современного мира капитализма, и то, как такие противоречия сказываются на психике людей. По верному наблюдению английского критика Джерома Тейла, писатель исследует, как характер проявляется в общественной жизни и как воздействуют социальные факторы на формирование характера. Что касается смысла названия, избранного автором для своего обширного полотна, то вот как раскрывает его известный английский литературовед Уолтер Аллен: «Ключ к философии Сноу содержится уже в названии его цикла — „Чужие и братья“. Все люди — братья, ибо другого выбора у них нет — общество, да и сама жизнь невозможна без взаимного человеческого участия. Но, оставаясь братьями, люди не могут не быть и чужими друг для друга, иначе они не были бы людьми… Во всех романах Сноу нам открывается непритязательная широта писателя, сознающего все необозримое многообразие проявлений и капризов человеческой природы… Мытарства „отдельного“ человека, увиденные Сноу во всей своей реальности, служат тем решающим фоном, на котором мы целиком принимаем и его „общественного человека“».
Автор «Чужих и братьев» в самом деле старался передать многообразие проявлений человеческой природы и многообразие мотивов, которые движут людьми, — от любви возвышающей и приносящей счастье до страсти пагубной, эгоистичной, от готовности пожертвовать чем угодно ради ближнего, «брата», до решимости сокрушить всех «чужих», стоящих на пути к намеченной цели.
О напряженном внимании, с которым всматривался Чарлз Перси Сноу в менявшуюся у него на глазах действительность, свидетельствуют также и три романа, выпущенные им уже после завершения цикла: «Недовольные» (1972), «Хранители мудрости» (1974) и «Слой лака» (1978).
Первый из них посвящен группе «рассерженной» молодежи, чей левацкий бунт против социальной несправедливости в буржуазном обществе терпит крах. Во втором писатель чутко отреагировал на ухудшающийся моральный климат и болезненные явления в социально-экономической жизни Великобритании начала семидесятых годов, повергающие в уныние почтенных и немного идеалистически настроенных «хранителей мудрости» — таких, как лорды Райл, Хилмортон и Сэджвик, в речах которых то и дело проскальзывает ностальгия по «старой доброй Англии». Их приводит в ужас натиск алчных и циничных людей вроде Джулиана Андервуда, да и не может радовать все более увеличивающийся «вес» в обществе, возрастающая роль в определении судеб нации тщеславных и своенравных богачей типа Реджинальда Суоффилда. «Бешеные деньги» оказывают разлагающее влияние и на механизм власти в стране, включая правосудие, и на общественный организм, не говоря уже об отдельных личностях. Это влияние с такой же тщательностью анатомирует Сноу в «Хранителях мудрости», с какой описал он там сложнейшую хирургическую операцию, которой подвергается лорд Сэджвик. Эпизод с операцией звучит в многоплановом романе не просто гимном медицине, так же, как со страниц «Поисков» звучал гимн науке, — и то и другое отражало всегдашнюю оптимистическую веру Сноу в возможность торжества человеческого разума.
Любопытно, что своего рода «обрамлением» художественного наследия писателя стал детектив. С этого жанра маститый эпик начал свой творческий путь и к нему вернулся спустя почти полвека. Вернулся, конечно, на ином уровне, ибо последняя опубликованная им книга «Слой лака» затрагивает ничуть не менее важную проблематику, чем его «серьезные» романы. Детективный сюжет позволил автору рассказать о поведении людей в экстремальной ситуации, когда полностью раскрывается их внутренний облик. Весьма тонок оказывается «слой лака», придающий оттенок респектабельности обитателям аристократического лондонского квартала, где совершено злодейское убийство престарелой леди Эшбрук. Чудовищность убийства подчеркивается тем обстоятельством, что оно внешне не мотивировано и совершает его, как выясняется, не новоявленный Раскольников, а преуспевающий доктор Перримен, пациенткой которого состояла жертва и который за недостатком улик остается на свободе. Но читательский «суд присяжных» Сноу подводит к суровому приговору не только по отношению к врачу-убийце, но и по отношению к той снобистской среде, где произошло преступление.