Договор с демоном

— Слушай, а не проще ли, — сказала она, меняя тему, — вместо того, чтобы связываться с этой Селестой, дать Нику разобраться с Джеральдом и остальными?

Ее каблук звонко стукнул по брусчатке в тишине. Она прошла вперед, оглянулась и стала смотреть на стену из песчаника, чтобы не видеть напряженно-сдержанного лица Алана.

— И как ты это себе представляешь? — спросил он после долгой паузы. Его голос звучал как натянутая струна: тронь — и лопнет.

— Ну-у, — начала Мэй и запнулась. В памяти встала картина: ее руки в крови.

— Дать ему всех перебить? — закончил за нее Алан.

— А разве они не убийцы?

— Я не о них беспокоюсь, — ответил Алан. — Продолжи свой план, раз начала. Итак, мы просим Ника всех уничтожить. Он это делает — у меня, правда, есть сомнения на этот счет, ну да ладно.

— Я думала, демоны сильнее всех, — сказала Мэй. — Разве не поэтому колдуны приносят им в жертву невинных людей? Зачем еще призывать демонов в союзники?

Они вышли на узкую улочку, где старинные, из глыб песчаника, дома обросли магазинными витринами.

— Магия — это, считай, электричество, — начал Алан. — А сила Ника — как молния: она может спалить все на своем пути, но комнату ей не осветишь и белье не погладишь. Колдуны — своего рода трансформаторы. Они ослабляют этот поток и преобразуют в куда более полезную энергию.

Значит, Джеральд не врал: Ник может использовать Джеми как проводника для своей силы. Ему пригодился бы… ручной колдун.

— Да, — признал Алан, — только Нику гордость не позволит просить о помощи. Даже в крайнем случае. Он к власти не рвется, да и мы здесь не ради нее.

— Знаю, — сказала Мэй. — Уж мне-то ты можешь не рассказывать. Зато Джеральд, похоже, думает иначе. На этом можно сыграть.

Алан задумчиво прищурился, как будто пристально что-то разглядывал. Потом он кивнул, и Мэй стало теплее от этой маленькой победы — как будто она решала задачку с очень умным товарищем и нашла ответ первой.

— Предположим, мы дадим Нику всех их уничтожить, — продолжил Алан, и теплота исчезла: на душе у Мэй повеяло ледяным холодом. — Что дальше?

— Не поняла.

— Идея в целом неплоха, — рассеянно заметил Алан. — Мне бы понравилось. В следующий раз кто-нибудь попросит избавиться от другого круга, и кончится тем, что Ник объявит войну всем колдунам. Когда их не останется, у него руки будут по локоть в крови. Потом придет очередь посланцев, преступников… — Алан положил руку на стену. Песчаник был старым, в бурых пятнах, словно на нем сто лет назад кого-то убили, — …и после этого его уже будет не остановить. Он сметет всех на своем пути.

— Хочешь сказать… ты его боишься? Он же никогда те…

— Пострадать я не боюсь, — тихо прервал Алан. — Я боюсь того, что он может натворить. Либо сам себя погубит, либо весь мир. В сравнении с этим моя жизнь ничего не значит.

— Нет! — выпалила Мэй и сжала его руку. — Значит.

Алан мгновенно расцвел удивленной и восторженной улыбкой, от которой у Мэй защемило сердце. Никто не должен так удивляться, узнав, что людям не все равно — жив ты или нет.

— Я не могу отправить Ника на войну с колдунами, — сказал Алан. — Ему нужно обозначить предел.

— Раньше ты этим не заморачивался, — буркнула Мэй.

— Неправда! — оборвал ее Алан. — Просто мы жили неправильно. У меня даже не было условий как следует его воспитать, научить…

— Как стать человеком?

— Доброте.

У Мэй сегодня явно не ладилось с вопросами. Она замолчала. Дорога привела их под низкую арку церкви Святого Стефана, за которой лежал торговый центр города.

— Правда, я пытался оградить его от самого худшего, — продолжил Алан. — Держать от себя подальше, когда надо было кого-то медленно убить или запытать до смерти.

Мэй не верила ушам: трудно было представить, что они ведут такие беседы, прохаживаясь рядом с галереей «Принсесхэй». Между средневековыми стенами церкви и витринами в неоновом свете стояли развалины местного приюта — снести их во время постройки молла не позволили.

Алан остановился изучить мемориальную табличку.

— Значит, ты брал пытки на себя, — подытожила Мэй дрогнувшим голосом: в тени повеяло холодом. Она обхватила себя руками.

— Да, и вполне охотно, — сказал Алан. — Думаю, я помогу Джеми другим способом.

— Мы поможем, — поправила Мэй, и он кивнул в знак согласия. — Прости. Зря я спросила. Надо было сообразить. — Она глубоко вздохнула. — Послушай, вы с Ником… поссорились? Когда я звонила, у вас громыхало, как в бурю. Он что-то натворил?

Алан медленно вздохнул и тем самым почти ответил на вопрос.

— Мэй, — начал он, — ты хочешь, чтобы я тебе врал?

Он поднял руку и потер тревожную складку между бровями. Скоро она там отпечатается, подумала Мэй, и ее уже никто не разгладит. Тем более он сам.

— Нет, — выдохнула она. — Не хочу.

Алан забрел в развалины приюта, от которого осталась только часть стен без крыши. Безымянные чиновники, которые не дали их снести, разрешили установить стеклянные двери наподобие витрин с неоновым освещением. Там же, между стеклами, подвесили осколки античной керамики вперемежку со старыми банками от кока-колы. Алан, глядя больше на них, чем на Мэй, произнес:

— Вру я очень убедительно.

— Скажи лучше правду: ты сам о чем-нибудь мечтал? Для себя лично?

Вот тут Алан повернулся к ней.

— Да, — ответил он. — Раз-два случалось.

Мэй опустила взгляд и пнула древнюю стену.

Через миг она подняла голову на шорох. Оказалось, Алан встал по ту сторону стеклянной двери. Встроенные лампы осветили его лицо каким-то потусторонним аквамариновым сиянием, будто он очутился под водой. Его ладонь, прижатая к стеклу, как бы стремилась утянуть Мэй на дно.

— Всегда считала эти двери дурацкими, — сказала она невпопад, сглаживая момент, переводя все в несерьезную плоскость.

— Правда? — Алан легко повел пальцами по стеклу, словно касаясь экспонатов за ним. — А мне они нравятся. По-моему, неплохая идея: показать связь веков, прошлое, настоящее и наше место в истории.

— Видимо, неоновый свет не давал мне постичь весь символизм композиции, — с улыбкой заметила Мэй.

Алан снова удивленно и радостно улыбнулся, словно Мэй еще раз сказала, как ценна его жизнь.

— После завтрашнего разговора с Селестой, когда Джеми будет вне опасности… — произнес он и задумчиво умолк, — …пожалуй, мы с Ником поживем здесь еще немного.

Алан обвел тонким артистичным пальцем контур разбитой кружки.

— Хотел спросить: что ты делаешь в субботу вечером?

Приглашение прозвучало так буднично, так потрясающе нормально после разговоров о демонах и жертвах, что Мэй даже онемела.

Алан терпеливо ждал ответа со своей стороны стеклянной двери. Его синие глаза смотрели серьезно.

— Не знаю. Как насчет потусить в клубе до утра?

— Это можно, — ответил Алан, роняя взгляд — ресницы вспыхнули золотом в неоновом свете. — Если вместе с тобой.

— Только сейчас не проси, — спохватилась Мэй.

— Занята, или дело во мне?

— У нас в классе есть парень… — начала она сбивчиво. — Мы не встречаемся, но я вроде как обещала дать ему шанс. А нарушать обещания — не в моих правилах.

Алан отошел от двери в объятия сгущающихся теней.

— Ценю твою честность, — сказал он. — И в свою очередь, буду так же честен. Иногда я это практикую. Нечасто, но все-таки. — Он улыбнулся обыкновенно, по-дружески заразительно. — Надеюсь, твой парень свой шанс упустит.

Мэй наклонила голову, чтобы спрятать улыбку, но та промелькнула в ее голосе:

— Тут уж не угадаешь, хотя…

— Нет, я тебя понимаю, — сказал Алан. — И все-таки, что ты делаешь в эту субботу? Я как друг спросил. Думал, мы сможем — как друзья, конечно, — прогуляться до Ярмарки Гоблинов. Если тебе еще хочется снова там побывать.

Мэй засмеялась над его уловкой.

— Так нечестно!

Алан, улыбаясь, за руку вывел ее из развалин.

— И не говори.

Когда Мэй вернулась, Джеми дома не было. Пришлось признать горькую правду: он предпочел остаться с тем, кого боялся, только бы не говорить с сестрой.