Страница 8 из 10
– Как зверь появился здесь? – спросила я сопровождающего нас Фиоха. Остальные, с мешками, двигались чуть позади
– Фиох не помнит, хотя живет вторую сотню лет. Но говорят... Родители альвов рассказывают детям, что зверь прилетел давным-давно, когда еще деды наши, и прадеды, и прапрадеды не появились под землей. Людь еще не пришла сюда, а мы даже не думали покидать подгорье... Их было мало, зверей, но больше одного, это точно! Они остановились здесь, а потом... Земля тряслась и исходила жаром, много наших погибло, но еще больше – ваших. Появилась новая людь, глупая... пожалуй, даже глупее прежней. Людь боялась альвов и, как Фиох уже говорил, правильно делала...
– Мы не глупы, – пробормотала я. Крадауг усмехнулся, а Фиох только покачал головой, широко-широко улыбаясь.
– Людь глупа, – ласково сказал альв. – Но смела и горда, а иногда очень, очень жестока, как...
– Фиох!
Альв вновь засмеялся.
Время шло, камней становилось меньше. Восемь раз приходилось дожидаться альвов – некоторые гнезда были просто огромны, но у подземных жителей находилась ула и такой величины, они приносили ее и требовали за каждый подобный камень уже не десяток, а сотню наших кристаллов. Когда последний камень был подобран, я застыла, полумертвая от усталости, голодная и до сих пор не готовая поверить в происходящее.
– Чего ты ждешь? – спросил Фиох. – Вам пора убираться к себе, это был последний кристалл.
– Но... – я безвольно опустила руки, не в силах говорить.
– Видимо, это еще не все, – шепеляво пробормотал Крадауг.
Я почти не запомнила пути назад, потому что меня шатало и мутило, и потому что вел Фиох. Мы вернулись ночью, отсутствуя больше суток, и в лагере нас дожидались шахтеры. Там была еда, теплый костер и знакомые, привычные люди... Это счастье.
– Вы добыли нужный кристалл?
– Да, – вздохнула я, указывая на меч. – Самый лучший.
И упала спать прямо возле костра, закутавшись в чей-то плащ, не обращая внимания на ночной холод. Заботливые шахтеры перенесли меня в палатку и заменили плащ на несколько одеял, и снилось мне вновь что-то невыразимо приятное...
К утру сон обрел четкость. Мне в лицо бил ветер, где-то совсем рядом горело солнце, наш Койне-Хенн поднимался ввысь, а ужас в моей душе постепенно сменялся ликованием...
Знакомое «Иди на голос» выдернуло меня из сна. Рядом сидел Крадауг, потирающий слезящиеся спросонья глаза.
– Что еще нужно сделать, чтобы Койне-Хенн взлетел? – первым делом спросила я мага.
Он молчал долго, очень долго, а потом поднялся, гаркнул страшно «Не знаю!» и вышел из палатки. Должно быть, он счел это невежливым... Нельзя на глазах у шахтеров кричать вслед магу, а потому я сначала отдала приказания – оставить шахты до следующего утра, но спустить вниз порядка тысячи камней. На все вопросы ответила коротко:
– Это часть долга.
Шахтеры решили, что маг водит с альвами дружбу, и раз кристаллы это часть долга, то не страшно – на следующий день добудем еще.
Мы отправились домой снова вдвоем – Крадауг все же не решился возвращаться без наследницы.
– Прости мою грубость, – слова дались с трудом.
– Не в этом дело, – покачал головой маг. – Я действительно не знаю, что еще нужно предпринять.
Я больше не говорила с ним. Не могла. Вернулась, радостно улыбаясь и показывая меч, вновь чувствуя себя вымотанной, избитой... Свалившимися тайнами, собственным бессилием, словами о нашей глупости из уст альвов и презрением Крадауга...
– Мне нужно поговорить с отцом, – сказала я Герке.
Маг, которого сначала вроде бы остановила Муира, нагнал меня уже в замке. И произнес то, что я так не хотела слышать. И таким голосом, обладателя которого я бы с удовольствием ударила...
– Скажи им правду.
Я остановилась, стиснула зубы, сжала кулаки, зажмурила глаза... Но все равно не смогла сдержаться и крикнула со всей скопившейся злостью:
– Не могу! Хватит говорить о правде, Проклятый! – мой голос разнесся по коридорам. – Хватит... Просто хватит. Разве ты не видишь, что я не выдержу этого? Разве не понимаешь, что меня убьют? Да я сама проткну себе сердце кинжалом за всю произнесенную мной ложь!.. Но только когда Койне-Хенн будет в безопасности.
Крадауг смотрел на меня серьезно, пристально, но его взгляд не действовал – я произнесла свое слово и не собиралась его менять. Вместо этого я решила заставить его защищаться.
– Что ужасного сотворила твоя мать? – жестко спросила я. – Ведь страшные альвы восхищаются ею! Что она сделала?
– Как бы мне хотелось, – медленно проговорил маг низким напряженным голосом. – Как бы мне хотелось просто обнять тебя и сказать, что все получится, и не стоит так убиваться, не стоит искать себе оправдания, пользуясь моими тайнами... Как бы мне хотелось, чтобы хоть капля твоей гордости испарилась, позволяя... – он не договорил, махнул рукой и зашагал прочь.
– Позволяя что?
Мне ответил тонкий детский голосок:
– На твоей гордости стоит Койне-Хенн, но не только она существует в этом мире.
Я пронеслась мимо портретов и едва не забыла крикнуть «Здравствуй, отец!», распахивая двери. Ключ дрожал в моих руках, пальцы не слушались... Отец все так же смотрел вперед пустыми глазницами, кошка, оглушительно мурча, вспрыгнула на трон и улеглась на останках, вперив в меня взгляд немигающих желтых глаз. Отчего у этой твари глаза моего отца?!
– Брысь! – прошипела я. – Брысь, тварь!
В глазах темнело от усталости и бессильной ярости, сжигающей изнутри, каждый вдох, казалось, давался со скрежетом...
Пока я не поняла, что услышанный скрежет – это совсем другое...
Резко обернувшись, я сумела только сделать шаг к двери и упала на колени.
– Нет! – подняться вновь я не смогла. – Нет!..
Все это слишком сильно походило на кошмар, который непременно мне снился, только я заставила себя его забыть. Ключ медленно поворачивался в замке... Крадауг! Подлая мразь!
– Нет!..
Я склонилась, обхватив голову руками, мечтая оказаться совершенно в другом месте и чувствуя отравляющую духоту собственной трусости. Ключ со звоном упал. Я не задернула шторы... Дверь отворилась, и когда я подняла голову, в глазах зарябило от множества лиц. А я... на коленях... в слезах...
Заставляя тело двигаться, я поднялась на негнущиеся ноги, расправила плечи и высоко подняла голову. Я должна глядеть в глаза людям. Своим верным, честным людям...
– Сколько лет, Триста? – в звонкой, раскалывающей голову тишине, прозвучал вопрос Сахо. – Сколько лет все это продолжалось?
– Пять, – с хрипом отозвалась я, усилием воли возвращая голосу прежнюю твердость. – Пять лет лжи. Я знаю, что виновата, – руки непроизвольно сжимались в кулаки от таких слов. – Но не жалею! Нет, не жалею. И я готова к...
Я не могла произнести «смерть», но Сахо уже не ждал моих слов.
– Пять лет... – повторил он. – Целых пять лет...
– Скажи, что отец подсказал тебе перед смертью, как поступить, – прошептал Крадауг, невольно протягивая ко мне руку.
Я замотала головой, из последних сил сдерживая слезы. Я уже переполнена ими, но рыдать нельзя, нельзя...
– Тебе было пятнадцать, – пробормотал Сахо. – Пятнадцать...
Он буквально упал на одно колено, как будто кто-то выбил у него опору из-под ног.
...И верные мои, честные люди один за другим стали опускаться на колени. Люди, которые никогда не гнули спин, люди, которые никогда не кланялись и не опускали взгляд...
Я молчала. А когда они стали подниматься, упала сама. Завалилась на бок и потеряла сознание.
Возвращение было долгим...
Позже мне сказали, что я провалялась в постели четыре дня. Поначалу я кричала во сне, звала хоть кого-нибудь, чтобы меня разбудили, но бесполезно. Догадалась – это Проклятый строго-настрого запретил говорить рядом со мной. Когда я поняла это, стало легче, как будто мои проблемы столкнули на мага. На исходе второго дня наступали деревья – я слышала выстрелы, но по-прежнему не могла разобрать ни единого слова своих людей. Со мной говорили только незнакомые голоса, которых не хватало, чтобы прийти в себя, – это Проклятый успокаивал меня и просил поспать, обещая, что ничего не случится за это время.