Страница 21 из 31
– Моя взяла, – прохрипел богатырь и закатил глаза. Тут в очередной раз вернулись челноки – Китоврас и Будимир. Петуха царь взял на руки, а Жихаря перекинули через спину кентавроса.
Почтенный полуконь легко поскакал вперед, а царь Соломон огляделся и маленько сжульничал противу своего же обета: оседлал посох и невысоко полетел над дорогой. Конец посоха чертил в пыли загогулины.
– Если бы на нас сейчас напали, – сказал царь, когда вся малая дружина собралась возле Принца, – то нас бы зарезали все равно как маленьких баранчиков. Так что впредь не стоит устраивать подобных состязаний, ведь мы в походе.
Жихарь совсем было собрался поведать Яр–Туру, что победил, но почему–то передумал: «Будет еще время ему нос утереть». Соломон и Китоврас тоже помалкивали: не хватало еще, чтобы двое главных бойцов передрались. При этом царь придумал для Принца такой хитрый ответ, что и Жихарь в него поверил.
На заставе перед поселением возникла заминка, потому что там стояли стражники и требовали подорожный сбор, или мыто. Выяснилось, что лишь у Жихаря есть несколько монет, которые он надеялся употребить на съестное и хмельное.
Кроме того, оказалось, что невозможно определить размер мыта за Китовраса:
кто он – конь или же всадник? Петух Будимир немедленно прикинулся зарезанным – вдруг за живую птицу здесь особая плата?
Жихарь сгоряча предложил стражникам вместо денег поубивать их на месте, но стражники возразили и разинули рты, мня поднять тревогу. Вмешался царь Соломон и объявил, что Жихарь – блаженный дурачок, которого ведут лечиться к известному знахарю. Стражники заметили, что дурачкам мечей и кистеней не доверяют в руки. Один из них приглядел себе и потребовал кольцо царя Соломона. Слышавший кое–что об этом кольце Яр–Тур взялся было за меч, но царь, ядовито улыбаясь, снял с пальца украшение и протянул его стражнику.
Лицо у царя сразу же сделалось глупое–глупое, а у стражника, напротив, осветилось разумом неслыханной силы, и даже невеличка голова его явственно затрещала от непривычной умственной работы. Помудревший внезапно мздоимец представил себе неприятности, бывающие обыкновенно от большого ума, и поспешно вернул кольцо владельцу. Владыка израильский снова стал самим собой и начал яростно рядиться. Стражники робко возражали и хлопали глазами. Царь наглядно и убедительно доказал, что в данном случае как раз они сами, стражники, должны еще приплатить путникам за вход в город.
Потом царь смилостивился, подробно изучил расценки, достал свои счеты, пощелкал костяшками, велел всем садиться верхом на Китовраса и объяснил, что за трех всадников на одном коне плата получается совсем пустяковая.
Замороченные стражники обрадовались и одной–единственной монетке, а стенающий от натуги Китоврас провез своих многопудовых наездников за ворота.
За воротами был даже не поселок, а целый городок. Жители городка весьма удивились, что три с половиной человека и полконя заявились к ним по заброшенной дороге, ведь по ней умные люди отродясь не хаживали.
Жили здесь хорошо, крепко, многие дома зижделись на каменных фундаментах.
Посреди маленькой базарной площади бил маленький же фонтан. Струя обретала напор при помощи волосатого детины, который неустанно двигал вверх и вниз какой–то рычаг. К этому рычагу он был прикован толстенной цепью – видно, за нехорошие дела.
Китоврас придал своему величественному лицу совершенно лошадиное выражение и начал хватать зубами клочки сена с чужих возов. Соломон притворно сердился на него, а любопытным отвечал: – Вы что, коня с руками не видели?
Если бы у вас была такая жизнь, как у него, я бы посмотрел, что у вас выросло!
Купили лепешек, сыра, копченостей, а Китоврасу сверх человеческой доли еще и сена. Дети дразнили Будимира:
– Петух с косой подавился колбасой!
Но петух вовсе не давился, поскольку напластал косой свою часть тонкими ломтиками.
– Вот и прокорми такого! – возмущались взрослые.
Путники спокойно поглощали купленное, запивая из фонтана. Жихарь черпал воду своей золотой ложкой, вызвавшей всеобщее восхищение. Только царь Соломон пребольно ткнул богатыря пяткой.
– Из–за этой ложечки, между прочим, нас отсюда могут не выпустить живыми!
Это верно, некоторые рожи в толпе были совершенно разбойничьи.
Между тем два–три грамотея из местных признали в царе Соломоне царя Соломона, а для верности сбегали к мелочному торговцу и притащили лубок «Соломонов суд». Там царь был изображен в профиль, но с обоими глазами, а все равно похож. Толпа загудела. Царь приосанился. Вперед выступил почтенный старец и прокашлялся. Царь понимающе приложил к уху ладонь.
– Здравствуй, премудрый царь. Верно ли мы слышали, что ты горазд судить и рядить?
Соломон величественно кивнул.
– Ты насудишь, – проворчал Жихарь, но Будимир, Китоврас и Яр–Тур дружно его одернули.
– Значит, нам тебя сама судьба прислала, – сказал старец. На груди у него висела серебряная цепь выборного человека. – Изволишь видеть, у нас в городе уже третий год идет тяжба. Мы тут пополам поделились, скоро начнем драться.
– Послушаю вас, добрые люди, – кивнул царь.
– Тому два года назад, – начал старец, – у нас умер богатый хозяин.
Остались после него два сына – Лутоня да Зимогор с Богодулом…
– Постой, постой, – сказал царь. – Или два сына осталось, или три сына?
– В том–то и дело! Только у Лутони одна голова, а у другого сына две:
Зимогор и Богодул. Они требуют себе две трети наследства…
– А как же! – заревели в толпе две глотки. Горожане вытолкнули вперед двухголового. Головы были одинаковые. Ни одна, ни другая доверия не вызывали.
– Где же ответчик? – вопросил царь.
– Хворает, – объяснил староста–старец. – Они все время между собой дерутся.
Днем одна голова спит, а другая с братом воюет. Ночью Лутоня уснет, а проспавшаяся голова его опять терзать начинает. Скоро они Лутоню изведут совсем, тогда все само собой решится, да ведь не по закону…
– Не по закону, – согласился царь. – Мало ли у кого сколько голов вырастет!
Так никаких наследств не хватит!
– Да–а? – хором возмутились Богодул и Зимогор. – Нам ведь и пищи требуется вдвое!
– Хорошо, – сказал царь. – Дело ваше я разобрал, сейчас буду судить и рядить…
Он поманил к себе Жихаря и Будимира и что–то нашептал им. Жихарь побежал по торговым рядам, Будимир почистил перья.
Пока богатырь бегал, толпа успела разделиться надвое и ожидала решения, чтобы тут же признать его несправедливым и затеять бой. Тут бы досталось всем: и двухголовым, и безголовым, и премудрым, и в перьях, и с конскими копытами.
Подоспевший Жихарь протянул царю свою добычу. Царь подозвал к себе двухголового.
– Вот ты кто? – указал он на левую голову.
– Богодул. Зимогор, – ответили обе враз.
– Так вот, Зимодул, вот тебе смоляной вар. Возьми его в рот, жуй и не смей выплевывать, что бы ни случилось.
В наступившей тишине двухголовый взял у царя липкий комок. Рука его долго колебалась, в какой изо ртов отправить вар, но одна из голов победила, а вторая только напрасно щелкнула зубами. Заиграли желваки на скулах удачливой головы, и скоро варом ей накрепко склеило зубы. Голова мучительно замычала, и тут по знаку царя Будимир лихо взлетел вверх и давай долбить онемевшую голову в самое темечко.
Другая, свободная от вара голова заорала от лютой боли. Царь жестом велел петуху прекратить и спросил:
– Все видели? Все слышали? Больно только одной голове, а кричит совсем–совсем другая! Это о чем нам говорит? Это нам говорит о том, что головы целых две, а душа таки одна! И доля на эту душу тоже полагается одна.
– Верно! Верно! – закричали сторонники Лутони.
– А ведь верно! – отозвались бывшие приверженцы Богодула–Зимогора.
И бросились друг на друга – только не с пинками и зуботычинами, а с объятиями и поздравлениями.
Поклеванная голова кое–как выковыряла вар из зубов, и обе завопили в два голоса: