Женатые холостяки

— Нормальные ребята, такие же, как мы все. Они отмечали чей-то день рождения. Ни шума, ни скандала, ни драки никто не слышал. Но какой-то придурок выставил за дверь пустые бутылки, поленился вынести в контейнер. А может, кто-то специально вздумал всех засветить и указал коменданту на бутылки.

В общежитии выпивки строго запрещены. Это правило известно каждому. Тут же, как назло, все улики наруже. Ребят выселяют, не слушая никого. Но все мы точно знаем, двое из них даже не нюхают спиртное и попали под одну гребенку с теми, кто пил. Ну, разве справедливо вот так огульно наказывать студентов? Им теперь нужно искать комнаты, снимать их, платить бешеные «бабки», а где их взять? У большинства родители в деревнях и помочь не смогут. Выходит, надо уходить из института, а ведь четвертый курс, обидно, — глянула на коменданта осуждающе.

— А тебе их жаль? Небось тоже с ними в одной компании была?

— Я в ребячьи комнаты не захожу, — покраснела девушка.

— Чего ж вступаешься за алкашей?

— А у вас не бывает праздников? — спросила едко.

— Праздники отмечают дома, но не здесь!

— Общежитие не казарма, наш общий студенческий дом, — ответила Люба задиристо.

— То-то и оно! Дома за такое им по шее наломали б! Смотри, что натворили! Стекла в вестибюле побили, два стула поломали. Ко мне в кабинет вломились, дверь из петель вышибли и у стола ножку сломали. Что еще надо, чтоб мне голову разбили? — негодовал комендант.

— Вас пальцем никто не тронул. А вы как их обозвали? Такое не должно сходить с рук. Мы не позволим оскорблять однокурсников и будем жаловаться ректору. Пусть каждый за свое ответит!

— Ты мне грозишь? Смотри, чтоб вместе с теми отморозками не вылетела! Заступница выискалась! — багровел комендант.

— Зачем нервничаете? Давайте все успокоимся и посмотрим на случившееся со стороны, без амбиций и обид! Ведь вот у вас, наверное, тоже есть дети? — глянул Лешка на коменданта.

— Конечно! Целых трое ребят!

— Наверное, тоже не все гладко бывает и вам нередко приходится их прощать! — спросил Лешка.

— Они ж свои! К тому ж прощенье просят.

— Вы этим студентам тоже не чужой человек. Наверное, и за советом, за помощью к вам бегут и прощенья попросят. Исправят поломки. Главное, их судьбы не сломать, не допустить, чтоб ребята оказались на улице и оставили институт. Слишком высокую цену заплатят за ошибку. Вы сами отец, пощадите и этих. Давайте закончим миром, ни к чему обострять ситуацию. Пусть вас любят здесь. Мне не составляет труда забрать их всех в райотдел, подготовить материалы на них и на вас за оскорбление. Ну что это даст, грязную огласку, всякие слухи по городу, пятна на памяти и реноме, кому такое нужно? Наведите порядок в своем доме сами и докажите, что вы не только хозяин общежития, а и общий, мудрый друг всех студентов, — советовал Свиридов.

Это предложение пришлось по душе. Комендант, растеплившись, послал Любу за ребятами и через десяток минут конфликт был погашен. Студенты остались в общежитии, а Люба, восторженно глядя на Лешку, пригласила оперативника в свою комнату на чай.

Ребята-оперативники, устав от ожидания, уехали в отдел, не решившись помешать разговору Свиридова с комендантом. Лешка решил принять приглашение, тем более, что девчонка ему понравилась.

Едва оказались наедине, Люба чмокнула Свиридова в щеку:

— Спасибо! Я и не мечтала, что все так закончится! — оглядела Лешку пристально.

— Главное — результат! И мы его добились! — улыбался человек.

— Я и не предполагала, что в милиции работают такие умные люди!

— Люба! Мы ничем не отличаемся от других. Просто не стоит нас придумывать и делать страшил, пугало из каждого. И нам хочется единственного, чтоб жили горожане хорошо и спокойно.

— Я в том убедилась. И это так здорово! — поставила чай перед гостем, сама села напротив, откровенно разглядывала Свиридова. Тот тоже осмелел. Подошел к девушке, обнял за плечи. И предложил тихо:

— Давай встретимся завтра вечером где-нибудь в городе. А то здесь слишком много подслушивающих и замочных скважин. А я не люблю непрошеных наблюдателей.

— А кто их любит? Только в нашем общежитии все следят друг за другом, блюдут мораль! — рассмеялась звонко.

— Так как насчет свидания? — напомнил парень.

— Завтра нет. И не только завтра, целую неделю буду к сессии готовиться. А это до утра. Когда сдам, буду свободной птицей, и мы сможем встретиться, оторваться на всю катушку!

— Когда же это случится?

— Я сама позвоню, оставь свой номер, — предложила просто, не кокетничая. Лешка записал ее номер и звонил Любаше через три дня, но она категорически отказывалась.

Свиридову уже надоело звонить, просить о свидании. Лешку стала раздражать несговорчивость девчонки, и он перестал надоедать, решил, коли по судьбе, сама отыщется. И Люба позвонила. Она назначила свиданье в глухом углу парка. Лешка решил опередить и встретил девушку у дверей общежития. Та вышла без опоздания и пошла рядом. Лешка оделся по гражданке. Не стал надевать форму, чтоб не смущать девчонку.

Собирался он тщательно. Надел голубую рубашку, новехонький костюм темно-синего цвета, даже галстук не забыл. Как лакированные сверкали туфли. Ничего не упустил. Каждую мелочь учел. Люба, оглядев парня, оценила все мигом. И через десяток шагов сама взяла Лешку под руку. А тому, ну как назло вспомнились слова Александра Петровича Порва. Травматолог только что вышел во двор и увидел Свиридова, спешившего, на встречу. Врач осмотрел Лешку с ног до головы и сказал:

— А не остаться ли тебе сегодня дома?

— Почему? — удивился парень.

— Что-то не спокоен я за тебя. На душе тревога. Может, отложи свиданку?

— Не-ет! Я почти месяц ждал. Не пойдет. Да и неловко, сама назначила. Как отказ воспримет? И что может случиться? Я же с девушкой, ни на задание, ни на разборку еду. Все нормально, Саша! Просто ты вымотался, устал за день, вот и мерещится зряшное, — не поверил в предупреждение.

Они шли по темнеющим улицам. Им навстречу зажигались фонари, словно люди одаривали улыбками, и провожали подмаргивая. Мимо спешили прохожие. Они не обращали внимание на пару молодых, какие тесно прижавшись друг к другу, шли, тихо переговариваясь, не спеша.

Вот и парк, шепчется молодая листва в кронах, о чем-то поет, кричит птичье многоголосье. Отвернувшись от редких прохожих, целуются на скамейках влюбленные. У каждого своя жизнь и радости.

Лешка подвел Любу к самой укромной, спрятавшейся от посторонних глаз, скамье. Девчонка поначалу насторожилась, но потом уверенно шагнула следом. Парень посадил ее на колени, обнял. Люба, смеясь тихим колокольчиком, рассказывала о себе:

— Я еще в детстве мечтала стать учительницей. В деревне учителя и врачи большие люди, почти начальство, интеллигенты. Им все завидовали. Когда родителям сказала, кем хочу стать, они обрадовались и опечалились. А все потому, что никто не возьмет замуж девку, какой за двадцать перевалило. Перестарком дразнят. И на диплом не смотрят. Считают, что в эти годы двоих детей должна родить.

— У тебя, наверное, много поклонников?

— Да что ты, Леша! Наши на деревенских не смотрят. Ищут богатых, из хороших семей, чтоб родители были при должностях, занимали положение в обществе, имели бы квартиры, крутые машины и дачи, чтоб не ломая горб придти на все готовое. Неважно, что невеста много старше, из себя уродка, так и говорят, мол, ее рожу можно подушкой прикрыть. А для души любовниц заведут. Они путанками не побрезгуют. Главное, чтоб тыл был надежным. Многие уже женились вот так. И ничего, довольны.

— Любашка! Но ведь ты не из таких?

— Лешенька, я об одном думаю, как закончить институт, получить диплом и устроиться на работу в городе. Так неохота возвращаться в деревню! Мне даже думать о ней страшно. Снова впрягайся в хозяйство, в огороды. Дома полный беспросвет. Кроме меня куча младших. Их надо растить. О себе вспомнить некогда. Деревня за все благодарность потребует. Дали самой возможность выучиться, расти всех других, поднимай и ставь их на ноги. Иначе назовут бессовестной и неблагодарной.