Женатые холостяки

— Чего кричите! Не вам предложение сделано и молчите. Дочь сама пусть решает. Не маленькая девка, свою голову на плечах имеет, — снова выгнал ее в коридор.

— Ну как бы там ни было, дело он закончил и передал в суд. По времени затянул, но на это, видимо, были свои обстоятельства, — вмешался Свиридов и спросил:

— Как хоть теперь Смирновы?

— Это горе не забудется. Наташа черный платок с головы не снимает, Степан, что грозовая туча почернел. Им врачи советуют ребенка родить, пока не поздно. Говорят, что он их заставит жить. Да Степа не хочет. Жена все время за дочь пилит, упрекает, мол, если б не ты, жила бы Маринка. Жалуется мужик, что дома вовсе невмоготу стало, хоть в бомжи сваливай от Наташки, вконец достала человека.

— А не суй ты свой нос, Борька, в чужую семью. Они брешутся и мирятся, как все мы со своими бабами. Уже до старости доживаем, а не знаем и не верим им. Но другие не лучше, хоть сколько смени, на такую же холеру нарвешься, — говорил Женька и словно вспомнил неожиданно:

— Мужики, а наш Толян, ну, что подо мной живет, зять Дрезины, на курорте побывал. Целый месяц отдыхал на море!

— Ну и что с того?

— Эка невидаль! Я прошлым летом в Египте побывал.

— Так ты с семьей ездил?

— Конечно! Как иначе?

— А Толян себе любовницу завел! И не скрывает.

— Это он на Светке за Дрезину отрывается. Простить не может бескрылый полет. Хотя оно и понятно.

— Мужики! А у меня внук родился! Слышите, иль нет? Сейчас обмоем первенца сына! — показал бутылки, сумку с закусками и заспешил человек вниз на лифте. Конечно, можно дома отметить, в семье, со своей родней, но ребенку жить не только в квартире, а и во дворе, где все должны знать и любить его,— спешит к столу известный городу парикмахер. Его во дворе все знают, никто его рук не минул, ни мужики, ни женщины, ни дети. Частенько в свои редкие выходные обслуживает соседей прямо во дворе. Стрижет и бреет, делает укладки и свадебные прически всем подряд и каждого бесплатно. До самого темна, до изнеможения старается человек. Потому и его радость общей стала.

— Иваныч! С меня коляска внуку твоему! — улыбается старый сапожник, добавив:

— Завтра доставлю!

— А я кроватку! — подхватил плотник.

— С меня одеяло пуховое! Пусть ему хорошо спится.

— Иваныч! С меня игрушки! — говорит Лешка.

— Свисток и наган подаришь? Лучше не надо. Тебя одного на весь район хватает! Второй понадобится не скоро! — шутит дворник дед.

И вдруг из окна второго этажа послышалось отчаянное:

— Люди! Мужики! Антоновна померла!

И сразу стих смех. Стало тихо. Соседи переглядывались, будто не верили в сказанное. Быстрее всех опомнились от шока Александр Петрович Порва и Лешка Свиридов. Извинившись перед мужиками, пошли туда, где случилась беда.

Антоновна жила на первом этаже дома в однокомнатной квартире и, казалось, ничем не отличалась от других старух. У нее был единственный сын, какой вместе с женой и двумя детьми жил в центре города и у матери гостил крайне редко, лишь по большим праздникам; и то не всегда.

С самого начала не заладилось у Антоновны с высокомерной, вредной невесткой. Та ни одного дня не жила со свекровью, пренебрегала простою женщиной и к себе никогда не приглашала, стыдилась знакомить со своей родней и внуков к Антоновне не привозила. Иногда она дарила ей свои обноски. Антоновна удивленно разглядывала кофты с глубоким декольте, платья с открытой спиной, короткие юбки с разрезами до пупка. Все удивлялась, как можно носить такую одежку, ведь в ней милиция прямо в подворотне прихватит и не выпустит, чтоб баб не порочила. В таком даже дома ходить совестно, не приведись, кто со двора увидит, подумает, что поехала бабка по фазе, короткое замыкание в мозгу приключилось.

Антоновна складывала эти подарки в сумки, прятала их подальше от своих и соседских глаз. Она никогда не ругала и не хвалила невестку. Обижалась ли на нее, о том никто не знал. Бабка всегда молчала о жене сына, уговаривала, убеждала себя, что у других еще хуже, а и то терпят и даже вместе живут.

Старушка всю свою жизнь работала в двух или трех местах. Конечно, не с добра, поднимала сына, учила, одевала, кормила, никогда ничем не попрекала его, ни на кого не надеялась.

Муж Антоновны ушел к ее сестре, едва сын пошел в школу. Как они расстались, бабка никому не говорила. Тогда жила в пригороде, в своем доме, сама пережила свою беду. Ни с кем не делилась. Сестра была единственной подругой, она же стала разлучницей.

Антоновна, лишь вселившись в многоэтажку, стала дружить с соседями. Ее уважали. Захотелось дочке дворничихи на дискотеку, а подходящей одежды не было. Антоновна невесткино барахло достала:

— Выбирай что надо. Хоть все возьми, — предложила девке. У той глаза загорелись. Ей все понравилось и подошло. Когда вечером пошла мимо мужиков двора, те онемели, оглядев девку:

— Катька! Это ты куда собралась? — спросил старик Прохор.

— На дискотеку! — ответила звонко.

— Во как! А я думал, что на панель. Только там такие тусуются, — не выдержал Борис.

— Сам отморозок! — ответила Катька резко. И тут же получила оплеуху от деда:

— А не груби соседу, козья чума! — учил внучку.

Антоновна… Маленькую, сухощавую бабулю бережно укладывают на носилки, долго смотрят вслед неотложке.

— Мужики! Надо хоронить человека. Ведь вот сын ее отдыхает на Канарах вместе с женой. Нужно самим справиться, — предлагает Порва.

— Я гроб завтра сделаю, — подал голос плотник.

— Ну, а мы могилу выкопаем, бабы помин подготовят, — добавил кто-то грустно. И только Лешка сидел, насупившись, будто воробей под дождем.

Антоновна для него была не просто соседкой. Она стала частью дома и двора. Вон клумба, а цветы посадила Антоновна. Кусты сирени под окнами, это она от своего дома принесла каждый куст и посадила на новом месте. Даже березу переселила под свое окно. На ней ночами соловьи поют. О жизни, о любви.

Нет Антоновны, а соловьи прилетели. Радуют живых. Значит, не зря жил человек, со смыслом, со своей задумкой и мечтой. А и умерла ли она? — задумался человек.

Мать в который раз выглядывает в окно, зовет сына на ужин, тот не торопится домой. И только звонок телефона растормошил:

— Леш, ну давай сегодня встретимся! — звонила Любаша. Смешная девчонка. Когда он звал на свиданье, она отказалась, теперь сама назначает. Что ей на ум взбрело, — удивляется парень.

— Так ты придешь?

— Само собой, но куда и во сколько?

— Давай через час…

— Это уже поздно. Мне завтра спозаранок на работу. Я не успею выспаться. Прости, но это моя беда. Если не отосплюсь, я не человек. Давай на другой день!

— Какой ты скушный, спать ложишься вовремя, а как же весна, любовь? Неужели вся жизнь сплошная проза? Поел и спать!

— Не совсем права, Любашка! Ведь у моего начальника есть привычка поднимать нас среди ночи и посылать на задание.

— И это надолго?

— Бывает до утра, тут, как повезет.

— До утра? С кем?

— С ребятами! Такими же оперативниками. Да ты что, забыла, где и как мы с тобой познакомились? Вспомни, во сколько разошлись, тоже утром. То-то и оно! В нашей работе все непредсказуемо, — назначил свиданье девушке на следующий день.

С Любой Свиридов познакомился совсем случайно. Позвонил в милицию комендант студенческого общежития. Попросил погасить драку. Сказал, что все студенты перепились и теперь стоят на рогах, не отличая своих от чужих. Что в общежитии побиты стекла и теперь пошла в ход мебель, а значит, будут трупы. Каждое промедление подобно смерти. Если что-то случится, вы будете отвечать. Я вас предупредил!

Оперативники выехали в полном составе. Предупреждение насторожило. Но комендант сгустил краски. Действительно, в холле дрались несколько парней. Спорили, кто выпивал в двух комнатах и выставил бутылки за дверь. Со студентами не стали разбираться, а всех проживавших в тех комнатах предупредили о завтрашнем выселении и о том, что вход в общежитие будет для них закрыт. Вот тут начались разборки, кто пил, кто нет, где правые, где виноватые. Разобраться в этом вызвали старосту курса Любу. Свиридов спросил девушку, знает ли она этих ребят и что может сказать о каждом?