Страница 18 из 28
Сержант приступил к настройке аппаратуры. Между тем к дому подъехала машина. Хлопнула входная дверь.
– Скорее всего, это врач, сэр, – сказал Ропер.
– Ах да. Пусть войдет.
Пришел медицинский эксперт. Он смыл грим и снял бороду. Вместо полосатых брюк и визитки французского посла на нем были твидовый костюм и свитер.
– Добрый вечер, – поприветствовал он всех. – Простите, что заставил вас ждать. Машина все никак не заводилась.
– Вы доктор Темплетт?
– Да. А вы из Скотленд-Ярда? Быстро же вы прибыли. Ужасная история.
– Да, страшная. Я думаю, мы можем перенести убитую куда-нибудь в другое место.
Они принесли большой стол из задней комнаты и положили на него покойную мисс Кампанулу. Между глаз у нее был след от выстрела.
– Пахнет эвкалиптом, – заметил Аллейн.
– Она была простужена.
Медицинский эксперт обследовал ранение, пока другие наблюдали. В конце концов он выпрямился, достал из кармана бутылочку с эфиром и протер руки.
– Ропер, в одной из гримерок есть простыня, – произнес Аллейн.
Сержант вышел.
– Что вам удалось обнаружить? – поинтересовался Темплетт у Аллейна.
За пианино инспектор нашел ноты «Венецианской сюиты» мисс Прентис. Он держал их в руках и внимательно рассматривал. Как и прелюдия, они были очень потрепанные. На красной обложке расплылось бесцветное круглое пятно. Аллейн потрогал его. Еще влажное. Ропер вернулся с простыней в руках.
– Вряд ли мы сможем придать ей более приличный вид, – проговорил доктор Темплетт. – Трупное окоченение уже началось и особенно заметно на щеках и шее. Довольно быстро, спустя всего пять часов. Пуля прошла навылет, и стало ясно, что именно произошло. Конечно, я с первого взгляда понял, что она мертва.
– Вы сразу поняли, что пуля прошла навылет?
– Да. Ну, через секунду или две. Вначале подумал, что она была убита выстрелом в затылок, но потом заметил следы раны навылет. Направление спутанных волос и так далее. Затем нагнулся, чтобы рассмотреть лицо. И увидел кровь. После обратил внимание на дыру в нотах. Внешний вид помятостей по краям дырки не оставлял сомнений в том, какой путь проделала пуля.
– Очень серьезное наблюдение, – отметил Аллейн. – Итак, вы уже имеете представление о том, что же случилось?
– Я был очень озадачен и сейчас продолжаю мучиться от неизвестности. Когда мы соорудили и установили ширму, я взглянул еще раз, увидел дуло пистолета или что-то похожее на него за куском шелковой ткани и доложил об этом Блэндишу, местному старшему полицейскому офицеру.
– Механизм она привела в действие сама.
– Может, это самоубийство?
– Нет. Это убийство. Увидите, когда мы откроем пианино.
– Исключительный случай!
– Да, дело очень необычное, – согласился Аллейн. – Бейли, вы можете связаться со своим департаментом. Когда Томпсон закончит, займитесь отпечатками пальцев. После можно будет разобрать аппаратуру. Тем временем я достану блокнот и запишу несколько неопровержимых фактов.
Они отнесли стол в угол и загородили ширмой. Ропер подошел с простыней и накрыл тело.
– Давайте присядем где-нибудь, – предложил доктор Темплетт. – Я хотел бы закурить. Все это сильно меня нервирует.
Они присели в первом ряду партера. Старший инспектор подозвал Фокса, тот подошел и сел рядом. Ропер встал неподалеку. Доктор набил трубку. Аллейн и Фокс открыли блокноты.
– Для начала нам нужно знать, – приступил к делу инспектор, – кем была эта женщина?
– Идрис Кампанула, – ответил врач. – Старая дева этого прихода.
– Адрес?
– Ред-Хауз, Чиппинг. Вы ехали мимо по пути сюда.
– Ее близким сообщили?
– Да, пастор их оповестил. Да там из домашних всего три горничные. Мне ничего не известно о ее ближайших родственниках. Кто-то упоминал троюродную сестру, проживающую в Кении. Мы это проверим. Послушайте, давайте я сам расскажу вам все, что знаю.
– Да, пожалуйста.
– Я предполагал, что буду выступать и в роли медицинского эксперта, и свидетеля. Поэтому, ожидая вашего звонка, попробовал разложить все по полочкам. Приступим. Идрис Кампануле было около пятидесяти. Она приехала в Ред-Хауз еще ребенком, в возрасте двенадцати лет. Вместе со своим дядей, генералом Кампанулой, который удочерил ее после смерти родителей. Приемный отец был старым холостяком, и девочку воспитывала его брюзгливая сестра. Мой отец отзывался о ней как о самой противной даме, что ему встречались в жизни. Когда Идрис было около тридцати лет, генерал умер, а сестра пережила его всего на пару лет. Дом и деньги – много денег, между прочим, – достались молодой женщине. Она к тому времени уже стала очень похожа на свою тетушку. Nil nisi bene[8], но факт остается фактом. Она не сумела устроить свою личную жизнь, может, потому, что у нее были устаревшие манеры и викторианские темы для разговоров. Здесь она провела последние двадцать лет. Все, что ее интересовало, – это хорошая еда, общественная деятельность и скандалы местного масштаба. Если честно, даже не верится, что ее больше нет! Послушайте, я не слишком многословен?
– Ничуть. Вы даете нам общую картину, а это сейчас самое важное.
– Вот так проходила ее жизнь до сегодняшнего вечера. Не знаю, рассказывал ли вам Ропер о постановке?
– У нас пока не было времени, – ответил Аллейн. – Но надеюсь вскоре получить от него информацию.
Сержант подошел к ним поближе.
– Постановкой пьесы занимались местные жители, – сообщил доктор.
– Одним из них были вы, – отметил Аллейн.
– Точно. – Доктор Темплетт вытащил трубку и уставился на инспектора. – Вы до этого сами додумались, или кто-то подсказал?
– Сейчас я все объясню. У вас на волосах остался след от грима. А я когда-то написал небольшую монографию о гриме.
– Ставлю десять к одному, – усмехнулся медицинский эксперт, – вы не догадаетесь, какая у меня была роль.
Аллейн посмотрел на доктора в профиль.
– Вообще-то нам это запрещено, – заметил он. – Но под строгим взглядом инспектора Фокса рискну. Возможно, у вас была характерная роль – француза, носящего пенсне без оправы. Ну как?
– Мы спорили на шиллинги?
– Это не было пари, – ответил Аллейн.
– Что ж, тогда объясните мне все, пожалуйста, – попросил Темплетт. – Приятно чувствовать себя дураком.
– Боюсь, это я буду чувствовать себя идиотом, объясняя все. На самом деле все просто. Как говорят герои детективов, нужно только рассуждать. Вы снимали грим в спешке. Живичный скипидар, который я, правда, не упоминал в монографии, оставляет след, если его не удалить аккуратно и со спиртом. Ваш подбородок и верхняя губа выглядят так, будто их изрядно пощипали, и видны следы, напоминающие черные волоски. Именно на кончике подбородка и на щеках. Ха! Черная эспаньолка! Яркая черта иностранного посла. Небольшой красноватый след у глаза говорит о пенсне без оправы. Красная линия на лбу свидетельствует о том, что вы надевали цилиндр. И когда вы упомянули свою роль, то слегка повели плечами. Это значит, что подсознательно вы думали о своем выступлении. Ломаный английский. «Как эта называется?» – Аллейн пожал плечами. – Вот такие дела. Ради бога, скажите, что я прав.
– Ух ты! – восхищенно произнес Ропер.
– Аминь! – подтвердил доктор Темплетт. – Как говаривал доктор Холмс.
– Над которым никто не посмеет насмехаться при мне. Прошу вас продолжить интереснейшее повествование…
Глава 10
По мнению Темплетта
– И таким образом вы видите, – заключил медицинский эксперт, – таких людей, как мы, можно встретить в любой отдаленной английской деревушке. Священник с дочерью, эсквайр с сыном, две церковные курицы и местный доктор.
– И женщина, которая приехала сюда, – добавил Аллейн, смотря в свои записи. – Вы забыли про миссис Росс.
– В самом деле. Ну что же, она просто очень привлекательная леди, которая совсем недавно поселилась в наших краях. Это все. Но будь я проклят, если что-то понимаю. Кому могло прийти в голову убить эту скучную, старомодную старую деву? Мне не хочется думать, что у нее были враги.
8
С давних времен над свежей могилой принято говорить о мнимых и действительных добродетелях умершего; положено говорить nil nisi bene – ничего, кроме хорошего (лат.).