Расколотое королевство

Мальчик лет тринадцати оттолкнул меня, пытаясь протиснуться в первый ряд зрителей. Сейчас передо мной стояло довольно много людей, так что я мог только слышать дерущихся, но не видел их. Впрочем, я уже много раз наблюдал их возню и был уверен, что эта не последняя.

— Вообще-то, — продолжал Эдо, — я пришел сюда не разносить слухи. Есть новые сведения, если не о валлийцах с Этлингом, то о датчанах.

— О датчанах? — повторил я.

Для меня это было действительно новостью, хотя, конечно, Эдо в своем продуваемом всеми ветрами зале имел больше источников информации, чем я, и мог знать даже то, что происходит за морем, поскольку его земли были весьма уязвимы для любого разбойничьего судна.

— Конечно, мы не знаем наверняка, — сказал он. — Но все же купцы, которые часто заходят в датские порты рассказывали нам, что король Свен снова собирает флот, а это значит, что он собирается отплыть этой осенью.

После того, как прошлогодние планы вторжения Свена сошли на нет, я полагал, что он откажется от претензий на английскую корону. Но похоже, что раскол в королевской семье и склоки между ярлами — его дворянами и военачальниками — которые помешали королю в прошлом году покинуть Данию, были урегулированы или оказались менее серьезными, чем мы надеялись. Или те самые ярлы уже прослышали о беспорядках по всей Англии и теперь рассчитывали на легкую добычу: все они были жадными до серебра, приключений и возможности прославить свое имя на чужбине.

Люди, толпившиеся вокруг Серло с Понсом разразились смехом, когда эти двое выбрались из ежевики, демонстрируя явное намерение заключить перемирие до следующей стычки. Их туники были разорваны и покрыты сухими листьями и грязью, у каждого были расцарапаны руки и лицо, но они оба широко улыбались и, несомненно, наслаждались всеобщим вниманием.

Постепенно зрители стали возвращаться к своим кострам, а я повернулся к Эдо.

— Насколько можно доверять этим купцам?

— Не очень, — признался он. — Некоторые более надежны, другие менее, но мы слышали одни и те же истории в течении нескольких недель, так что доля истины в них, несомненно, есть.

Сначала нортумбрийцы, теперь валлийцы, потом датчане. Если то, что говорил Эдо, окажется правдой, я не знал, как мы сможем справиться с ними со всеми. Несмотря на теплое утро, холодная дрожь пробежала у меня по спине, и я ощутил сосущую пустоту под ложечкой.

— Не хочу сказать, что это случится в ближайшие месяцы, — Эдо заговорил громче. — Если случится вообще. В любом случае, нас ждут новые сражения, так что без дела не останемся.

Новые сражения, новые враги. Я окинул взглядом море палаток, над которыми развевались разноцветные знамена. На овец и быков, даже на кур, которых захватили с собой многие лорды, чтобы кормить своих людей и которые теперь шныряли среди травы в поисках корма. На многие десятки людей, которые пришли сюда со своими мечами и щитами, в кольчугах и шлемах, готовые скрестить свое оружие с оружием врага.

Это уже было большое войско, и больше сотни рыцарей придет в ближайшие дни, когда Гуго Вольф и другие откликнутся на призыв ФитцОсборна к оружию. И все же, глядя на наш лагерь, я не мог остановить сомнений, которые уже вползали в мое сердце. Впервые я задал себе вопрос, достаточно ли у нас будет сил для новой войны?

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Дни становились все жарче, и в ожидании баронов, которые придут к нам в ответ на призыв ФитцОсборна вместе с Волком из Честера и Уэйсом, люди становились все нетерпеливее. Мужчины всегда испытывают нетерпение, когда им нечем заняться, и это тем более справедливо в отношении людей меча. Всю следующую неделю я наблюдал, как растет волнение среди нашей армии. Почти каждый день вспыхивали драки: на пристани, на улицах, в пивных и даже время от времени посреди лагеря; иногда между норманнами и англичанами, но чаще между самими французами.

Я часто сравнивал Марку с лоскутным одеялом из обрезков земель и сотен разных дворянских титулов, сшитых вместе королевскими пожалованиями за службу, вассальными клятвами и общим желанием отразить валлийцев, угрожающих их землям. Однако части этого единого целого зависели от крепости соединяющих их нитей, и так как эти нити были сотканы из одних только слов, они часто рвались. В то время, как многие из феодов принадлежали новым дворянам вроде меня, кто получил свои титулы в первые годы вторжения, значительное влияние в приграничье сохраняли старые нормандские семьи, чьи родословные насчитывали множество благородных поколений и восходили ко временам Карла,[9] который был королем франков две с половиной сотни лет назад. Они видели в новичках всего лишь суетливых и амбициозных выскочек, жаждущих богатства, приключений и власти, и потому не доверяли им. Ответом им были если не враждебность, то до крайней степени холодное безразличие.

Теперь, когда обе стороны были вынуждены соседствовать на одном небольшом пятачке, их мелкие склоки и зависть переросли в открытое противостояние. За неделю было убито не меньше дюжины мужчин. Однажды утром в реке было найдено три тела, плывущих лицом вниз; их так раздуло от воды, что они почти потеряли человеческий облик, и никто не мог сказать, кто были эти бедолаги. Так же было немало раненых: один мужчина потерял руку, когда ссора за игрой в кости закончилась поножовщиной; другой сильно обгорел, когда на него опрокинули жаровню за шашни с чужой женщиной; я видел и тех, кто за реальные и воображаемые обиды расстался с ушами и пальцами.

Среди моих людей напряжение так же возрастало. Поначалу не было ничего серьезнее обычного обмена ехидными замечаниями и пошлыми шутками, к чему я давно уже привык. Но очень скоро нетерпение и беспокойство переполнило плотину терпения, и им становилось все труднее удерживать язык за зубами. Даже мне порой было нелегко сдержать негодование от кипящей во мне обиды: обиды на Роберта, на Гийома ФитцОсборна, но прежде всего на валлийцев, по чьей вине нас притащили сюда. Мы оставили Эрнфорд в такой спешке, а ФитцОсборн все никак не мог решить, с чего начать кампанию, и теперь нам не оставалось ничего другого, как сидеть на своих задницах и ждать. Все это довело меня до такого состояния, что я уже сам был готов убивать людей за любой пустяк.

Даже Эдо мог засвидетельствовать мое дурное настроение после того, как я чуть не снес ему голову в учебном бою. Мы использовали дубовые дубинки вместо мечей, но даже удар этой деревяшки мог быть очень болезненным, если попадал в цель, это я знал по собственному опыту. Когда Эдо открылся в слишком глубоком выпаде, мой инстинкт убийства взял верх. Пока он пытался восстановить равновесия, я заметил свой шанс и изо всех сил хлопнул его по голове. Он не успел увернуться и, как подкошенный, рухнул лицом прямо в грязь под сдержанное хихиканье наблюдавших за нами зевак.

Ругаясь на чем свет стоит и не обратив внимания на мою протянутую для помощи руку, он поднялся на ноги и повернулся ко мне красным от злости лицом.

— Смерть Христова, Танкред. Убить меня захотел?

— Тебе больно?

— Жить буду, спасибо за заботу.

Он не сплюнул на землю, но его лицо исказилось от отвращения, когда он вытер грязь со щеки рукой, а потом обтер ладонь о свои клетчатые штаны.

— Не знаю, о чем я думал.

— Ну, в следующий раз думай о чем-нибудь приятном. Ты смотрел на меня так, словно дрался с Эдгаром Этлингом.

Солнце почти коснулось горизонта, мы с Эдо уже были не в настроении продолжать бой, и потому покинули тренировочную площадку и медленно шли мимо загонов, где под черно-золотым значком паслись лошади. Мимо катили запряженные волами телеги, нагруженные сеном, охапками соломы и бочонками с пивом. По ветру плыл запах тушеных овощей и жареного мяса. От реки доносились мягкие звуки флейты, к которой вскоре присоединились пьяные голоса, распевающие песню о дальних странах.

9

Карл I Великий, император франков в 800–814 (династия Каролингов).