Полужизни

Саймон уже хотел повернуть обратно, когда за конюшнями раздался сдавленный крик. Он побежал к приземистым строениям, огляделся по сторонам и не увидел абсолютно ничего.

– Эй, здесь есть кто-нибудь? – позвал Саймон.

Где-то захихикали, и он пошел на звук. Через несколько шагов Саймон налетел на жесткую сеть, которая отшвырнула его назад. Забор из сетки рабицы, по пояс высотой. «Черт!» – выругался Саймон и снова услышал хихиканье. Наконец на глаза попалось нечто, выделяющееся на фоне непроглядного мрака, – три ярко-оранжевые точки, словно приклеенные к деревьям. Это же огоньки сигарет!

Горящие точки стали маяками, Саймон зашагал к ним через рощицу. Он был еще далеко и не мог разобрать лиц, когда раздался голос:

– Сэр, извините нас, извините, пожалуйста! Мы признаем свою вину и чистосердечно раскаиваемся...

– Вы ведь должны нас наказать? – поинтересовалась другая девочка, превратив утверждение в вопрос. – Чтобы мы впредь не совершали таких непростительных ошибок

Девчонки снова захихикали, явно не веря в возмездие.

– Я не учитель, – успокоил невидимых во тьме нахалок Саймон. – Я из полиции. Хоть до одури обкуритесь, мне все равно.

– Мамочки, неужели во мраке ночи по доброму старому Виллерсу крадется полицейский?!

– Вот так дела! – воскликнула третья девчонка.

Тем временем Саймон приблизился и смог разглядеть лица. «Лет по шестнадцать, – решил он. – Ишь, в одних пижамах, ни курток, ни пальто! Ржут как лошади, а сами от холода трясутся!»

– Я ищу Гарстед-коттедж, – сказал он.

– Тогда что здесь делаете? – с презрением спросила одна из нарушительниц.

– Здесь ему лучше! Вы же не хотите попасть в лапы к Кровавой Мэри, да, дядя полисмен?

– Таша!

– Что? Конечно, не хочет! Она жуткая, отвратительная карга!

– Вы о Мэри Трелиз? – вскинулся Саймон.

– Девочки, вдруг она его подружка?

– Или он арестовать ее хочет?

– Где Гарстед-коттедж? – снова спросил Саймон. – Не покажете?

Девчонки издевательски захмыкали.

– Ну конечно! И завуч не убьет нас, если поймает среди ночи в одних пижамах...

– Кровавую Мэри испугалась! Я отведу вас, дядя полисмен, только сигаретку докурю!

– Ну и трепло ты, Флавия! Будто сама ее не боишься!

– От трепла слышу!

– Почему ее нужно бояться? – спросил Саймон, искренне надеясь, что Нил Даннинг не приедет именно сейчас и не застанет его в темной роще с тремя полуодетыми малолетками.

– Господи, он же не в курсе!

– А вы поверите, если скажем?

– Мэри отлавливает девочек, убивает и пьет их кровь!

Девчонки так и прыснули.

– Эй, а она вообще существует? Я в глаза ее не видела, хоть с тринадцати лет здесь торчу!

– Нет, по правде Мэри никого не убивает и кровь не пьет, но из дома выходит исключительно по ночам...

– Что тут странного? С таким лицом я бы и ночью не выходила!

– Мэри голодом себя морила, а когда сошел жир, лицо сморщилось и стало как у столетней карги. Вот это чистая правда!

– Мэри – живая легенда Виллерса.

– Истории о ней передаются из уст в уста, из поколения в поколение... – фальшиво-взрослым голосом пропела маленькая нахалка, изображая учительницу, и подружки покатились от хохота.

– Заткнись, убожище! Не дай бог разрешение на отлучку из-за тебя потеряю!

– Если поможем полиции, нас наказывать не станут!

– Обе заткнитесь! У дяди полисмена нет времени цацкаться с маленькими девочками! В общем, точно мы не знаем...

– Еще как знаем! И мисс Уэстуэй об этом говорила, и миссис Дин...

– Все это мерзотные сплетни!

– Не мерзотные, а мерзейшие, слова «мерзотный» нет. Простите мою соседку, сэр, она обкурилась! – сказала девочка, стоящая ближе всех к Саймону. – Это не сплетни, а страшная правда. Кровавую Мэри бросил бойфренд, и она от горя пыталась повеситься. В Гарстед-коттедже...

– На глазах бойфренда! – вставила другая девочка.

– Ах да, я и забыла... Мэри вызвала его на ужасный спектакль, – девочка по имени Флавия – если, конечно, Саймон не ошибся, – изобразила в воздухе кавычки. – Когда он приехал, Мэри стояла на обеденном столе с петлей на шее. Другой конец веревки она привязала к лампочке...

– Нет, к люстре, к люстре!

– Ага, в коттедже люстра, конечно!

– Я слышала, что к люстре!

– Неважно! Короче, бойфренд вызвал «скорую», Мэри повезли в больницу, но по пути наступила, как ее... клиническая смерть? Целых три минуты сердце не билось и кислород не поступал в мозг...

– Не три, а десять!

– Детка, после десяти минут клинической смерти не воскресают! Я видела Мэри, она, конечно, чокнутая, но вполне живая. Так о чем я? Ах да! Врачи «скорой» с того света ее вернули. Думали, она умом повредилась, а нет, ничего подобного. Но это только на первый взгляд, ведь именно после той трагедии она превратилась в Кровавую Мэри. Даже имя изменила...

– Подожди! – скомандовал Саймон. – Что значит – имя изменила?

– Стала Мэри Трелиз.

– Кровавая Мэри – это же как коктейль, а Кровавая Марта звучало бы фигово.

– Марта? – Если бы не специфический наряд девочки, Саймон чувствовал бы себя увереннее и расспрашивал бы настойчивее.

– Прежде ее звали Марта Вайерс, но после клинической смерти и чудесного воскрешения она запретила себя так называть. Типа Марты Вайерс больше нет...

– Ж-жуть! Как ни услышу эту историю, каждый раз мурашки по коже.

– Она рвала на части всех, кто звал ее Мартой, поэтому вскоре даже ее родители переключились на Мэри...

– Рвала на части? – перебил Саймон, решив расставить все точки над i.

– Перевод с языка Виллерса: очень сердилась на всех, кто звал ее Мартой.

– Став Мэри, Марта сбросила вес. Прежде-то была настоящей пышкой!

– Совсем зачахла от тоски по своему любимому!

В присутствии полуодетых девчонок Саймон не мог рассуждать здраво.

– Не знаете, почему она выбрала имя Мэри Трелиз?

Девочки переглянулись и впервые притихли.

– Нет, не знаем, – наконец ответила одна, явно недовольная, что ее застали врасплох. – Да и какая разница, это же только имя!

– Да, только имя, тебе ли не знать, Флавия Эдна Сирайт, – поддела одна из подружек.

– Но после чудесного воскрешения изменилось не только имя. – Флавия попыталась вернуть беседу в прежнее русло.

– Ага, история вообще странная!

– До трагедии она была писательницей, у нее даже книга вышла.

– Точно, она есть в библиотеке колледжа.

– Значит, Мэри училась в Дарвилле?

– Нет, в Марджерисоне!

– Какая разница, в каком колледже она училась! Она была писательницей, а после того, как решила повеситься, да не вышло, не написала больше ни слова, зато живописью увлеклась. Сама я не видела, но многие болтают, что встречали Мэри ночью с сигаретой в зубах. Дескать, у нее вся одежда в краске...

– Так Дамарис Клэй-Хоффман не остановила Кровавую Мэри и не попросила угостить ее сигареткой?

– Дамарис Клэй-Хоффман – мерзкая лгунья!

– Где Гарстед-коттедж? Провожать меня не надо, просто объясните, где он. – Саймону хотелось подобраться к коттеджу неслышно, без верещащей свиты.

Едва Флавия Эдна Сирайт показала налево, тихую ночь вспорол грохот, как от небольшого взрыва.

– Господи! – девочка схватила Саймона за руку. – Это уже не смешно! Там что, стреляют?

27

5 марта 2008 года, среда

– Глупая ошибка, – качает головой Мэри. – Ты сказала «поезжай к родителям», и я поняла, что ты имеешь в виду Сесили. Ты плохая лгунья, Рут!

По всему телу растекается боль. Во мне пуля, бездушная, безжалостная. Я видела, что увернуться не успею, и теперь лежу на полу и тянусь к Эйдену, но он слишком далеко.

– Зато ты... отличная лгунья, – с трудом выдавливаю я. – Ты Марта.

– Нет, Марта умерла! Ее сердце остановилось. Ее мозг задохнулся от нехватки кислорода. Человек не может умереть, воскреснуть и совершенно не измениться.

– Аббертон... Те девять имен... – Я поднимаю голову, но слишком больно. Думать и при этом двигаться я не способна, поэтому буду только думать.