Страница 72 из 75
Маргарита тихонько кашлянула. Отвесив поклон, Дэвид отметил, что эта история по праву принадлежит ей. Она изложила случившееся удивительно кратко, но подробно остановилась на доказательствах истинности происхождения документа.
Генрих откинулся на спинку кресла.
— Вы понимаете, что это делает нашу супругу королеву незаконнорожденной?
— Понимаю, сир, — отозвалась Маргарита. — Весьма сожалею, но я думала, для вас было бы важно получить эти доказательства.
Генрих буркнул что-то неразборчивое, соглашаясь.
— А этот младенец, которого, как вы утверждаете, родила леди Элеонора и который был заклеймен Эдуардом в знак признания его своим сыном? Право ребенка на престол очевидно, оно более весомое, нежели у других претендентов из рода Йорков, включая братьев нашей Елизаветы. Что вам известно об этом младенце?
Дэвид сделал глубокий вдох и расправил плечи.
— Простите мне, сир, но тот младенец — я.
Генрих недобро прищурился.
— Ты?
— Воспитанный в женском монастыре, принимающем сирот, и отмеченный клеймом Плантагенетов.
— Мы хотим увидеть это клеймо.
Произнеся эту фразу, Генрих тут же сделал знак сенешалю. Тот вышел в коридор и вернулся с эскортом, ожидавшим снаружи. Люди короля окружили Дэвида. Через мгновение он уже стоял на коленях, плащ и камзол с него сорвали, а рубаху разорвали на плече, открывая клеймо.
— Сир! — воскликнула Маргарита, не в силах скрыть охвативший ее ужас. — Сэр Дэвид приехал к вам с этими новостями. А ведь он мог продолжать собирать людей под свои знамена, причем с вашего одобрения. Он мог бы обманывать вас, а как только набрал бы достаточно воинов, выступил бы против вас открыто.
«Если она хотела помочь, то нашла совершенно неподходящий способ», — в отчаянии подумал Дэвид. Последнее, что ему сейчас было нужно, — это заставить Генриха видеть в нем потенциального врага.
— И мы должны принять существование этого клейма на веру, леди Маргарита? — возмутился король. — Мы не должны осмотреть его, чтобы понять, старое оно или свежее, настоящее или подделка, клеймо или просто шрам?
— А зачем ему лгать? — в свою очередь возмутилась Маргарита. — Он вполне мог молчать о клейме, пока его не коронуют, если бы именно этого он хотел. Ведь его уже признали претендентом на престол, чудом спасшимся Эдуардом.
Король ничего на это не сказал, но жестом отпустил своих людей. Когда они вышли из зала, Дэвид несколько успокоился. По крайней мере, его не потащили в Тауэр. Он быстро поправил одежду, но остался стоять, опустившись на одно колено. Ему показалось, что лучше вести себя поскромнее, по крайней мере до поры до времени.
— Его признали благодаря моим наущениям и с моей помощью, — наконец заговорил король. — Ты должна нас понять: мы заподозрили, что нас водят за нос.
— Никогда, сир! — заявил Дэвид, стараясь изобразить как можно более искреннее негодование.
— Почему вы так решили? — спросила Маргарита. Она стояла напротив Генриха прямо, горделиво подняв голову, хотя ее сжатые в кулаки руки дрожали. — Сначала вы сами за ним послали. Когда он не приехал, вы придумали уловку, которая, как вы полагали, не могла не сработать. И вы не ошиблись: ввиду нежелательной помолвки я обратилась к нему за помощью и он примчался ко мне. Затем вы, именно вы, предложили Дэвиду сыграть роль претендента на престол. Ему простительно то, что он считал себя простофилей, думал, что его обманом выманили сюда, чтобы уничтожить.
— Маргарита! — ахнул Дэвид.
— Ты забываешься, леди Маргарита! — сурово произнес Генрих. — Мы не настолько безрассудны, чтобы предложить настоящему наследнику поднять против нас восстание.
— А Дэвид не настолько слабоумен, чтобы пойти против вас. Он согласился участвовать в вашей игре по одной-единственной причине: вы дали слово, что меня больше никогда не будут принуждать к замужеству. И если его успехи превысили ваши чаяния или ваши нужды, это произошло не из-за ошибочных действий Дэвида, а возможно, потому, что люди отметили королевское величие в его внешности и манерах. Где вы видите предательство или преступное намерение? Им руководила только честь, которая для него важнее жизни.
Судя по ее страстному выступлению, она все-таки поддерживает его, а не наоборот. Потрясенный Дэвид слушал ее, и в нем возрождалась надежда. Он не мигая смотрел на Маргариту, пытаясь отыскать подтверждение ее искренности. Ее лицо стало бледным, под глазами залегли темные круги отчаяния, а она не удостоила его и взглядом.
Генрих поерзал в кресле, на секунду сжал подлокотник, но тут же разжал пальцы и принялся барабанить ими.
— И мы должны позволить ему продолжать собирать людей против нас, пока его войско не станет больше войска Уорбека?
— Но ведь он…
— Нет, сир, — вмешался Дэвид, не обращая внимания на безмолвный протест Маргариты. — У меня нет никакого желания носить корону. Вы заслужили ее, сражаясь под Босвортом. Да обнаружь я в десять раз больше доказательств того, что я сын Эдуарда, я и тогда не стал бы претендовать на нее.
Генрих фыркнул.
— Легко сказать, но уже не раз случалось, что мужчинам внушали королевские амбиции те, кто хотел использовать их в собственных целях.
— Однако среди них не было ни одного с такой силой воли или таким нежеланием становиться королем, — поддержала Дэвида Маргарита.
— Не было, сир, — как можно искреннее поддакнул Дэвид. — Вы можете уничтожить свидетельство моего неотъемлемого права, если на то будет ваша воля. Я вырос, не считая себя достойным даже замка, не говоря уже о королевстве. Я никогда не жаждал ни высоких почестей, ни обязанностей, к ним прилагающихся. Все, что у меня есть, я заработал сам, благодаря своей силе и благосклонности небес. Я сам себе господин и никогда не обменял бы это на господство над всей Англией, в том числе и потому, что, по правде говоря, не думаю, что способен заботиться о благе всех подданных.
— Прекрасные слова и честные речи, — поджав губы, признал Генрих, — но разве они гарантия крепости нашего трона, благополучия нас, нашей королевы и наших наследников? Если мы ошибемся, мы потеряем все, поскольку ты не сможешь позволить нам жить, как и я не могу позволить жить тебе, как бы красиво ты ни говорил.
Это был смертный приговор, и доводы Генриха казались взвешенными и логичными. Дэвид едва слышал его из-за барабанного стука сердца — его страх усилился, так как он понимал, что под топор или на виселицу может пойти не один.
— Но, сир, — быстро шагнув вперед, хриплым от волнения голосом заговорила Маргарита, — если вы заберете жизнь Дэвида сейчас, это лишь подтвердит истинность истории его рождения, которая теперь известна всем. Его имя стало легендарным. Кто не знает Золотого рыцаря? Люди могут отвернуться от вас, узнав, что вы казнили его без суда и следствия. Позвольте напомнить: Уорбек все еще собирает силы, и, в отличие от Дэвида, он действительно жаждет получить корону.
Дэвид чувствовал жалящие уколы шерстяного ковра сквозь чулок, обтягивающий колено, ощущал запах горячего лампового масла, пыли и легкий аромат сандала, исходящий от одежды Генриха. Куда лучше сосредоточиться на таких вещах, чем на решении, которое Генрих примет через несколько мгновений. В повисшей тишине постукивание королевских пальцев о подлокотник кресла казалось неприлично громким. Неожиданно постукивание прекратилось.
— Кто еще знает эту историю, леди Маргарита, кроме тебя и сэра Дэвида? — задумчиво спросил Генрих.
Это была ловушка, и она видела ее широкий и глубокий зев. Взглянув на Маргариту, Дэвид почувствовал удар ледяного копья, пронзивший его до мозга костей.
— Маргарита… — начал он.
— Пожилая монахиня в женском монастыре, а также те, кто был со мной, когда она поведала мне эту историю, — суровым и ровным тоном произнесла она. — Кто еще, я сказать не могу, поскольку не знаю, сколько людей слушали излияния монахини.
Только теперь Дэвид понял, что не дышал, ожидая ее ответа. Если бы о праве Дэвида на престол знали только он и Маргарита, то их обоих, скорее всего, немедленно бросили бы в Тауэр. Маргарита не попала в расставленную королем ловушку, и ему не придется смотреть, как ее схватят вместе с ним.