Страница 44 из 86
Впрочем, в то время Лоре было не до того, она была на девятом месяце, и, по словам ее подруги Чарлин, мозги у нее тоже были «беременные». В то время все казалось ей очень простым — дал слово, держи, — но это было до возвращения Рича.
Бывают же неудачные сделки. И даже если они неудачные, ты ничего не можешь сделать, кроме как платить по счетам и надеяться на лучшее.
Единственный случай, когда хоть кто-то мог сказать об этом вслух, произошел после смерти матери (никаких Джентльменов, всего лишь три пачки «Мальборо» ежедневно на протяжении двадцати лет). Тогда на городском собрании выступил юрист в мятом синем костюме, и ему удалось созвать почти всех жителей Лощины, пообещав им бесплатное барбекю. Он показывал схемы и диаграммы и возбужденно говорил о статистике заболеваемости и о фабрике чуть дальше по шоссе. И наконец, после получасового молчания горожан, он предложил им подать коллективный иск.
Священник, выступивший от лица общины, кивнул, улыбнулся и проводил юриста до двери.
— Судебный иск нам не поможет, — сказал он, — даже если мы знаем, кого винить.
Сразу после того как он закрыл дверь, кто-нибудь мог бы заговорить, нарушить это давящее молчание и назвать виновных вслух. Но юрист уехал, а никто не издал ни звука, и священник лишь пожал плечами и вздохнул.
Рич ушел на войну. Рич вернулся. Лора написала ему о рождении Тоби, и ее сердце снова запело, когда она увидела его улыбку. Но Рич смотрел в окна затравленным взглядом, и преследовали его не только призраки войны. Он больше не мог водить машину, потому что через каждые несколько миль ему приходилось останавливаться и отдыхать, опустив голову на руль. Так что отныне он был привязан к Лощине, и Лощина поглотила его.
В апреле после весеннего посещения Джентльменов (которое, как позже объявил Эшли Ирвин, состоялось через шесть с половиной месяцев после предыдущего) они с Ричем поссорились. Вряд ли это можно было назвать настоящим скандалом: Лора уронила стакан, а Рич вбежал в кухню так быстро, что чуть не сбил Тоби с ног. Он наорал на нее, она наорала в ответ, оба испугались и разозлились друг на друга за этот испуг, и Лора даже не поняла, что получила пощечину, пока ее щеку вдруг не обожгло огнем. Она прижала ладонь к лицу, все еще не веря в случившееся. Рич уставился на нее, как будто у нее выросли рога, а потом повернулся и выбежал прочь из дома, не обращая внимания на вопли Тоби.
Лора не пошла его искать, хотя он не вернулся ни к ужину, ни к рассвету. В тот вечер она уложила детей позже обычного и утром, услышав стук двери, не стала вставать.
Когда она наконец вышла из спальни, Рич сидел за кухонным столом и разглядывал свои ладони. Лора уселась напротив, и через некоторое время он заговорил.
— Меня предупреждали, что вернуться сюда будет трудно, — сказал он и на этот раз не отдернулся, когда Лора взяла его за руки. — И мне казалось, что все хорошо, но потом… Здесь что-то есть, и я как будто вижу то, что мне нельзя видеть, и становится все хуже и хуже. Как будто кто-то тычет пальцем в мою голову. — Он посмотрел в окно, словно боялся, что за ним следят.
Лора промолчала, но подумала о том, каким умным ей казался Рич, когда они учились в школе, как быстро он замечал то, на что она не обращала внимания, и что ей сразу следовало знать — он не изменится.
— Давай уедем, — предложил Рич и поцеловал ее пальцы. — Я пока сам не знаю куда, но первое время мы можем пожить у моих предков.
Лора высвободила руки, встала и подошла к окну.
— Здесь мой дом, — ответила она.
Глаза Рича расширились, и в них мелькнула боль.
— Я знаю, детка, но это нехорошее место. Нам нужно бежать отсюда.
«Уж я-то знаю. Или тебя выгонят, или заберут».
— То есть, — сказала Лора, — или я уезжаю с тобой, или ты уезжаешь один.
— Что? Нет, я не то хотел…
— Я знаю. — Она повернулась к нему с улыбкой, смаргивая слезы. — Я прогоняю тебя, Рич. Я изгоняю тебя из своей жизни. И из Лощины.
Развод дался им нелегко — но чего еще было ждать, когда они оба любили друг друга. Рич звонил ей и оставлял сообщения, злился, плакал и умолял, и Лора прослушивала их все, обхватив себя руками с такой силой, что к концу сообщения на коже выступали синяки. Тоби стал больше капризничать, а Дженни повадилась по ночам забираться в ее постель.
Но Рич стал свободен. Рич вырвался, и она никогда, никогда не отдаст его им. Даже если ночами она будет просыпаться и плакать над пустой половиной кровати. Даже если ей снова придется наблюдать за жизнью со стороны.
Огни перестали мерцать, и шепот утих. И теперь, отрицать уже было нельзя, ей предстояло увидеть, как Джентльмены приближаются к ее дому. «Я пыталась, пыталась, — подумала Лора. — Я могла бы отослать детей, могла бы…»
Но что бы изменилось? Женщины старшего поколения, такие, как Лорина няня, отсылали своих детей из города. А потом умирали в одиночестве и забвении, потому что так отчаянно стремились разорвать связь между Лощиной и теми, кого любили, что заодно разрывали и нить своей жизни. Но и этого было мало.
Лора в набитой битком машине, с детьми на заднем сиденье, смогла доехать только до городской черты, а потом силы ее оставили, и она обнаружила, что не может сдвинуться с места. Она даже подумывала о том, чтобы огородить дом солью и железом, как сделала одна женщина в 2009 году, но через пару месяцев в доме взорвался газ, и вся семья погибла. Джентльмены забрали свое. Ты вверяешь им свою жизнь, а в ответ позволяешь ее забрать.
Эта сделка была заключена давным-давно, в те времена, когда Лощина только появилась. А условия сделки приходится выполнять.
Зазвучала слабая мелодия, пробежала дрожью по оконным стеклам и передалась кончикам пальцев. Первым побуждением Лоры было ее описать, и она задумалась о звуках флейты, криках совы и плачущей горлицы, прежде чем услышала в ней зов.
«Все правильно, — сказал ей голос. — Дети умирают, и если одному из них придется умереть, кто сможет сделать выбор, как не мать?» Лора выпрямилась на диване, зная, что выглядит сейчас в точности как ее мама, а потом поднялась на ноги.
Она бесшумно вошла в спальню и посмотрела на детей. «Тоби, — думала она, — он слишком маленький, чтоб понимать, что такое болезнь. Нет, Дженни, потому что она хоть сколько-то, но прожила. Нет…»
Ей послышался какой-то неясный шум, фальшивая нота в музыке Джентльменов.
«Решай. У тебя есть время. Решай».
Но шум не исчезал, прорывался пульсацией, как… телефонный звонок, и Лора обернулась как раз вовремя, чтобы заметить яркий красный огонек автоответчика.
— Эй. Привет. Это я, — раздался голос Рича сквозь потрескивание пленки. — Послушай, я понимаю, что ты спала… Надеюсь, я детей не разбудил, прости! Но мне очень нужно с тобой поговорить.
Он продолжил, но Лора не слушала. Его голос был взволнованным и хриплым, совсем непохожим на обычный тон Рича, но этого хватило, чтобы заглушить зов Джентльменов.
Лора снова посмотрела на детей. Она могла войти в комнату, вернее, она уже вошла, чтобы выбрать одного из детей и вынести его наружу. А позже, когда ее ребенок умрет, можно будет сказать себе, что она не делала этого, а просто смотрела со стороны.
Она подумала о диадеме и о Кайле.
Дженни шевельнулась, хлопнула ладонью по пустой половине кровати, где раньше лежала Лора, и подскочила:
— Мамочка?
— Лежи, детка, — сказала ей Лора. Она обхватила себя руками, не смея обнять свою дочку в последний раз, чтобы не утратить решимости. — Оставайся здесь и спрячься под одеялом. Я сейчас вернусь… — Поймав себя на лжи, Лора покачала головой. — Спи крепко, милая. Я люблю тебя…
Она отвернулась, не ответив на испуганный возглас Дженни, и закрыла за собой дверь. Последние секунды сообщения не записались, потому что закончилась пленка, и Лора, проходя мимо телефона, погладила его пальцем: