Лучшие страхи года

— Мне просто нужно одну вещь спросить, можно? А потом я оставлю тебя в покое. Когда твоя жена…

— Она не была мне женой.

— Прости. Твоя девушка…

Я собирался возразить ему, но что я мог сказать? Простая правда заключалась в том, что у нас с Эсси и секса-то почти не было, а если б мы и захотели им заняться, то меня оттолкнули бы струпья и вспухшие рубцы на ее бедрах. Мне ненавистна боль. И вот что забавно, только после нескольких лет дружбы с Эсси я смог понять, что и ей боль была ненавистна.

Мой гость немного помолчал. А потом заговорил снова:

— Когда она… исчезла…

И снова он надеялся, что я продолжу. Но я не мог и не стал продолжать.

— Мне просто нужно знать, — сказал Уилл. — Ты кого-нибудь видел?

А теперь осторожнее. Осторожнее. Что там должно быть дальше? Как развивается история, которую они рассказывают друг другу?

— Что ты имеешь в виду? — переспросил я. — Были ли другие люди в хранилище вместе с нами в ту ночь? Да, были. — И это была правда, хотя все они оставались на цокольном этаже. Никто из них даже крика Эсси не услышал.

Мой гость уставился на меня, и я понял, что слегка перестарался, разыгрывая дурачка. И он не журналист, не частный сыщик. Он — такой же ползун, как и я. Может даже, такой же бывший ползун. И он заплатил за право так себя называть, как и я.

Нет, не совсем так.

— Прости, — сказал я. — Привычка.

— Ну так что? — спросил Уилл. — Ты видел?

Я вздохнул. Мое сердце колотилось, а кожа покрылась мурашками. Я почувствовал, как призрачные волосы Эсси скользнули по моей руке.

— Суть в том, что я не знаю точно, когда это произошло. То есть я не уловил точный момент. А ты?

Неожиданно Уилл заплакал. Он сидел неподвижно, и только один раз поднял руку, чтобы вытереть слезы тыльной стороной ладони. Заговорил он хрипло, как простуженный:

— Теперь знаю.

Невольно — вопреки всему — я наклонился вперед, сжав бутылку:

— Откуда?

И он мне рассказал.

— Мы думали, это будет наша последняя вылазка, по крайней мере на какое-то время. Хранилище в Сент-Поле. Ты слышал о нем? Оно огромное. Шесть брошенных складов на самом берегу Миссисипи. И там такая вонь! Местные рассказывали, что пару раз в году там река горит. И стекол в окнах нет, так что всю грязь с судов и весь снег зимой ветер несет прямо в хранилище. Книги, если с другими местами сравнивать, просто в ужасном состоянии. Но господи, их там так много! Так много! И это вовсе не тетради. Не какое-нибудь дерьмо. Это хранилище возникло так же, как и то, что в Далласе. Была зима, валил снег, и в одну и ту же ночь закрылись последние магазины в Миннеаполисе и Сент-Поле. Владельцы вывезли на склады все, что у них было. Ползуны говорили, что в первый год там даже были отдельные секции. Краеведение. Криминалистика. Классическая литература. Ты представляешь? Вот там мы провели медовый месяц. Так Бри захотела, хотя это я был ползуном, а не она. Мне кажется, она и в хранилище-то не была ни разу, пока со мной не познакомилась. Но ее тянуло на приключения. Одеться в черное, обследовать окрестности, вымазаться с ног до головы. Бродить между горами книг в двадцать футов высотой, светить в лицо фонариком, и чтобы вокруг стоял шелест заплесневевших страниц. Бри говорила, это все равно что забраться в старинный дом и обнаружить, что жильцы сидят в своих кроватях и всю ночь сплетничают. Но ты ж, наверное, и сам знаешь. Не понимаю, зачем я это рассказываю. Короче, это было позапрошлым летом. Наша ночь в Сент-Поле. Ужасно влажная была погода. Река хоть и не горела, но от нее несло нефтью. На том берегу, где Миннеаполис, разбит парк, так что те, кто не боится запахов, могут устраивать пикники и смотреть на суда, но со стороны Сент-Пола там сплошные склады и свалки, и пятьсот миллионов москитов. Их писк не прекращается ни на секунду. Ей-богу, звук такой, как будто мир дал трещину, и сквозь нее материя просачивается в никуда. Мы для нашего медового месяца выбрали пять хранилищ в четырех городах и собирались осмотреть их за четыре дня. Сент-Луис, Топека, Линкольн, Уолл. Ты был в Уолле? В Южной Дакоте? Это городишко посреди прерии, и хранилище стоит буквально в сотне ярдов от их знаменитого магазина. По сути это просто большой сарай. В нем почти ничего нет кроме карт, высохших шариковых ручек и тысяч экземпляров одного и того же учебника по теории эволюции. Зато мы видели бизона. Он прошел мимо дверей, когда мы были внутри. Один-единственный бизон. Но Бри была в восторге.

Уилл умолк, и я подумал, что он сейчас опять заплачет. Кажется, именно это он и собирался сделать, и даже руку поднес к глазам. Но потом опустил ее и продолжил рассказ.

— Когда мы шли в первые четыре хранилища (мы их за три ночи осмотрели, и осталась одна, четвертая), Бри одевалась очень тщательно. В черные колготки, длинную черную юбку, черный свитер, черную шерстяную шапочку. Она говорила, что это для защиты от бактерий, и я так смеялся над ней! Моя маленькая богатая девочка. Она, наверное, за всю свою жизнь ни одной книги в руках не держала. Во всяком случае, не бумажную и уж наверняка не старую. Она говорила, что обязательно вызовет «скорую», если я вдруг заболею дифтерией и свалюсь без сознания, а я ей отвечал, что не пить же буду эти книги, а просто потрогаю, ну, может, прихвачу с собой пару штук, а она: «Дифтерия, запомни! Если что, то я тебя предупреждала». Такая у нее была манера разговаривать. И она была такой веселой. Могла простым приветствием рассмешить человека. У нее было столько друзей…

Уилл заплакал снова и на этот раз все-таки взял у меня бутылку. Если он и заметил, что моя рука дрожит, то ему хватило ума промолчать.

Дифтерия. Может, у Бри и было множество друзей, но Эсси не стала бы одной из них. Дифтерия — опасное заболевание, приводящее к прогрессирующему слабоумию. И это уже не лечится. Вот так бы сказала Эсси.

Но рассказ Уилла вернул меня в прошлое. В нашу первую ночь в хранилище — том самом, которое открыли первым. Рузвельтовское хранилище, склад в Мичигане, где на истлевших книжных страницах растут грибы, а все еще завернутые в защитную пленку блокноты и общие тетради свалены в кучи высотой чуть ли не в человеческий рост: целая горная гряда с альпийскими лугами из розовых и зеленых обложек и водопадами из скрепок и бутылочек с «жидкой бумагой». И тянется она на целые мили. Из-за высокой влажности в теплые ночи над землей поднимается туман и плывет через огромное полупустое пространство, словно сами слова отрываются от страниц и взмывают к оконным проемам, чтобы рассеяться над опустевшими улицами Автограда.[20]

Мы бродили там часами, сортировали найденные предметы, собирали грибы, разглядывали гигантского феникса, нарисованного на стене второго этажа, огромного, оранжевого и гневного, поднимающегося из груды изломанных твердых переплетов. Я так и не нашел ничего стоящего, а Эсси прихватила с собой всего одну книгу. Восьмое издание «Путеводителя по индейской Америке для младших школьников» Скотта Мишлена.

Хотя мы вернулись на наш чердак уже в пятом часу утра, Эсси сразу же села за работу. Она занималась этим неделями, ночь за ночью, до самого рассвета, почти не разговаривала и очень редко выходила даже в ванную за лезвиями. И наконец, однажды вечером я вернулся с работы и увидел, что на столе стоят розы и тарелка с горячим венгерским гуляшом, который Эсси никогда для меня не готовила, и возле вазы лежит ее первое настоящее произведение.

То, что она сделала, было очень простым. Очень скромным. Сначала я вообще ничего особенного не заметил. Но потом, пролистывая страницы с рисунками Сакагавеи и фотографиями вигвамов, я начал обращать внимание на крохотные пятна, которые могли бы быть случайными отпечатками детских пальцев, если бы их не было так много и они не были бы разбросаны по страницам таким необычным образом: то край указательного пальца, то отпечатки большого вдоль всего листа до самого номера, то брызги красных чернил прямо посреди карты. Как будто паук влез в чернильницу и начал плясать по странице. Затем я начал замечать пропущенные слова. Некоторые были замазаны, некоторые заклеены. А еще были пятна в форме жучков, вдавленные между строк. Некоторые из них, как мне показалось, и в самом деле были жучками. А еще там были крохотные порезы. Тысячи их. Я подозревал, что если разошью страницы, то обнаружу на каждой из них узор в виде снежинки или чего-то подобного.

20

Motor City — прозвище г. Детройт, центра автомобильной промышленности США.