Страница 14 из 63
жизненной силы будет громаден и настолько мощен, что «акцептора» ждет
моментальное омоложение чуть не на двадцать лет с постоянной
положительной динамикой. При этом Шевчук усиленно подчеркивала, что без
специальной методики, которой владеет только она сама, и без определенных
медитационных формул, которые, опять же, известны только ей одной, все это
будет вульгарным убийством, которое оздоровительного эффекта не даст, а
лишь испортит биографию, и рекомендовала удерживаться в рамочках и
довольствоваться малыми «уколами».
Непонятно, была ли это глупость метрессы, болезненное тщеславие или
ее накрыло весеннее обострение, но, кажется, кое-кто из ее пациенток наживку
заглотил, и ритуальное убийство все же произошло. По непонятному
совпадению в день самоубийства Шевчук, только несколькими часами раньше,
была убита молодая девушка без видимых мотивов и причин. Нашлись
свидетели, которые видели, как некая особа в бесформенной одежде появилась
из прохода между домами, где впоследствии и был обнаружен труп, выбежала
во двор, а затем сняла с себя дождевик и больничные бахилы и все это тут же
сунула в мусорный контейнер. И моментально с места событий смылась. Эти
предметы в контейнере впоследствии были обнаружены. Как выяснилось, они
были со следами крови жертвы. И, по словам все тех же свидетелей, суетилась
возле контейнера «нервная пенсионерка». Когда она стаскивала с себя свой
«защитный костюм», капюшон пальто съехал ей на затылок. Но об этом
немного позже.
Итак, с самоубийством психологини все ясно и понятно. Это
действительно самоубийство. Встала на стульчик, просунула голову в петлю,
потом стул оттолкнула ногами. Вписывается в привычную картину как способ,
так и мотив. Записку предсмертную, опять же, на принтере своем распечатала и
не поленилась все подробно объяснить, спасибо ей огромное за это от лица их
отделения полиции. Но не по этому поводу пришел беспокоить гражданку
Кирееву оперуполномоченный лейтенант Кутузов. А вот по какому.
Дело в том, что к той предсмертной записке, видимо в качестве бонуса
органам внутренних дел, покойная Шевчук Галина Васильевна прикрепила
список своих пациенток, а также их отчеты, то есть, где, когда и какое конкретно
«домашнее задание» дамы выполняли. Обнаружились некие совпадения по
прошлым инцидентам. В течение января-февраля было зафиксировано
несколько немотивированных хулиганских нападений на улице, а конкретно,
был случай, когда студентке в подворотне плеснули в лицо соляную кислоту,
был инцидент с попыткой удушения в подъезде жилого дома, тоже студентки, а
еще одной потерпевшей, продавцу-кассиру из «Макдоналдса», пытались резать
лицо, однако все это не складывалось в общую картину. Конечно, в отделениях
удивлялись, что хулиганят именно старухи, но это были разные старухи, и
происшествия случались в разных концах города. Теперь после этого
самоубийства все похожие дела подняли и пытаются как-то объединить.
В списках пациенток Галины Шевчук имеется и Инесса Николаевна
Киреева.
– И это точно родственница вашего мужа, а не ее полная тезка. Мы
проверили рабочий компьютер покойной Шевчук, в базу вбиты и прочие
анкетные данные, – подвел черту опер Кутузов.
– Ну и что? – спросила с вызовом Надежда, хотя примерно что-то такое
она и ожидала услышать. – Она не имеет права посещать оздоровительные
тренинги? Или вы имеете что-то на нее? Она тоже кого-то облила купоросом?
– Да нет, не облила. Впрочем, не знаю, может и обливала кого-то. Я же
вам объяснил, что произошло убийство. Колотая рана в сердце была нанесена
девушке, которая по документам… ну, это неважно. Короче, нам удалось
выяснить кое-какие подробности данного преступления. Так вот, во-вторых, на
месте убийства обнаружен рекламный буклет того самого «Центра».
– А во-первых? – спросила лейтенанта полиции Надежда, уже
предчувствуя гадость.
– А во-первых, я же говорил, есть два свидетеля, которые видели убийцу.
Правда издалека и в свете фонарей, но тем не менее оба с уверенностью
показали, что это рослая пожилая женщина с черными, вероятно, окрашенными
в черный цвет волосами.
– Таких по Москве тысячи, – уже не очень уверенно проговорила Надя.
– Точно, – легко согласился опер. – Осталось убедиться, что у вашей
родственницы есть алиби, и я вас оставлю в покое. Поздно уже. Я вообще-то
ненадолго планировал.
– А как я могу помочь с ее алиби? Мы редко встречаемся, и я совершенно
ничего не знаю о ее жизни.
– Отнюдь, – оживился опер, – Подозреваемая Киреева…
Надежда вздрогнула.
– Подозреваемая гражданка Киреева уверяет, что вчера вечером
приезжала к вам и гостила довольно долго. Вы это можете подтвердить,
гражданка Киреева?
Надежда несколько запуталась в «гражданках Киреевых», и механически
кивнула, соглашаясь.
– И во сколько это было, можете уточнить? – продолжал работать опер.
– Конечно. В половине восьмого она была уже здесь. Это могут
подтвердить соседи через стенку. У Инессы Николаевны голос очень…
пронзительный. Кстати, мы по телефону с ней еще разговаривали до того, как
ей приехать. Это алиби?
– Не совсем, – задумчиво проговорил лейтенант.
– Почему? На какое, собственно, время ей алиби нужно?
– Убийство девушки произошло около семи часов вечера. Чисто
гипотетически ваша родственница могла зарезать потерпевшую и потом
приехать к вам пить чай.
– Глупости. Мы же с ней по телефону в это время говорили. Я в семь
вечера как раз от мужа пришла, он у меня сейчас в больнице.
– А звонила она вам откуда?
– Из дома, конечно. А какое это имеет значение?
Опер завис, соображая.
– Иными словами, за тридцать минут ей удалось добраться к вам с улицы
Плещеева? Она же на Плещеева живет, так?
Надя молчала. Помедлив ответила:
– Возможно, я ошиблась со временем. Возможно, я пришла домой
раньше. Вчера был такой суматошный день…
– Так это же легко проверить! – с деланным добродушием воскликнул
лейтенант. – Ваш мобильничек можно?
– А она мне, кажется, на домашний звонила… – замялась Надежда. – И
сунула я куда-то мобильник…
– Гражданка Киреева, – сдвинул брови лейтенант, – сумочку свою
проверьте. Или это мне проделать?
Надежда со вздохом приподнялась со стула и отправилась в прихожую.
Опер потащился за ней. Вот зараза.
– Ну вот, – произнес он удовлетворенно, понажимав на кнопочки ее
«Нокии», – вот он этот звоночек, видите? В девятнадцать ноль семь она вам
позвонила. Алиби, значит, отсутствует.
Лейтенант остался доволен разговором.
И вот Надежда – нет. Сидит теперь в супружеской спальне и не может
собрать мысли в кучку.
Вляпалась, выходит, Инка, доигралась. «Зато теперь она будет молодеть,
– со злой иронией подумала Надежда, – неуклонно и с положительной
динамикой. Получается, что не вляпалась она вовсе, а добилась своего».
Приоткрыл дверь спальни и просунул голову Андрей.
– Приветик, ма. А кто это к нам приходил? А есть чего пожевать?
– Котлетки будешь? Иди, мой руки.
– Зачем это? – привычно дурачился Андрюха.
Надя устало улыбнулась. Вспомнила его маленького. Крошечного, только
из роддома. Орущего и беспомощного. И себя, беспомощную и чуть не
плачущую. Она ничего не умела с этими младенцами. И мамы не было рядом.
И никого. Усталость и недосып тогда были не самым страшным ужасом.
Настоящим ужасом был беспомощный и орущий Андрейка. Как пеленать, как
купать, как все остальное? И когда? И как все успеть?
На второй день этого кошмара в квартиру без звонка ввалилась Инесса.