Страница 13 из 63
щеколду. Она проверила запоры и прошла в спальню. Плюхнулась в кресло.
Как была в твидовой «двойке», так и плюхнулась. Есть расхотелось. Нужно
Андрюху накормить. Иначе он за своим компьютером до трех утра просидит, а
потом примется потрошить холодильник, пальцами выуживая со сковороды
холодные котлеты.
Но Надя не пошла в комнату сына. Ей хотелось подумать. Сейчас она
посидит минуточку, соберет мысли в кучку, а потом уж приступит к
обязанностям. Ужином займется, стиркой, глажкой, уборкой… Хорошо, что
уроки проверять уже не нужно.
Опер пожаловал всего минут через пять после того, как Надежда пришла
с работы. Она только и успела, что скинуть сапоги и повесить в шкаф дубленку.
Видимо, поджидал ее в засаде, прячась в подъезде напротив или сидя в каком-
нибудь невзрачном авто.
Он позвонил, она спросила через дверь: «Кто?»
Он сказал, что он из полиции, она сказала: «Вызывайте повесткой». Угу, я
сейчас тебя впущу, а ты окажешься маньяком или грабителем.
Он сказал: «Надежда Михайловна, а вы позвоните в отделение, вам
подтвердят».
Она спросила: «Фильм «Рожденные революцией» смотрели?»
Он вздохнул тяжело. Похоже, смотрел.
«Значит, мое удостоверение вас тоже не убедит?» – даже не спросил, а
как бы констатировал опер. Надежда хмыкнула. Да в любом переходе метро…
Тем более, что дверь на цепочку она открывать не станет. Знаем мы эти
бокорезы из легированной стали.
Она не ждала полицию, не вызывала неотложку и не заказывала пиццу
на дом. Зачем же ей тогда открывать дверь своей квартиры? Даже если
Андрейка дома?.. Она откроет для одного опера, а ввалятся четверо
головорезов. Рисковать жизнью сына она не желала. Да и своей, кстати, тоже.
Но опер, набрав побольше воздуха в легкие, реванул в голос на радость
соседям: «Инесса Николаевна Киреева вам кем приходится?», и Надя открыла.
Не потому, что разволновалась из-за Инессы, а просто поняла, что он и вправду
из полиции, и еще ей немного стало беспокойно. Из-за Инессы.
Вчера, когда после тяжких выяснений, вылившихся в вульгарный бабий
скандал, Надежде удалось ее вытолкать на лестничную площадку, Инка
отправилась домой даже более взбешенной, чем явилась к ней на разборку.
Скандал не принес ей ни облегчения, ни каких-либо практических результатов,
если она на них вообще рассчитывала. Только сорванные голосовые связки.
И вот оперуполномоченный по ее душу. Может, пришила Инка какого-
нибудь несчастного гастарбайтера-таджика, когда вчера вечером, кипя злобой,
возвращалась в свое Бибирево? Или руки на себя наложила, а в записке
предсмертной написала, что довела ее до этого страшного дела братова жена?
Надежда почти угадала. Но поверить во все захотела не сразу. Инка,
конечно, зараза, но все же своя. Со своими такое не происходит. Только с
чужими и только в кино.
Опер Кутузов Сергей Михайлович, тридцати четырех лет от роду,
сотрудник районного ОВД и лейтенант, хотел лишь задать Надежде свои
вопросы и получить на них ответы, по возможности – подробные и правдивые.
Но, на минуточку, этот фокус может пройти с кем угодно, но только не с
Киреевой Надей. «Вопросы здесь задаю я», – подумала Надежда, и он сам не
заметил, как раскололся.
Она узнала, что самоубийство действительно имело место быть, только
не гражданки Киреевой Инессы Николаевны. Инесса как раз жива и
относительно здорова. А покончила собой некая Шевчук Галина Васильевна,
практикующий психотерапевт и хозяйка какого-то там оздоровительного центра,
интерьер которого сильно смахивал на кружок детского творчества и лавку
ужасов одновременно.
Обнаружили труп сотрудники санитарно-гигиенической службы,
проводившие в закоулках бизнес-центра операцию по зачистке. Труп едва
заметно покачивался, подвешенный на веревке в мрачном помещении, которое
опрошенные пациентки Шевчук почему-то называли учебным классом. Но эта
веревка не была принесена самоубийцей специально и заранее, а была
принадлежностью здешнего интерьера, наряду со склянками, где плавали в
формалине синеватые трупики инопланетян, и хрустальными штофами,
наполненными чем-то рубиновым и вязким.
Как показал опрос, данная веревка являла собой некий символический
атрибут, служащий процессу психического оздоровления, но что именно атрибут
символизировал и как, собственно, был призван оздоравливать психику,
опрашиваемые отвечали сбивчиво и невнятно.
Веревка имела вид несколько нарочитый, была толстой и ослепительно
белой и крепилась к потолку посредством массивного готического крюка.
Свисающий ее конец был завязан в скользящую петлю, хищно поджидающую
своего висельника. Выходит, не напрасно поджидала. А рядом колесиками
кверху валялся стул, надежный помощник самоубийц-удавленников.
Было также установлено, что «оздоравливались» у нее только женщины
и только женщины старшего возраста — пред- и постпенсионного. И все они
ходили сюда, чтобы получить прививку от старости. Казалось бы, ну и что?
А то, что Галина Шевчук не являлась дипломированным
законопослушным геронтологом, активно предлагающим своим подопечным
вести здоровый образ жизни и под шумок втюхивающим им дорогие средства,
которые лекарственными не являются, вряд ли помогут, но точно не повредят.
Галина Шевчук сумела привлечь в свой центр немалое число паникующих
в виду надвигающейся старости женщин, успешно спекулируя на выдуманной
ею аксиоме, суть которой состояла в том, что старение женского организма
излечимо, обратимо и приговором не является. Надо заметить, что подобные
демагогии отнюдь не новы. Однако средства, которыми Галина Васильевна
предлагала воспользоваться желающим заняться проблемой своей старости
вплотную, позволили ей получать неплохие дивиденды.
Кстати сказать, предлагаемые приемы самоисцеления пациентки
воспринимали благосклонно и с энтузиазмом, поскольку те казались им
справедливыми и вполне логичными. Это дополнительно укрепляло стареющих
дам во мнении, что данная методика верна и на практике должна сработать.
Справедливость методики Шевчук состояла в том, что дефицит
молодости можно восполнить, отобрав некую часть «жизненной силы» у того,
кто располагает ею в избытке. То есть, у более молодого и сильного существа.
Но как это сделать? Элементарно, гениально, просто! Если существо
испытает внезапный испуг, то произойдет спонтанный и неконтролируемый
выброс той самой тонкоматериальной субстанции, которая так необходима для
инициации выздоровления от любой самой тяжелой болезни, в том числе и от
старости. Эманация должна быть тут же уловлена, поглощена и усвоена
нуждающейся стороной.
Более всего в качестве донора, по учению покойной Шевчук, подходит
девица в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет, у которой этой
субстанции хватит на четверых. Девица, естественно, не в физиологическом
смысле, а всего лишь в возрастном. Где сейчас найдешь в восемнадцать лет
«девицу»? В сибирском скиту?
Алгоритм процедуры прост: приблизься, напугай, поглоти, уходи. И
молодей. Та, которую напугала, все равно скоро все забудет и заживет обычной
жизнью. Вполне гуманно и даже изящно. На худой конец, потянет на мелкое
хулиганство, да что со старой женщины возьмешь?
Но не все так складно.
В предсмертной записке, которую оставила Шевчук, она признается, что в
приватных беседах с пациентками советовала им не просто лаять в ухо ничего
не подозревающей выходящей из-за угла девахе, а воздействовать физически,
иными словами – наносить жертве раны, пустяшные, но внезапно. И затем
развивала мысль далее, намекая, что при умерщвлении «донора» выброс