Ты проснешься

Только что знал, а вот теперь уже не знает.

Первое, что он почувствовал, когда услышал от Катерины ее хамскую тираду, был лютый гнев и жгучее желание вмазать сволочной девице открытой ладонью по лицу, хотя женщин он никогда не бил. Хорошо, что сдержался. И хорошо, что заперли его автомобиль, успел очухаться.

«Ты бы лучше на себя злился, не на нее...» Но, конечно, считать себя оскорбленным в высоких чувствах куда как приятнее. Катя ведь просто высказала ему то, на что он сам рассчитывал и чего хотел. Высказанное вслух звучало несимпатично. Высказанное вслух девушкой, с которой именно так он и намеревался поступить.

Как – так? А подло, вот как. Потому и взбесился, что угадала она, почувствовала, поняла. И он тут же: да как она смеет меня в подлости подозревать?!

А ты и есть подлец, братец, первостатейный. Мало тебе, между прочим, чтобы все по-твоему было – она же согласилась, – так тебе надобно еще, чтобы думала о тебе девушка при этом, как о безупречном герое, а в случае разрыва лишь себя ругала бы за несовершенства. А за что ей пришлось бы себя ругать, Демидов бы подсказал. «Скучно что-то с тобой, девочка, пресно и неинтересно. Извини».

Ну вот, собственно, и все. Ты трус, Демидов, хотя и подлец.

Так сидел он, уставившись в лобовое стекло, а потом, коротко выдохнув, повернул ключ, вывернул резко руль и поехал. Он знал, где живет его Катя, и знал, что теперь ей скажет.

Подойдя к Катиному подъезду, Демидов остановился под козырьком, намереваясь  подождать кого-нибудь из жильцов, чтобы следом за ним проникнуть внутрь. Конечно, можно набрать номер квартиры, чтобы Катя сама впустила его, но он не был уверен, что впустит. А с лестничной клетки впустит, если он пообещает учинить шум, на который выскочат все соседи. Главное, оказаться в квартире. Это сейчас главное. Именно сегодня. Иначе он ее потеряет.

Потоптался на месте в двух метрах от металлической подъездной двери, держа в руках незажженную сигарету. Вот и жилец, милости просим. Жилец вылез из раздолбанной «Ауди», но отошел не сразу, а сунув голову в распахнутую дверь, секунд десять изливал нежные слова, обращенные кому-то, сидящему внутри. Демидов решил, что это все-таки не тутошний, а так, на минутку к кому-то в гости заскочил, впрочем, без разницы, лишь бы дверь в подъезд открылась.

Когда водитель «Ауди» пружинистой походкой подошел вплотную, Демидов увидел, что умильного выражения на его лице уже нет, а сменилось оно нагловатой ухмылкой, хотя и не совсем уверенной. «Заводит себя, – решил про него Демидов, наблюдая, как мужик достает из кармана связку ключей и прикладывает магнитный к панели домофона. – А я, однако, ошибся. Крендель абориген». Абориген остался дожидаться лифта, ну а Демидов неторопливо отправился пешком, так как информацией насчет этажа не располагал.

Искомая дверь обнаружилась на третьем этаже, и Демидов успел заметить, кто именно открыл ее ключом и, распахнув настежь, вошел внутрь.

– Это тут твой бывший выступал? – очень равнодушно поинтересовался Демидов.

– Ну, – ответила бесцветным голосом Катя.

– Учились вместе?

– Да. Почти. В одном институте.

– Выходит, интересы у вас общие были?

– В какой-то степени.

– А разошлись-то чего? Вроде бы вам было с ним о чем поговорить.

– Разошлись по другой причине. А это ты к чему?

– Это я к твоему выступлению на ступеньках метро. Помнишь такое? Часа два назад оно состоялось.

– Ну. Помню, – и Катины щеки зарделись. – И другое помню. Ты сказал, что должен подумать. Подумал уже?

Катя подошла к плите, привычным движением повернула рычаг на газовой трубе, зажгла конфорку. Решила предложить гостю чая. Проявить вежливость.

– Что это за порнография? – возмутился Демидов.

– Где? – вяло спросила Катерина.

– Да вот только что, вентиль зачем переключала?

– А. Не обращай внимания. Плиту нужно менять. Значит, ты стоял под дверью и радостно слушал наш скандал?

Демидов подошел очень близко и сказал:

– Ваш скандал длился меньше минуты. Я просто ничего не успел сообразить. Но если хочешь, я набью ему морду. Хочешь? Я никого просить не буду, сам сделаю.

– Выходит, ты крутой? Возможно, даже каратист? Или боксер?

– Боксер?! Боксеры у нас плачут! Я регбист, Катя! Знаешь, что такое регби?

– Я мало что о тебе знаю. Только на регбиста ты мало похож.

– Почему? – удивился Демидов.

– А где шрамы, сломанный нос и выбитые зубы?..

Демидов машинально потрогал нос.

– Я очень хотел в секцию бокса записаться, а мама не пускала. Я тогда в школе учился, в девятом. Говорила тоже, что жестокий спорт, морды квасят, сотрясение мозга, ну и так далее. Я ей говорю: «Американским футболом можно заниматься?» Она разрешила. Футбол – это же тебе не мордобой, почти никакого риска. Если только голеностоп вывихнешь или ушибешь колено. Я ее на матчи не приглашал, чтобы не пугать. А в начале девяностых спортклуб развалился, так моя карьера регбиста и закончилась.

– И как ты потом? – негромко спросила Катя, выставляя на стол чашки.

– Закончил институт, МАИ. Работы нет, денег нет, живем вдвоем на мамины медсестринские. Вокруг хрень непонятная творится: умирающие заводы, институты проектные, туда идти смысла нет, масса мелких кооперативов по пошиву барахла, ларьки с жевательной резинкой и «Сникерсами», в новостях страшилки про рэкет. И куда?.. Но случай помог. Соседка обратилась с просьбой. Ее приятель собрался в Турцию за шмотьем, но что-то там у него случилось по здоровью, не помню уже сейчас, что именно, но не успевал он вовремя смотаться за загранпаспортом в ОВИР. И ей некогда. Вот ко мне и обратились. Помог по-соседски, даже денег брать не стал, все равно же дома сижу, тоскую. Он, правда, мне костюм спортивный потом привез, отблагодарил. Хотя неизвестно еще, кто кого благодарить должен. Я понял тогда, как много занятых людей нуждается в простой услуге, и дал объявление в газетку «Из рук в руки». Она в то время, кажется, вообще, единственная в этом смысле была. Начал заниматься загранпаспортами, визами, потом кто-то попросил гостиницу в Праге забронировать, потом билет на самолет до Афин заказать. Так мой бизнес и начался.

Олег умолк, посмотрел серьезными невеселыми глазами на Катю и решился. Он так и продолжал стоять посреди ее не слишком большой кухни – в распахнутой куртке, с шарфом выбившимся наружу, сунув руки в карманы дорогих брюк.

– К тому времени я уже в первый раз развелся. Поженились мы с Каринкой после третьего курса, жили у меня. У нас с мамой двушка в то время была. Мама на дежурства часто уходила, а у нас компашка с портвейном. Всей группой закатывались. Гитара, магнитофон и макароны с кетчупом. Изменяла она мне со всеми моими приятелями. Я ее прогнал через год. Второй раз женился, когда бизнес уже развернул. Любаша хорошая хозяйка была и с друзьями моими не кокетничала. Зато денежки притыривать стала. Нечаянно наткнулся на сберкнижку. Не было в то время карточек, она сберкнижку завела. Сама Люба не работала, как ты понимаешь, но в расходах я ее не ограничивал, были бабки, чего ж мелочиться? Противно мне стало, я и развелся. Она мне что-то объяснить пыталась, что на подарок мне копила, хотела сюрприз мне сделать, только неубедительно все это. Когда копишь на подарок, не открываешь счет. Да и к какому юбилею подарок она хотела мне сделать, если почти три года ежемесячно нехилые суммы вносила? Вот с этой сберкнижкой я ее и выпроводил назад в славный город Саратов.

Замолчал, собираясь с духом.

– Понимаешь ли, Катя, если мужик решает жениться, он своей женщине доверяется. Он вынужден ей довериться. Комплексы, страхи, слабости и так далее. То, что обычно прячет от всех и никому, даже другу, не показывает, и даже матери. И значит, будет он перед молодой женой голенький, страшненький и абсолютно уязвимый. Либо он заранее решает жить с ней как со скотиной. Извини. Можешь представить, как страшно вот так довериться? Разве есть гарантии, что эта женщина не будет его потом высмеивать, унижать и дергать за веревочки? Не осудит? Не предаст? А любому мужику, если вменяемый, хочется, чтобы жена его не только хорошо котлеты жарила и не водила шашни с друзьями, но и была всегда на его стороне, что бы по жизни с ним ни случилось. Вот такая большая мужская мечта. Чайку нальешь?