Не погаси огонь...

– Что произошло за это время? Как наши дела? – оторвался он от своих мыслей. – В берлоге с «верблюдами» я даже газет не видел.

– Есть о чем рассказать, – с довольным видом кивнул Серго.

– Перво-наперво: как с ЗОК? Договорились наконец?

– «Мир праху твоему…» Хоть и не могу помянуть покойницу добрым словом. Распалась ЗОК. Самораспустилась, когда примиренцы поняли, что вся сила – в наших руках! – Серго для выразительности сжал кулак. Потом раскрыл лежавшую на столике газету. – Не видели еще? Все проштудировать успеете потом, а сейчас обратите внимание на эту статью.

Это был «Социал-Демократ», 25-й номер. Статья, на которую указал Серго, называлась «Развязка партийного кризиса».

Несколько абзацев были обведены красным карандашом:

«…Теперь, с образованием Российской организационной комиссии (РОК), наступает, явным образом, если не конец кризиса, то, во всяком случае, новый и решительный перелом к лучшему в развитии партии…

Конечно, было бы непростительной наивностью предаваться легковерному оптимизму; трудности предстоят еще гигантские; полицейская травля удесятерилась после опубликования первого русского листка от с.-д. центра; возможно предвидеть долгие и трудные месяцы, новые провалы, новые перерывы в работе. Но главное сделано. Знамя поднято; рабочие кружки по всей России потянулись к нему, и не свалить его теперь никакой контрреволюционной атакой!..»

Серго взял газету и вслух, торжественно прочел заключительные строчки:

– «За работу же, товарищи с.-д. партийцы! Отряхивайте от себя последние остатки связей с несоциал-демократическими течениями и с питающими их, вопреки решениям партии, группками. Сплачивайтесь вокруг РОК, помогайте ей созвать конференцию и укрепить работу на местах. РСДРП пережила тяжкую болезнь: кризис кончается». – И еще выразительней, выделяя каждое слово: – «Да здравствует единая, нелегальная, революционная Российская социал-демократическая рабочая партия!» – Положил газету. – Да здравствует – и победит! По-грузински это одно слово – «гамарджоба»: «здравствуй» и «будь победителем»… Статью Ильич написал, я знаю. Вот как оценил он нашу работу. Можем гордиться. И Захар и Семен. И я. И вы тоже имеете полное право. Теперь понимаете, какую мы махину сдвинули?

Он нагнулся к Антону через столик, понизил голос:

– Сейчас идет очень важное совещание. На него собрались представители всех заграничных большевистских групп. Не только те, кто находится во Франции, – из Бельгии приехали, из Австрии, Германии, Швейцарии. На совещании тоже шел разговор о РОК. – И как бы между прочим: – Кстати, от женевской группы в этом совещании участвует товарищ Ольга.

– Да? – Антон почувствовал, что под веселым взглядом товарища заливается краской, как мальчишка. – Она здесь?..

– Я сказал, что вы должны объявиться с часу на час. Она сказала, что будет очень рада вас видеть.

Он порылся в кармане, достал листок. На белом квадрате круглым почерком было выведено: «Авеню дОрлеан, отель „Бельфорский лев“, комната 17».

– Совсем недалеко от дома, где я жил… – пробормотал Антон.

Он вспомнил: «третий эмигрантский разряд», обеды в студенческой популярке за шестьдесят сантимов и никаких завтраков и ужинов. Вспомнил узкую комнатку с покатым потолком под самой крышей ветхого дома на углу улиц Мадам и Цветов. В тот первый его парижский день хозяйка, когда узнала, что новый постоялец – русский, тут же предупредила: не потерпит песен после полуночи, гостей, когда дом уже спит, бурных споров и бросания окурков из окна. Он клятвенно пообещал, что ничего подобного не случится, и конечно же не сдержал обещания, а хозяйка смирилась… Оттуда до авеню д’Орлеан рукой подать…

– Завтра совещание должно закончиться, – сказал Серго. – Так что вечером сможете к ней заглянуть. – И, не дав собеседнику снова предаться воспоминаниям, перешел к делу: – А как только мы все подготовим, двинете в путь-дорогу.

– Куда, если не секрет?

– В Россию. Вот какая забота: исчез Семен. Будто сквозь землю провалился. Ни слуху ни духу. Запросил товарищей в Питере, Москве, в других городах – не знают. А он нужен здесь позарез. И как член РОК и как делегат конференции. Надо вам разобраться на месте.

– Понятно… – проговорил Антон. – Конечно. Я понимаю.

– Сейчас Надежда Константиновна подбирает надежные адреса в Питере. Но все равно надо быть предельно осторожным. И здесь, в Париже, – никому ни слова!

Он подождал, пока официант поставит на стол тарелки и отойдет, и продолжил:

– Возможно, Семен отсиживается, потому что до сих пор не получил денег, хотя я всю необходимую сумму перевел. Вам в оба конца и ему на обратную дорогу выкроим. Что с ним стряслось? Неужели сел? – Тряхнул головой: – Не будем каркать! Скорей возвращайтесь. Вдвоем. Возражения есть? Ну и правильно, бичо, какие могут быть возражения? Только вдвоем!

Они с аппетитом расправились с «большими дурочками» – сардельками размером в две ладони.

– Мне пора. Когда вернетесь в «Отель популяр», загляните в тринадцатый номер. А завтра в полдень жду в редакции «Социал-Демократа».

Добравшись до отеля, Антон нашел комнату под номером 13. Он любил это число. Так же, как любил понедельники. Даже откладывал на эти дни важные дела…

Постучал в дверь номера.

– Заходи!

– Камо! И ты здесь!

Они начали тискать друг друга.

– Здесь, здесь! Груши околачиваю! – в голосе побратима к радости примешивалось раздражение.

– Ну, рассказывай: разоблачил провокатора? Помнишь, ты обещал в Баку.

– А! – как от горького скривился Камо. – Язык мне надо вырвать! – Он отошел на середину комнаты. – Хорошо, тогда не ляпнул, а то позор на всю жизнь! Грешил на хорошего человека, стыд на мою голову!

Он забегал по комнате:

– Не он, совсем не он! А если никого и не было? Может быть, сам я по глупости провалился?

– А другие? – не согласился Антон. – Не-ет…

Подумал: «Вот и он чуть было не ошибся… Как же

искать мне, если вообще нет никакой зацепки?..»

– Что ты теперь думаешь делать?

– Заставляют лечиться, ехать в Брюссель к окулисту, – Камо показал на глаз. – Не могу! Мне надо на Кавказ… – Ссутулился. Глухо выговорил: – Беда у меня.

– Что случилось?

– Сестренки мои… Письмо получил из Тифлиса… Арусяк и Джавоир, обе – в Метехском замке. И Ваню Брагина, который помог мне бежать, тоже схватили… Как же я могу здесь прохлаждаться? – Обнаженная боль сменилась в его голосе гневом: – Вернусь – такое им устрою!

– Ох, буйная головушка!.. – с тревогой посмотрел на друга Антон, понимая, что не найдет таких слов, которые переубедили бы его. – Попадешься – уже ни врачей, ни судейских не обманешь.

– У нас говорят: «Глаза волка делают лису мастером», – мрачно гмыкнул Камо. – И еще говорят: мужчина и умирает мужчиной.

– Ну, знаешь ли!

– А ты бы мог иначе? – поднял он на Антона глаза.

– Не смог бы, – выдержал Путко его взгляд.

– Поэтому ты и брат мне, – открыто сказал Камо и неожиданно широко улыбнулся. – А ты где болтался все эти месяцы?

Они просидели в комнате № 13 допоздна. Рассказывали друг другу обо всем, что было с ними после той ночи на Баилове, возвращались к давнему. И снова вставали перед ними картины и Эриванской площади, окутанной дымом рвущихся бомб; и встреча в Куоккале на даче Леонида Борисовича Красина; и чемоданы с оружием, которые везли они к германской границе. И тот страшный час на берлинской Эльзассерштрассе… Сколько общего уже было в их жизни!..

– Приезжай на Кавказ! Мы с тобой такие дела там провернем!..

Ночью Антон долго не мог заснуть. Подмывало уйти в город, до рассвета бродить по переулкам его и закоулкам, наведаться в «чрево Парижа», на центральный рынок, и в рыночной харчевне, вместе с бродягами и полуночниками, отведать достославного лукового супа. Но он чувствовал, что очень устал. Ныли ноги. Когда пробирался в последний раз назад через границу по заснеженному полю, мокрые портянки опять растерли в кровь уже зарубцевавшиеся раны.