Страница 4 из 4
Иван Никифорович встал, прислушался — глухие удары, вздохи, хриплый рык доносились снизу. Чувствуя, как мелкая дрожь, не то от сырости, не то от волнения, зябко схватывает грудь, он повернулся и, не оглядываясь, пошел к домикам.
Утром солнце вышло из воды и тумана так же спокойно, равнодушно, как и в другие дни. Хозяин поднялся на плато, оглядел лежбище.
На плоском камне в полосе прибоя лежал молодой глазастый секач. Его голова была гордо и властно вскинута, он часто, сильно ревел, еще не остыв от ночного боя; на крутой шее его, выпуклой груди и спине алели кровавые, как сабельные удары, раны. Гарем, покорный ему, широко лежал у воды.
Владыки не было. Побежденный, он ушел в море, чтобы уже никогда не вернуться.
Наступила осень. Кайры столкнули со скал своих толстых птенцов, научили их плавать, ловить рыбу и шумно откочевали на юг, в теплые страны. Котики успокоились, жили теперь одним огромным стадом. Секачи перестали драться. Истощенные, они надолго уходили в море — кормились. И только разжиревшие за лето холостяки изредка нападали на отбившихся самок, по их возмущенно окружали другие самки, грызли, прогоняли на «холостяцкий пляж». Черные котики превратились в сеголеток — серых котиков, остроносых, с яркими желтыми полосами у глаз; издали они были похожи на желторотых птенцов.
Стыл воздух над морем, остывали камни острова. Небо то густело, и из его тьмы прямыми струями проливался дождь, то будто разжижалось, и между тучами проглядывала мутная синь.
Рабочие уехали, оставив на заборах потрепанную одежду, ворох раковин и рыбьих костей под навесом кухни, крепкий табачный запах мужского жилья в домиках. Одинокие вялые муравьи ползали по затихшим половицам, на подоконниках, и от этого пустыннее, нескончаемее шумели волны.
Хозяин все так же медленно и озабоченно обходил остров, щурил на ветер глаза, подправлял, подлаживал свой деревянный городок к зиме. В тихие дни он садился на валун у обрыва, смотрел на лежбище. Стадо готовилось к трудному походу на юг. Секачи и самки лениво дремали на прохладном песке, а сеголетки привыкали к воде, ныряли, купались у берега.
Скоро, совсем скоро чуткие ноздри зверей уловят зябкое дыхание льда, и они начнут беспокойно реветь, прощаясь с островом. Сначала уйдут секачи, потом самки и сеголетки. В теплом море они снова соберутся в одно стадо и всю зиму будут плавать, гоняться за рыбой, лежать на воде. Они не выйдут на чужой берег, даже на отмель, пока не вернутся к своему, родному острову — для любви, рождения и умирания.
Какая сила влекла их сюда? Как они находили путь к этим одиноким, холодным камням посреди океана?..
Хозяин уехал последним.
Островок-риф исчез до весны под снегом и льдом.