Страница 72 из 84
— Где? Да у самой обвиняемой! — воскликнул кардинал тоном человека, утверждающего очевидное.
Фрей Хуан покачал головой.
— Она не сдастся, в этом я уверен.
Кирога снова посмотрел ему прямо в лицо, и глаза его сузились.
— Но вы еще не приступали к дознанию, — мягко напомнил он.
Фрей Хуан воздел руки к небу.
— Если я и не прибег к дознанию, — сказал он с раскаянием в голосе, — несмотря на то, что члены трибунала подталкивали меня к этому, то только потому, что был твердо убежден в его тщетности.
— Тщетности?
Удивление кардинала было красноречивее слов. На лице доминиканца мелькнула грустная улыбка.
— Вы не видели этой женщины, ваше высокопреосвященство. У вас не было возможности убедиться в силе ее духа, несгибаемости, решительности. Если правда дает ей силу, — а это вполне возможно в деле о колдовстве — то как бы палачи ни терзали ее, я не верю, что они вырвут у нее признание. Я долго размышлял об этом, ваше высокопреосвященство. Моя работа дала мне какое-то знание человеческой природы. В некоторых мужчинах и женщинах экзальтация вызывает отрешенность духа, и они не ощущают собственной плоти, а потому не чувствуют боли. Мне кажется, обвиняемая из этой породы. Если она невиновна в колдовстве, осознание своей невиновности приведет ее в состояние экзальтации. — Доминиканец помедлил, потом заключил. — Если мы не откажемся от обвинения в колдовстве, нам, вероятно, придется прибегнуть к пыткам. Но если мы потерпим неудачу, в каком положении окажется дон Педро де Мендоса?
Генеральный инквизитор тяжело опустился в кресло. Голова его поникла, и он прошептал сквозь стиснутые зубы:
— Черт бы побрал дурака, сам себя выставил в таком виде, — и добавил с еще большей горячностью. — И черт бы побрал этого Фрея Луиса Сальседо: мог бы и не проявлять излишнего рвения.
— Фрей Луис действовал в меру своих возможностей и руководствовался лишь чувством долга. Он в своем праве, ваше высокопреосвященство.
— Но все же он действовал опрометчиво. Вы все поняли, вас беспокоит эта история. Не следовало предъявлять подобное обвинение, не посоветовавшись со мной. Обвинение в колдовстве всегда трудно доказуемо.
— Но если бы мы не предъявили ей этого обвинения, как выглядело бы дело дона Педро?
Кардинал поднял руки и с силой хлопнул ими по подлокотникам.
— Да, да, вот так мы и раскачиваемся, вроде маятника, — туда, сюда. Замкнутый круг. Либо мы осудим англичанку за то, что она околдовала моего племянника, либо дон Педро виновен в преступлении, за которое инквизиция карает смертью с конфискацией имущества. А вы мне толкуете, что женщину нельзя обвинить в колдовстве.
— Это мое твердое убеждение.
Кардинал медленно встал. Глубокая морщина залегла у него на переносице, красивые, широко поставленные глаза были задумчивы. Он медленно прошелся взад и вперед по комнате, уронив голову на грудь; некоторое время слышался лишь тихий звук его шагов по деревянному мозаичному полу да шорох пурпурной шелковой мантии.
Наконец он снова остановился перед доминиканцем. Кардинал смотрел на него невидящими глазами, настолько он был погружен в себя. Красивая рука, на которой сверкал холодным пламенем сапфир, рассеянно касалась широкого, украшенного драгоценными камнями креста на груди. Его полные губы наконец разомкнулись. Он говорил неторопливо и спокойно.
— Я полагаю, выход из весьма затруднительного положения все же есть. Я и сейчас не решаюсь на нем настаивать: он может показаться не совсем легитимным, учитывая законы, властвующие над нами. — Он прервал свою мысль вопросом. — Верите ли вы, Фрей Хуан, в то, что цель оправдывает средства?
— Так утверждают иезуиты, — нехотя сказал доминиканец.
— Наш случай — пример того, что иногда они рассуждают правильно. Подумайте о моем племяннике. Он служил Господу и Вере так же верно, как королю. По воле Господа и короля он принял на себя командование кораблем. Дон Педро стал членом третьего мирского ордена доминиканцев, будучи по природе своей человеком набожным и богобоязненным. Памятуя обо всем этом, разве мы не вправе утверждать, что он не способен на преступления против Веры, в коих его обвиняют? Но, возможно, он — жертва, его сбили с правильного пути? Мы еще подумаем, какая сила увлекла его — черная магия, как доказывает Фрей Луис Сальседо, или же предложенная вами альтернатива — простая и естественная магия природы. Сейчас мы можем утверждать лишь одно — какая-то сила на него воздействовала. В этом вы, допрашивавший и дона Педро, и эту английскую леди, надеюсь, не сомневаетесь.
— Нисколько, — тотчас искренне ответил Фрей Хуан.
— В таком случае, мы не погрешим против своей совести, не поступимся долгом, если изменим обычный ход судебной процедуры. Естественно надо было бы сначала проанализировать обвинение, выдвинутое против этой женщины, а уж потом определить, на каком основании выносить приговор дону Педро. Но поскольку и ум, и сердце подсказали нам эти основания, быть может, следует, игнорируя формальности, вынести приговор дону Педро по обвинению, сформулированному Фреем Луисом Сальседо? Оно всходит из того, что дон Педро был околдован и не отвечает за свое поступки. В таком случае инквизиция довольствуется наложением на обвиняемого епитимьи. Он должен будет искупить свой грех публично на аутодафе в следующий четверг. Таким образом, он очистится от греха до того, как снова возобновится слушание дела обвиняемой. Если обвинение в колдовстве отпадает в силу своей недоказуемости, и основанием для приговора останется лишь обвинение в ереси, будет поздно вновь возбуждать дело против дона Педро.
Кардинал замолчал, и испытующе посмотрел в лицо упрямому инквизитору.
Фрей Хуан был по-прежнему строг, бесстрастен и заговорил не сразу.
— Эта мысль и мне приходила в голову.
Глаза кардинала оживились. Он положил руку на плечо доминиканца и стиснул его.
— Ах, приходила! Тогда почему же. — Кардинал осекся.
Фрей Хуан медленно покачал головой и вздохнул.
— Если речь идет о Вере, то никогда не поздно снова возбудить дело против обвиняемого, надо только доказать, что он совершил преступление более тяжкое, чем то, за которое был осужден.